Ложь на крови - Александр Александрович Тамоников

— Хочешь сказать, дуракам везет?

— Ну, иногда и такое бывает. Но пусть он и малахольный, но рассказал-то нам побольше, чем Карякин.

— Что есть, то есть. Значит, Пашенька наш — мразь двуличная. Перед нами строил из себя жертву обстоятельств и злобных немцев, а перед курсантами в разведшколе строил из себя невесть кого.

— Скорее уж, многоликая. Если этот Гусев назвал его артистом.

— Знаешь, меня это не удивляет. Из всех этих пойманных гадов многие так себя ведут. Я, Мишаня, хоть раньше и сталкивался со всякой мелкой шелупонью, вроде лагерных доносчиков или бывших капо, но из них немало таких, как этот Захаров, попадались.

— Да уж, — вздохнул старший лейтенант. — Ну, что, будем третьего допрашивать?

— Давай. Кто знает, может, еще что-то интересное всплывет.

Однако вопреки ожиданиям, третий пойманный диверсант ничего нового и интересного не рассказал. Лишь подтвердил то, что офицеры услышали от двух предыдущих задержанных: да, Юрий был у них инструктором, обучал и строил из себя важную персону.

— Вот так-то, боец, — заметил Дмитрий, когда они уже стояли на улице. — Теперь все козыри у нас и в руках, и в рукавах.

— Будем дожимать Захарова? — спросил Михаил.

— Будем. Но завтра. Сейчас уже вечер. Надо отдохнуть и набраться сил.

— Мне кажется, Захаров будет опять юлить и изворачиваться.

— Обязательно будет, даже не сомневайся. Но ничего, и не таких уделывали.

— Ну, да, чай, не Джордано Бруно.

— А его так же обрабатывали?

— Как я читал, даже хлеще. Католическая церковь с еретиками не церемонилась.

— Да уж, порой их методов не хватает. Особенно с такими, как Захаров.

Здесь парень согласился со своим наставником.

— Ладно, Мишаня, давай-ка по домам. А то у нас завтра дел выше крыши.

— Как скажете, Дмитрий Федорович.

* * *

Утро принесло еще одну приятную новость. Первым ее узнал Юркин и не преминул поделиться ею с Митьковым.

— Ну, Мишаня, — он самодовольно ухмыльнулся, — подтвердились наши с тобой предположения.

— Какие именно? — уточнил старший лейтенант.

— Насчет происхождения Захарова. Ты уж прости меня, дурака старого, что сразу тебе не сказал. В общем, я как узнал про этого Гордеева, сразу решил узнать его биографию. И сегодня пришел ответ.

— Вот как. И что же там?

— Наш Гордеев, он же Захаров, сын кулака. Раскулачили его папашу в тридцатые. И сослали к черту на кулички.

— И поэтому он уехал из Астрахани…

— Естественно. Либо житья ему там не стало с таким-то послужным списком и решил уехать с глаз долой, либо подумал, мол, с другой фамилией жизнь получше будет, но в других краях. Ну, а может, еще какая-то причина была.

— В целом не суть важно.

— В целом да. Мне, кстати, в этом здорово помог твой старый знакомец из комендатуры, Степаныч. Есть у него кое-какие связи, вот он с их помощью и узнал всю подноготную нашего Захарова-Гордеева. Да, Степаныч про тебя спрашивал.

Михаил улыбнулся.

— Зайду к нему как-нибудь.

— Зайди обязательно. Он — мужик славный… Ну, что, боец, приступим. Готов?

— Так точно, товарищ капитан, — бодро доложил парень.

— Ну, тогда вперед и с песней.

Захаров почти не изменился с их предыдущей встречи. Но офицеры и не рассчитывали на то, что он сразу бросится каяться во всех своих грехах. Однако видно было, что арестованный держится в некотором напряжении, которое сразу не бросалось в глаза, но стало заметно в самом начале разговора.

— Ну, гражданин Захаров, — начал капитан. — Или лучше обращаться гражданин Гордеев?

— Да как вам угодно, — пожал плечами собеседник. — Я уж столько лет Захаров. Привык.

— Ладно, — кивнул Дмитрий. — Тогда начнем. Значит, в прошлую нашу встречу ты сказал, что в Поляны немцы тебя сунули для того, чтобы агитировать пленных переходить на их сторону или к Власову. А до этого ты натаскивал диверсантов в филиале Варшавской разведшколы.

— Да, так и есть.

— А расскажи-ка, как ты проводил занятия с бойцами в разведшколе?

— Так же подробно, как и тогда?

— Да.

— Ну, боюсь, очень подробно не получится. Работа была рутинная. Пришел, лекцию прочитал, рассказал, показал… Занятия проводил каждый день. Ну, кроме воскресенья. Да вот, в общем-то, и все.

— А за политпросвет кто у вас отвечал?

— Какой политпросвет?

— Ну, кто вас агитировал? Мол, великая Германия оценит ваши заслуги, не то что клятые большевики, которые одни горести народу причинили, и все в таком духе.

— Ах, это… Был один немец. Вроде бы из прибалтийских, потому что по-русски хорошо говорил. Отто Майнер. Вот он среди курсантов этим вопросом и занимался.

— Отто Майнер, значит… Понятно.

Капитан выдержал паузу. Молчал и Митьков. Захаров посмотрел на офицеров несколько настороженно. Видно было, что тишина его напрягала.

— Товарищ старший лейтенант, — повернулся Юркин к подопечному. — Позвоните следователю, пусть доставят сюда арестованных Карякина, Гусева и Терещенко. Проведем очную ставку.

— Очную ставку? — удивленно посмотрел на него допрашиваемый. — Зачем?

— А затем, Паша, что ты нам тут врешь и не краснеешь.

— Я вам не врал! — возмутился собеседник и даже привстал. — Я рассказал все, как есть.

— Ну-ка, осади, — жестко произнес капитан.

Захаров послушался и опустился обратно на стул.

— Я пошел, — сказал старший лейтенант и встал.

— Погодите! — Арестованный вскочил, кинулся наперерез Михаилу и вцепился ему в рукав гимнастерки. — Зачем нужно проводить очную ставку?

— А затем, гражданин Гордеев, — парень брезгливо отцепил от себя его руку, — чтобы они подтвердили, что политграмоту вам читал не какой-то Отто Майнер, которого, возможно, даже и в помине не было, а вы. Вы рассказывали, как вас большевики обидели, и как вы им покажете, почем фунт лиха, и как вас облагодетельствовал великий рейх.

Последнюю фразу Митьков выдал чисто механически, для красного словца. Но его тирада попала в цель. Захаров брякнулся на стул и обреченно посмотрел себе под ноги.

— Ну, так что, Гордеев, — обратился к нему Дмитрий. — Проводим очную ставку?

— Не надо, — выдохнул собеседник. — Спрашивайте. Я все расскажу.

— Вот это уже другое дело. — Юркин кивнул старшему лейтенанту, и тот вернулся на свое место.

Теперь арестованный выглядел жалко. Правда, жалости при этом не вызывал, несмотря на свой обреченный вид.

— Итак, Паша. — Юркин взял ручку. — Раз уж ты сказал, что на все вопросы ответишь, то первым делом говори, зачем тебя оставили в Полянах.

— Только без этой старой песенки, что немцы плюнули на вас и других предателей с высокой колокольни и сбежали, — добавил Михаил.

— На некоторых они действительно плюнули, — попытался выдавить усмешку Захаров. — На всех этих лагерных стукачей и капо.

— С ними понятно все. А с вами?

Допрашиваемый вздохнул. Видно было, что ему очень не хочется отвечать. Но ситуация явно не позволяла ему снова соврать.

— Они специально оставили меня.

— Я так и думал, — кивнул капитан. — И для