Сергей Зверев - Здесь стреляют только в спину
– Во всяком случае, мощное, – перебил не в тему Турченко. – После Первой мировой на северо-востоке Франции случались небывалые урожаи.
– Ага... Вторым тестом Владимира на профпригодность стало чистое, то есть без засветки, убийство авторитета Шарапа...
– То есть гэбэ и близко не сидело, – ухмыльнулся Сташевич.
– Ага... Теперь татуированный – начальник крыла охраны. По-армейски – отделения. Старший брат Духовной Революции – во как. Кто «пробудиться» не желает, становится объектом тренировок охраны. Метелят, как грушу.
– А мы желаем будиться? – осторожно осведомился Турченко.
– Встать! – заревел охранник. – Работать!
Последующий раунд «трудотерапии» я восприняла как-то проще. Но до места перекура ползла на четвереньках – ноги не ходили.
– У нас есть шанс пробудиться, – продолжал развлекать отдыхающих Борька, – если проявим жизнелюбие и сознательность. Паства нас примет... А теперь по лицам. Упырь со шрамом есть непосредственный начальник брата Вовы наставник Аврелий – это, кстати, его настоящее имя, – руководитель местной секьюрити. Он не шеф – так, «подшефник». Хозяин здесь один – его называют Учитель. В редких случаях – Пастырь. Узреть это чудо можно после ужина во время вечерней молитвы. Я думаю, узреем. В остальное время это трудно: Пастырь размышляет о сущем в своих скромных апартаментах. Пастырь в секте – Бог и Закон. Он регулирует распорядок, лично решает, кто с кем спит и кто кого воспитывает. Зодиакально-магически выясняет, что от брака, скажем, брата Дмитрия с сестрой Еленой родится боец за веру, а в результате сожительства с сестрой Вероникой от Пастыря родится новый Мессия. Понимаете идею? Венчают в Храме, развенчивают приказом. Особенности быта – казарма. В бараках – разделенные занавесками «комнаты». Всем слышно всё. Мебель – не Европа: койка, стол, табуретка, вешалка. Вода общая, удобства на улице. Повседневную одежду вы видели. Есть еще парадная – это собственная, но без чекух и лейблов. В парадное облачаются на праздники... О, не поверите, но с праздниками вообще умора. Новый год, 8 Марта, 7 Ноября, 23 Февраля – как у всех добропорядочных людей. День Пробуждения – это вроде дня Независимости; день Общины – это вроде дня Города – кстати, он завтра; день Воплощения Учителя – то есть день рождения главной жабы в этом болоте – у них считается, что пережившая сотни инкарнаций личность Учителя, побывавшая и А. Македонским, и Буддой, и Христом, и Магометом, воплотилась в сибирского младенца...
– У тебя феноменальная память, – похвалил Сташевич.
– У меня и ума палата, – не поскромничал Борька, – только кто ценит? Кстати, для особо страждущих: можно податься в скопцы – есть такой вид услуг. Добровольная кастрация... Если ты баба, то отрежут груди и клитор; будешь ходить и распевать: «Царство не от мира, царство от Духа, кто его принял, стал легче пуха»...
– А что, мне нравится, – пробормотала Невзгода.
– Я так понимаю, твой Штыкман не лев, – хохотнул Турченко.
– Встать! – рявкнула подошедшая охрана. – За работу!..
Окончание «рабочего дня» в голове не отложилось. Я очнулась в какой-то общей умывальне, где было много народа. Изможденные тела – мужские, женские, кто в трусах и бюстгальтерах, кто так, в натурале, – суетились у трубчатых рукомойников, подставляя руки и ноги под брызги струй. Охранники отсекли нас от общей массы, указав место – в углу, где мы и провели необходимые процедуры. Ужин подавали в камеру. Знакомый чугунок со вмятинами по ободку (откусить пытались?) содержал жидкомакаронные изделия с волокнами жесткого мяса. На чай был чай – крайне подозрительный отвар, отдающий одуванчиками. Его принесли в армейском котелке и поставили рядом с чугунком.
Потом было насильственное препровождение на лекцию, совмещенную с так называемой политинформацией. Во мне зародилось страшное подозрение: а вдруг за нас взялись неспроста? Ну прилетят гэбэшники. Вытрясут из нас все, что им нужно, – да и оставят в покое. Учителю. Зачем убивать? Мы по гроб жизни будем пребывать в этой секте, не контактируя с внешним миром. Пару дней поскрипим зубами. Через неделю заинтересуемся. Через две будем ломаться в экстазе, ползая за Учителем. Через месяц забудем о прошлой жизни, отринем сущее и станем жить во имя торжества Великого Духа. То есть ошизеем напрочь.
Политзанятия проводились в отгороженной части барака – в просторном классе. Официально эта лабуда называлась «Часом Света», но шла фактически два часа (точнее не скажу, хронометры у нас отобрали). Нам отвели угол в задней части помещения. Охранники остались за дверью – заходить в «хранилище знаний» при оружии запрещалось, но вряд ли это могло нам помочь. Бежать особо некуда, да и как бежать? – натруженные ноги еле ходили.
Класс был переполнен – посещение лекций входило в обязательную программу «послушника». Новости считывались с магнитофона: кем-то заранее составлялись тематические подборки из радиопередач и выдавались единым массивом. Причем компилировались с подхалтуркой: многие новости были полугодовой давности. Лысенький наставник слащавого вида (не Учитель, тип без ярко выраженной харизмы) тихо комментировал прослушанное – сектанты старательно записывали в общие тетради. Тишина в классе стояла идеальная. Ангелы и Демоны бились смертным боем по всему миру... Кредиты МВФ представлялись «Золотом Дьявола», израильская армия в Рамалле – «танками Дьявола», землетрясения в Средней Азии и Нахрине – происками Дьявола, Интернет – сетями Дьявола, а карнавалы в Рио, фестивали рок-музыки и почему-то концерт Башмета в Колонном зале Дома союзов – Дьявольскими соблазнами. И так на протяжении долгой лекции, без какого-либо разнообразия. Слово «Дьявол» было произнесено 72 раза – создавалось впечатление, что его нарочно вбивают в головы слушателей.
Далее была лекция по Блаватской – о «Культе древа, змия и крокодила», из которой я не поняла ни слова, кроме легенды о скандинавском Сигурде, изжарившем сердце дракона Фафнира, дабы стать в силу этого мудрейшим из мудрейших. Но старалась не уснуть – Борька внятно предупредил, что сон во время чумы чреват не только жестокими побоями, но и ночным нарядом на уборку помещения (должен же кто-то вывозить дерьмо из сортиров на поля).
Вопросов студенты не задавали, тщательно конспектировали, а по завершении лекции погрузились в повальную медитацию. Жутковатое зрелище. Глаза – остекленевшие, круговые вращения голов, руками. Кто-то гнул пальцы, точно пьяный. Худосочная девица, беззвучно хохоча, трясла головой, как припадочная. Толстощекий малый – обрюзгшая копия барсука – ритмично дышал и царапал себе грудь. Двое соседей-близнецов, окостенев, картинно взывали к небесам... Я чувствовала, как кружится голова. Боль сжимала виски. Оглянувшись в поисках спасения, увидела искаженные болью лица коллег, пытающихся совладать с витающими по классу миазмами...
Но на этом предотбойные муки не завершились. «Послушники» перетекли во двор Храма, где на круговой площадке горел гигантский костер. Здесь находилась масса народа – видимо, занятия в других классах уже кончились. Люди стояли плотной стеной между бараками и густо искрящим пламенем, смотрели куда-то вверх. Нас поставили поодаль – отдельно от толпы, так конвойным было легче нас контролировать.
Костер внезапно затрещал, словно петарду бросили – сноп искр метнулся в небо, и на несколько секунд огонь стал ярче. Дешевый трюк. Но толпа заволновалась. Я покосилась по сторонам. Люди продолжали дружно и безотрывно смотреть вверх. Прямые спины, головы задраны, в лицах – ослепительное счастье. «Виновата ли я, что люблю?» – вопрошали глаза давешней девицы, совмещавшей падучую с медитацией.
На балконе второго этажа появился человек. Толпа ахнула. «Учитель, Учитель...» – пробежало по рядам. Зашуршали одежды – две сотни людей, не сговариваясь, в благоговейном порыве подлинной любви опустились на колени. Мы тоже – после злобного шикания и тычков прикладами...
– Встаньте, братья и сестры! – красивым бархатным баритоном сказал человек.
Толпа дружно поднялась. Костер вновь полыхнул, эффектно озарив длинные белые одежды стоящего на балконе.
– Возрадуйтесь, братья и сестры! – воскликнул Учитель, поднимая руки. – Близится день Общины! День Великого Благодарения и Высшей милости! Дух собрал нас воедино и направил на путь истины! Так возблагодарим же Духа, братья и сестры! Еще один год на пути совершенствования новой расы! Аллилуйя!
– Слава Учителю! – возликовала толпа.
Разрозненные выкрики слились в могучий рев, взорвавший воздух. Энергия плеснула, как цунами. Огонь возрос в глазах и превратился в мощный шлейф. Толпа заколотилась в экстазе. Кто-то прыгал, кто-то бился лбом о землю, доводя себя до полного исступления. Восхищение росло и превращалось в религиозный маразм. Люди падали, теряя сознание. Остальные совершали на их телах замысловатые дикие па. Кто-то рыдал, кто-то бился в восторженной истерике, и над всем этим буйством царила фигура в белом... Он опустил руки. Колоколообразные рукава закрыли кисти. Он был довольно высоким. На удлиненном лице кустилась бородка. Глаза большие, пристальные – он медленно водил ими по толпе, явно гордясь своим разнузданным детищем. По губам плавала ядовитая усмешка... И вдруг он посмотрел в нашу сторону! Не вру, ей-богу. Мы стояли отдельно, под присмотром охранников, и явно выпадали из контекста. Не заметить нас было невозможно. Человек нахмурился. Глазки сузились и превратились в стрелы. Я вздрогнула как укушенная. Узрел, демон. Мало того что голова разрывалась, так еще и поджилки затряслись. Я опустила голову. Пошел он со своими гипнотическими взорами...
