Олег Игнатьев - Дойти до ада
— Вот это Кукрыниксы! — раздался в темноте громкий голос Федора.
Климов вновь включил фонарь, направил на себя.
— Двигай сюда.
Кратко объяснив ему, в чем дело, он отдал ему свой автомат, сказал, где можно взять еще, и попросил лишь об одном:
— Ни звука. Никому. Начнется паника, и все взлетят на воздух. Понял?
— Всесторонне.
— Тогда вперед. Налево и на выход. Помоги Петру, а я тут похимичу. Только помни, он в «камуфляже», как и я.
— Нештяк. Прорвемся.
— Сперва узнай, потом стреляй. Да плащ мой сними, он светлый.
— Ну, якорная цепь! — беззлобно возмутился Федор. — Это ясно.
— Тогда с Богом!
Было видно, что Федор быстро разобрался в ситуации. К тому же, несмотря на крупное телосложение и видимую безалаберность, двигался он мягко, точно и неслышно.
Медик стоял молча, делая вид, что его нет.
— Теперь в восьмую, — шепнул Климов и, скользнув по каменной стене бомбоубежища лучом, вновь выключил фонарь. — Пошли на ощупь.
— Скажите, что там на земле? — раздался женский голос.
— Правда, что там? — сразу же заволновались в темноте.
— Где все те, которых увели?
— Уже идет эвакуация?
— А почему нет света?
— И воды!
— Воды! У нас здесь дети!
Климов придал голосу сочувственно-начальническую интонацию и успокоил всех одним четким ответом:
— Утром будет все. Я обещаю.
Кто-то еще что-то выкрикивал, но Климов не слушал. Надо было пробираться к восьмой штольне.
Идя вдоль стены, Климов неожиданно нащупал металлические поручни какой-то крепкой лесенки, ведущей строго вверх, остановился, попробовал, надежно ли приварена она к ребристой арматуре, и, сняв браслет наручника со своего запястья, примкнул его к скобе одной из перемычек.
— Подожди немного, — шепнул Климов и, ничего не объясняя, ударил Медика рукояткой пистолета ниже уха. Тело того обмякло, точно тряпичная кукла. Пришлось подхватить и уложить на пол.
Пренебрегая своей безопасностью, он прежде всего пренебрегал жизнью людей. А этого он допустить никак не мог.
Освободившись на время от ненужного соглядатая, Климов двинулся дальше, ежесекундно ожидая нападения или же выстрела. Особенно опасность возросла, когда он свернул за угол. Стал приближаться к входу в восьмую штольню.
Умудренное опытом тысячелетий человечество наложило запрет на убийство и порабощение себе подобных, но, как избавиться от страха смерти, не придумало. Опыт чужой смерти — чужой опыт. Сознавая гибельность всего живого, люди не умеют умирать. И Климов не был исключением. Он был один из тысяч, один из смертных.
Климов присел, закрыл глаза. Прислушался. Полная тишина, только громко стучит сердце.
Климов нащупал впереди себя холодный лист металла, понял, что находится у цели. Перед ним был вход в восьмую штольню, в камеру газгольдеров. Осталось набрать код.
«Сейчас включу фонарь и ринусь в сторону», — сказал он сам себе и снова прислушался: до него донесся легкий шорох, кто-то шел за ним, тихо подкрадывался.
Климов включил фонарь, направил луч на кодовый замок и резко ушел вправо, когда отчетливо скрипнуло у него за спиной.
Сзади него стояла девчушка лет восьми, не больше. Испугавшись его выпада, она закрыла в ужасе лицо руками.
— А-а-а!
«Дурак слабоумный», — облегченно перевел дыхание Климов.
— Чья ты, кроха? — спросил он у ребенка.
Климов включил фонарь, и девочка отняла руки от лица. Пугливо вздрогнула:
— Дерюгина Оксана.
«Вот ты какая, — присел на корточки Климов и постарался успокоить девочку. — Имя красивое. Как у моей жены».
— Не плачь, не бойся. Ты, наверное, заблудилась?
— Нет, я ищу папу. Он пошел сюда. Под глазами у девчушки залегли темные круги.
— Его вызвали по делу. Он ведь тракторист. Причем хороший.
— Да, папа — хороший, — сразу согласилась девочка и подняла глаза. — Можно я здесь посижу? Мне страшно возвращаться.
«Этого мне только не хватало», — подумал Климов, но позволил девочке остаться.
— Только тихо, — он прижал палец к губам, — и чтоб нас никто не слышал.
Повернувшись к двери, он осветил кодовую панель замка и начал набирать цифры.
29
Дистанционный взрыватель с усиком-антеннкой Климов нашел сразу — под вторым газгольдером. Это был небольшой магнитный кругляш, величиной с хоккейную шайбу. По виду — безобиднейшая штука, но по сути — адская машина. Огромные ребристые цистерны, в которых находились тонны сжиженного удушающего газа под большим давлением, в доли секунды разнесли бы на куски, на клочья стали и титана. Стоило бы только радиосигналу привести взрыватель в действие. И — все. Мгновенная агония и смерть.
Из восьмой штольни надо было уходить. Климов спешил.
С лихорадочной тщательностью он обследовал соединение цистерн, обнаружил под одной из них противотанковую мину, вывернул и спрятал у себя в кармане детонатор. Обшарил с фонарем все укромные места гибельной штольни, убедился, что нигде больше взрывчатки нет, и вновь захлопнул кодовую дверь.
Теперь он стал опасен для людей, но в первую очередь для самого себя.
Когда Климов довел девочку Федора до лестницы, к которой был прикован Медик, из бомбоубежища раздался бас Петра:
— Юра, мы здесь!
Климов поспешил в бомбоубежище, и вскоре они обнялись.
— Как ты?
— Жив.
— А ты?
— Живехонек!
Петр еще раз хотел обнять Климова, но тот посторонился:
— Осторожно, детонатор.
— Давай его сюда, — протянул руку Петр и возбужденно произнес: — Сейчас мы его… мигом.
Он рванулся к двери бомбоубежища, открыл ее, швырнул со всего маху детонатор в туннель, и до слуха Климова донесся короткий, с присвистом, хлопок взрыва или выстрела. Как будто кто-то сказал: «Б-э-к!» — и сразу же добавил: «Эс».
Федор, подхвативший дочку на руки, глянул на Климова.
— Бэк-с, бэк-с, — с твердым присвистом ударили два выстрела, и Петр начал оседать на землю.
Стреляли из пистолета с глушителем.
Когда Климов с Федором склонились над Петром, раздался третий выстрел, Климова словно ударили по спине ломом. Спас бронежилет.
Мгновенно выкатившись из бомбоубежища, Климов выстрелил в метнувшуюся тень. Вскочил и побежал. Пустил вдогонку убегавшему две пули, свалил наземь.
— Федор! — Голос Климова сорвался от удара.
Нападавших было двое. Били прицельно. Нож поранил шею, вспорол кожу.
Рванувшийся вбок Климов успел, не целясь, выстрелить. Наверное, попал в пах или в бедро.
Отбил второй нож. Покатились. Вскочил на ноги и опять упал — сбили подсечкой.
Выстрелить не удалось: патронов в пистолете не было. Блок и выпад. Немыслимый прыжок, винт и серия ударов.
— На! На! Й-е!
Удар в челюсть, в лоб — и противник отлетел к стене. Откуда появился третий, Климов так и не понял. Стоял «спецназовец» крепко, спружинив колени, словно влитой. В руке его поблескивала сталь. Шум за спиной заставил третьего рвануться, сделать выпад, поднырнуть под локоть Климова и перекинуть нож из руки в руку.
— Ха!
«Спецназовец» дернулся, упал и затих. Бесшумный хлопок с присвистом свалил Климова на землю.
— Федор!
Предупреждающий зов Климова немного запоздал. Федор упал. В него всадили сзади сразу две короткие очереди. Подхваченный им пистолет с глушителем ударился о землю.
— Где они? — внезапно для себя заорал Климов и тотчас отскочил к противоположной стене. — Глуши ментов, братухи! — Он взъярился. Выдернул из-под убитого бандита автомат и полоснул огнем потемки. — Бей легавых!
Выкрикнул и отступил назад. Нарочно начал пятиться, стреляя.
— Глохни, кореш.
Климов обернулся. Рожу, которую он увидел перед собой, можно было назвать зверской, но обижать какого-нибудь зверя не хотелось.
— Фу! — Климов демонстративно отер пот со лба и радостно улыбнулся. — Всех морганули?
— Вроде, — просипел «кореш» и приставил автомат к голове Климова. — Кликуха и пароль? Да поживее.
— Падлы! — вместо ответа выругался Климов. — Оперсосы! Чистого смарали, Чифаря, братана Гойду! — Он скривился, пустил слюни, загундосил, мелко и припадочно трясясь: — Да я за Чистого, да я… всех вас, суки!.. — Кровь текла по шее, и у Климова невольно голова валилась на плечо, прижимала рану. — Ненавижу!
Он пару раз ударился лбом о стену и неожиданно нанес противнику удар ногами в пах.
Выбил автомат из рук, провел захват и оказался сверху. Через мгновение он вытирал нож о куртку.
Федор задыхался, хватал ртом воздух, ничего уже не видел. Взвалив на себя, Климов оттащил его в бомбоубежище и громко крикнул:
— Врач! Есть здесь врач?
Передав на руки доктору Федора и объяснив всем, что «неизвестные бандиты обезврежены», Климов склонился над Петром, которого уже перевязали. Он сидел у стены, упираясь в нее затылком, и смотрел усталыми глазами.
