Владимир Шитов - Собор без крестов - 2
От руководства предприятиями, принадлежащими его семейству, Лесник давно самоустранился, взвалив это бремя на плечи своих сыновей.
В свои шестьдесят девять лет он был еще подвижным, физически здоровым мужчиной, и если бы у него не было взрослых детей, то ему, как волу, пришлось бы тянуть на себе всю тяжесть и ответственность по руководству корпорацией «Гончаров-Шмаков и сыновья». И можно было не сомневаться, что справлялся бы он с этим успешно.
Еще недавно он временами подключался к общей работе, но только в том случае, когда сыновья обращались к нему за помощью. Раньше таких обращений было много, но с каждым годом их число заметно уменьшалось, так что последние пару лет он иногда даже скучал от безделья.
Чтобы отец чувствовал, что они по-прежнему нуждаются в его советах, Константин и Антон пошли на хитрость и зачастили в дом отца с вопросами, ответы на которые знали сами. Но Леснику их хитрость разгадать не составило особого труда. Он им жестко заявил, что они сами в силах разобраться в таких пустяках и чтобы впредь из-за этих глупостей не смели его беспокоить.
Как и несколько десятков лет назад, Лесник продолжал жить двойной жизнью. С одной стороны, он был преуспевающим капиталистом, а с другой стороны, у него хранилась касса общака. Только как у настоящего капиталиста, она работала на него, давая приличную прибыль. Хранить ее в каком-то тайнике Лесник считал неоправданной глупостью. Деньги всегда должны делать деньги.
Совершив в соборе покаяние священнослужителю и получив от него отпущение грехов, Лесник решил как можно меньше грешить в жизни. Даже тогда, когда его тяжело ранил Беспредел, ударив ножом в живот, и то, преодолевая большой соблазн отомстить обидчику с помощью Душмана, он отказался от мести и предоставил ему возможность мучиться жизнью бродяги и умереть в старости на какой- нибудь городской свалке в грязи. Может быть, для беспредела это было самым страшным наказанием.
Несмотря на то, что Лесник давно уже не совершал никаких преступлений, воровской мир продолжал считать его своим человеком, уважаемым авторитетом, к мнению которого все должны прислушиваться.
В узком кругу воров-рецидивистов знали, что именно Лесник стал той ниточкой, которая впоследствии превратилась в крепкую цепь, соединившую мощные воровские группировки России и Америки.
В настоящее время Лесник чем-то походил на уснувший вулкан, который никого не беспокоил и ничем опасным не угрожал. Но как проснувшийся вулкан, так и рассерженный Лесник могли причинить другим много вреда. Последние годы психику Лесника практически никто не «колебал». Он был слишком важной фигурой в преступном мире, чтобы кто-то посмел попытаться сделать ему больно. Вся его жизнь строилась по жестким принципам, и попирать их никому извне не дозволялось. И не стоило бы завидовать тому индивидууму, который посмел бы решиться обидеть Лесника. Будучи по натуре взрывным, импульсивным, несмотря на свой преклонный возраст, он и сейчас мог еще много наломать дров, позабыв и о своем покаянии, и о данном обете. Потом, конечно, он бы глубоко сожалел о содеянном, но раскаяние по поводу совершенных им противоправных действий к нему приходило, как и у всех людей, слишком поздно.
После смерти Лапы и его сожительницы Марии Ильиничны, согласно завещанию умершего медвежатника, Лесник стал наследником не только капитала, вложенного в кислородный завод, но и всей другой недвижимости, которая у Лапы имелась в Геленджике.
В доставшийся по наследству особняк квартирантов-отпускников больше не пускали. С недавних пор здесь жил сам Лесник со своим многочисленным семейством, прислугой и телохранителями.
Каждое лето Константин и Антон с женами и детьми, Наташа с мужем прилетали сюда, чтобы проведать родителей и отдохнуть, позагорать на песчаном берегу моря, покупаться в нем.
Приезжали они в родительский дом летом в разные месяцы, поэтому для Лесника и его супруги Альбины Илларионовны эти дни были насыщены праздниками встреч и приятным времяпрепровождением.
Дед с бабушкой уделяли внимание внукам, невесткам, зятю намного больше, чем родным детям. Такое отношение к близким трудно объяснить, но каждый сможет его понять и почувствовать, когда сам окажется в положении дедушки или бабушки.
За три года до описываемых в романе событий Константин, прибывший с Регитой в гости к родителям, после нескольких дней отдыха завел с отцом серьезный разговор. Данной беседе предшествовали долгие размышления старшего сына Лесника. Из всех его детей Константин был единственным, кто видел и помнил, как судили отца, как после приговора его в наручниках посадили в «воронок» работники милиции и увезли в загадочную и непонятную для маленького ребенка неизвестность.
Для Константина не являлось секретом, каким образом возник первоначальный семейный капитал. Он знал, его отец был медвежатником. Как многие дети, стремящиеся заняться тем или иным видом спорта, он загорелся желанием освоить эту сложнейшую воровскую профессию. Он понимал, сколь редкой и престижной она считается в преступном мире.
— Отец, как ты смотришь на то, что я попытаюсь приобрести еще новые знания? — приступил издалека к беседе с отцом Константин.
— Ты хочешь сказать, что с двумя дипломами и многолетней практикой все-таки местами пробуксовываешь на работе?
— Нет, у меня все путем, но знания человеку, по-моему, никогда не мешали.
— В этой части ты прав. Где и чему ты теперь пожелал учиться?
— У тебя. Научи меня своему ремеслу.
— Какому?
— Медвежатника.
— Ничего себе толчки на старости лет приходится получать от сына!
— А что я тебе такого плохого сказал?
— С какой стати тебе в голову пришла эта блажь?
— Ты же сам недавно говорил, что лишние знания никому не помешают.
— И сейчас могу это повторить, но только не такие, какие ты хочешь получить от меня.
— Почему?
— С полученными от меня знаниями и проявившимся желанием применить их на практике, ты можешь загудеть к хозяину, а этого мне очень не хочется.
— Я не собираюсь сидеть в тюрьме. Мыс Регитой прекрасно обеспечены, на кражу денег или драгоценностей из чужого сейфа меня совершенно не тянет.
— Тогда зачем тебе наука медвежатника?
— Твое ремесло не должно пропасть после твоей смерти. Я его сохраню и передам дальше своему сыну.
— А ему оно на кой черт?
— Чтобы он передал его твоему правнуку, которого еще нет. Тоже для сохранения. Но жизнь, как ты говоришь, сложная штука. Смотришь, для кого-то из нашего рода твое ремесло окажется не только любопытной семейной реликвией, которую следует передать дальше по наследству, но и единственным способом спасения.
Задумавшись над словами сына, после минутного молчания Лесник решил кое-что уточнить:
— Ты мне обещаешь, что полученные от меня знания воровской профессии тебе не захочется применить на практике?
— Отец, разве когда-нибудь я тебя обманывал? Такого не было и не будет.
— В этой части ты у меня молоток, — по-родительски ласково похлопав сына по плечу, согласился Лесник.
— Ну, и каким будет твое решение?
— Насчет передачи моих знаний потомкам, как ты сказал, мысль толковая. Но вдруг тебе все же вздумается дурью маяться, вдруг ты начнешь колоть сейфы, как грецкие орехи, для развлечения, пока менты или копы тебя не залакшают?
— Такой вариант я полностью исключаю.
— Почему?
— У меня сейчас в жизни есть все. Подумай сам, зачем мне идти на преступление? От добра добра не ищут.
— Если бы ты и завтра рассуждал, как сегодня!
— Ты моему слову веришь, отец?
— Верю.
— Так вот, я даю тебе честное слово, что если даже и возникнет необходимость в использовании твоей профессии на практике, то я все равно не стану ее применять без твоего согласия.
— Я тебе, Костик, верю! — Так ласково тридцатичетырехлетнего руководителя солидной фирмы, кроме родителей, не звал никто. Константину Викторовичу было приятно, что родители по-прежнему считают его ребенком, нуждающимся в их покровительстве, нравоучениях, а поэтому даже не пытался доказывать им обратное. — Ну что ж, на таких условиях я согласен передать тебе свои знания, — задумчиво сообщил Лесник свое решение сыну, как бы еще окончательно не определившись.