Бессмертный эшелон - Сергей Иванович Зверев
Только под утро Гордею Ивановичу удалось задремать. Его подчиненный, лейтенант Алексей Соколов, наоборот, провалился в крепкий сон, едва лишь он с экипажем оказался в старой цирюльне, где на полу, на подоконниках, на импровизированных лежанках из брезента спали танкисты. Утром его растолкал Белогородько и всучил танковые карточки:
– Не стал тебя вчера мучить, лейтенант, сам сделал. Ваш квадрат Б12. Давай торопись, через час построение, и на марш. Твой взвод – Тенкель на танке номер четыреста, Назимов на четыреста пятом, ну и ты на семерке.
– Я с Тенкелем в машине, у него некомплект и все молодые.
– Как знаешь, лейтенант, я тебя командирству учить не буду. По мне, так ты ротный отличный, Гордей уж слишком осторожничает, пока в бою не проверит, не дает в подчинение роту.
– Правильно делает, жизнями людей рисковать нельзя, – Соколов кивнул и углубился в изучение карточки. Лейтенант покрутил головой, нашел среди сонной толпы бойцов, что выстроились в очередь к котелку с кипящей водой, Марка. – Рядовой Тенкель!
Тот, зажав горячую кружку с кипятком пилоткой, бросился к командиру.
– Марк, сегодня с тобой в одной машине идем в атаку. Карточку огня отделения изучали?
– Так точно!
– Тогда держи, давай расшифруй, куда нам вставать и куда стрелять, – Соколов отдал парню коричневую бумажную осьмушку с условной схемой, начерченной грифельным карандашом.
Марк всмотрелся в линии и цифры, которые замеряла разведка с помощью башенного угломера:
– Ну вот наша позиция, это положение противника двойными линиями обозначено. Мы двигаемся в сторону зенитной установки, ведем огонь по целям шесть, семнадцать, двадцать три, четыре это огневые точки, пулеметные гнезда фрицев и гранатометы. Когда достигнем сближения до восьмисот метров, открываем огонь. Верно?
– Молодец. Где дополнительный сектор обстрела?
– Вот он, прерывистой линией указан, по левому флангу, тридцать градусов от ориентира «высота 3.16».
– Отлично, обрати внимание на поля невидимости с двух сторон от позиций, эта территория будет для нас непросматриваемой, она закрыта для прицельного огня, но тут будут соседи – дивизия пехоты. Нужно, чтобы ты их с противником не перепутал и не послал туда снаряд. Ты уже видел, от дыма, от огня на поле видимость становится низкой. Непонятно, куда стрелять, куда бежать или направлять машину. Поэтому действуешь по схеме на карточке и моим указаниям, понял?
– Так точно, товарищ командир! Я обещаю, буду в оба уха слушать!
Лейтенант заглянул в глаза Марку:
– Помни, Марк, каждый твой приказ как командира отделения – это жизни твоих ребят в танке, жизни твоих однополчан, жизни блокадников, которых мы должны освободить.
– Я помню! – Парень скрипнул зубами при мысли о Софе и Миньке, для которых каждый час ожидания прорыва блокады мог стать смертельным.
К своим позициям они подходили под шум приказов в эфире на командной частоте.
– Прием всем экипажам! – прозвучал сигнал к атаке. – Метель!
Подвижная группа более чем из пятидесяти Т-34 бросилась вперед, выстроившись в боевую линию. Огонь! Залп за залпом полетели бронебойные снаряды, накрывая взрывами передние окопы немцев. Вверх полетели фонтаны из земли и снега, кусков ДОТов, останков людей. Вдоль линии танков раздалось громкое «В атаку! За Родину!». Сотни пехотинцев с трехлинейками и ППШ поднялись из укрытия и бросились вслед за своим командиром в наступление на врага. В воздухе стоял крик раненых, свист пуль, грохот минометов.
– Семерка, семерка, ориентир – сухое дерево, там пулемет косит. Туда фугас! – Соколов прильнул к раме панорамы, высматривая в черном дыму цели для огня.
Выстрел! Вражеский пулемет смолк, его смертельные очереди перестали простреливать поле, и советские солдаты поднялись из ямок и воронок, полных снега, и снова пошли с трехлинейками наперевес в бой.
– Марк, бей, бей, быстрее, ребята, – лейтенант подгонял молодых танкистов, башнера и заряжающего, выкрикивал команды мехводу: – А ты не гони, медленнее. Мы пехоту прикрываем, она за танками идет!
Взрыв, фонтан огненных брызг поднялся прямо перед танковыми гусеницами, от ударной волны они еле удержались на своих местах. Танк закачался, заскрипел трансмиссией, башня загудела. Соколов ухватился за ручки наводки приборов, до боли вжался лицом в нарамник, удерживая равновесие.
– Проверить возгорание! – От мысли, что их подбили, его передернуло, но командовать своим взводом он не переставал ни на минуту, продолжал направлять танки, выставлять ориентиры для огня.
– Четыреста пятый, ориентир – холм, туда бронебойный, семерка, левый фланг, огонь по миномету!
Еще один мощный залп сбил с направления движения экипаж Назимова, снаряд попал низко, прошив катки и ленту левой гусеницы. Удар остановил танк, тот беспомощно закрутил орудием, башнер от неожиданности никак не мог понять, откуда стреляет враг.
– Назимов, у вас гусеница пробита! Уходите из машины, уходите, вы на прицеле у зенитки!
Сквозь треск помех прорвался тихий голос с сильным акцентом:
– Есть, командыр!
Жуткий грохот, сноп огня так ударил по левому краю, что у Алексея поплыли черные круги перед глазами. Марк беспомощно застыл с открытым ртом, оглушенный взрывной волной, он еще пытался ухватиться за ручки наводки башни и пушечного дула, но все вокруг плыло перед глазами, а тело не слушалось.
– Четыреста два! Четыреста два! Ответь! Прием! – Соколов, не обращая внимания на саднящее от порохового газа горло, кричал в эфир, но ответом ему была лишь тишина. Он прильнул к визиру башни – так и есть, советский танк с номером 402 полыхал огнем, обволакивая черным дымом все вокруг.
Зенитка ударила еще раз и еще! Снаряд за
