Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф
— А был ли он? — спросил я.
— Омамори видел? Текст читал? Значит, был. Теперь, смотри, что у нас получается: в тринадцатом веке у нас есть несколько пробелов, но они и даются как пробелы — написано: «сведения о жившем отсутствуют». А тебе не кажется странным, что не обозначен пробел между Котой и Норими?
— Я плохо понимаю, что тут написано…
— Но цифры-то видишь?
— Цифры вижу.
— И подумай сам: Норими родился в тысяча шестьсот четвертом…
— … А Кота умер в тысяча шестьсот первом!
— Наконец-то до тебя дошло. Даже в те времена японцы не умели становиться отцами в отрицательном возрасте. Пропущен отец Норими, он же сын Коты.
— Чего проще: открой сведения о них!
Сэйго воззрился на меня с неподражаемым выражением на лице.
— Уже лучше, — сказал он, явно имея в виду мои умственные способности. — Сейчас я так и сделаю…
Такэути щелкнул мышью по имени Кота. Дождался, когда на экране появятся новый текст, и потом… Почесал в затылке. А я уже знал, что этим жестом мой компаньон выражает довольно сильные эмоции.
— Да что такое? Какой-то кретинизм! Написано, что сын Коты Дзётиина, умершего в тысяча… Так. Родился спустя три года после его смерти… Они там, в Токио, что — людей за идиотов считают!?
— А может человек залезть на эту страницу и поправить текст так, как он захочет?
— В принципе, может, — сказал «Сергей». — Сейчас попробую… (Прошла пара минут.) Нет, ничего не выйдет. Требуется пароль доступа.
— А пароль можно подобрать? Или… купить?
— Да все можно, все! Вот только кому это надо?
— Мы знаем, кому, Сергей.
Такэути повернулся ко мне и сказал серьезно:
— А может быть, мы этого еще и не знаем.
— А Мотояма?
— Он может оказаться лишь исполнителем.
— Значит, заказчик…
— Заказчик сидит в каком-нибудь японском городе на берегу теплого моря и только распоряжается.
Мы замолчали. И тут я спросил:
— Послушай, а ты говорил, что для того, чтобы открылся омамори, должно было наступить определенное время. Ты имел это в виду с чисто мистической точки зрения, или…
И тут Такэути поднял кверху указательный палец.
— Хорошая мысль. Кланы якудза существуют в Японии с незапамятных времен. Почему они действительно не суетились в течение трехсот лет? Слушай, слушай, в этом что-то есть! — Сэйго даже встал со стула и стал как тигр, ходить взад-вперед по тесной комнатушке. — Тридцатые годы. Может, начало сороковых… Надо копнуть там!
— А почему не девяностые? Ведь дело-то начало разворачиваться именно сейчас!
— Может, ты и прав. Но, мне думается, надо смотреть именно в тот период. Тогда Япония была кипящим котлом. Возрождение духа Ямато, самурайских традиций: «бусидо», кодекс «Хага-Куре». Даже во времена первой мировой не было такого. Шла подготовка к новой большой войне, и тогда случилось что-то такое, на что общественность вообще не обратила внимания, потому что была во власти истерии, захлестнувшей родные острова. Но случилось важное. И это заметили якудза.
— Важное на фоне войны. Только если землетрясение.
— Японцы привыкли к ним. Да, должно было произойти не просто сильное, а катастрофическое землетрясение, чтобы его заметила вся нация. А раз его не заметили, значит, оно было рядовым, какие трясут Японию едва ли не каждый год. Нет, что-то другое. Возможно, что-то стихийное, но не катастрофическое, правда, происходящее довольно редко… Что же это может быть?
— Какие-нибудь инопланетяне…
— Нет, надо думать о более реальных вещах. Вполне вероятно, что информация о том, что ты владеешь омамори, просочилась в Японию, где никогда и ничего не забывающие якудза решили добыть информацию о наследстве Дзётиинов. Заметь, кстати, до тридцатых годов нынешнего столетия талисман действительно был им не нужен, хотя, возможно, они и следили за древним родом. Поэтому вот что: подумай хорошо, кому и при каких обстоятельствах стало в последние годы известно о твоем омамори?
А чего думать? Я и так это хорошо знал.
Глава III
Саша вернулся еще до того, как Такэути закончил свое блуждание в виртуальном мире.
— Ну, вы мне сегодня дадите выйти в сеть? — жалобно спросил он.
— Запросто… Сколько у вас стоит работа в Интернете? — спросил Сэйго.
— Двадцать четыре в час…
— Так, вот тебе за два часа… Моя половина. — Сэйго протянул Сашке две десятки и пятерку. — Остальное — с компаньона.
Да, с педантичностью этого типа можно далеко зайти… Черт, но ведь мы действительно договорились — расходы пополам…
Мы проводили японца до двери, и я чихнул несколько раз подряд. Потом закашлялся. Что-то мне очень не понравилось все это. Неужели простудился?
А когда закурил сигарету, то даже поморщился: многим, возможно, известно это чувство сухости в носоглотке, которое усиливается из-за дыма и становится болезненным… Я закашлялся и скривился от рези в глазах. Похоже, купание в Обском море выходит мне боком…
Саша Попов заметил это и с беспокойством произнес:
— Э, ты никак загрипповал?
— Нет, простыл маленько… — ответил я и снова закашлялся.
— «Маленько», — проворчал Саша. — Конечно, лихо ты тогда крутанулся с заплывом, но, по-моему, это тебе даром не прошло.
Ну да, я и сам это предполагал…
— Сейчас чаю заварю, у меня еще и мед есть. Но лекарств не держу, беги в аптеку.
— Куплю чего-нибудь посильнее.
Сигарету я мужественно докурил и начал собираться в аптеку. На улице было тепло, но я накинул свою джинсовую куртку, которую, кстати, очень ценил за то, что в ее карманах можно разместить целую кучу документов и прочих вещей.
Саша проживал в одном из домов по Красному проспекту в районе площади Калинина, но от собственно проспекта весьма далеко — чтобы выйти к улице, нужно пересечь массу дворов. А ближайшая дежурная аптека располагалась по-настоящему у черта на рогах: если добираешься до нее, приходится не только продираться через дворы, но еще и пересекать проспект, обходить половину площади и идти вглубь другого массива. Время шло к девяти.
Выйдя из подъезда, я обогнул дом и быстрым шагом двинулся через полуразоренную детскую площадку, когда меня окликнули. Голос показался знакомым, но тип, звавший меня, был абсолютно мне неизвестен.
И вообще, звал он меня очень нагло: «Эй ты, слышь?!»
А рядом с ним стоял еще один, а третий из ихней же шайки вдруг откуда ни возьмись нарисовался сбоку от меня и немного сзади.
— В чем дело, пацаны? — спросил я. Вот повезло, называется…
— Какие там пацаны? Ты — черт конкретный, понял, да? Ты нашего кента под пулю мусора подставил.
Все трое приблизились достаточно, чтобы не дать мне улизнуть. И вокруг, как назло, никого… Хотя, как же, будут обыватели вмешиваться в разборку! Хорошо еще, если кто-то выглянет в окно и позвонит в милицию. Которая приедет через часок и будет иметь дело с безгласным трупом.
Оставалась еще слабая надежда уладить дело дипломатическим путем…
— Мне очень жаль этого человека, но в тот момент, когда сержант выстрелил, он держал свой нож вот где. — Я показал на свой кадык. — И стрелять мента никто не просил, — добавил я, сильно кривя душой. Не выстрели сержант тогда, сейчас этим типам не с кем разборки было бы устраивать… Вот дрянь! Точно беспредел — эта «гвардия» вообще всего бояться перестала.
— Мы сами все знаем, понял, да? Ты зачем хипеж устроил? Раз сидел дома, надо было показать, что ты на месте, и кенты бы ушли. Ты плохо поступил, парень. Тебя за это поломать надо.
— Эй-эй, погоди, — заговорил я, понимая, что сейчас они точно будут делать из меня отбивную. — А вы не подумали о том, что я неслучайно оказался дома?
Похоже, они об этом не подумали. На лице главаря отразилось замешательство.
— Мне позвонили и сказали, чтобы я был готов к встрече гостей, — продолжал я.
— Ну что ж, разберемся и с этим, — произнес главный урка.
Н-да, но намерение разделаться со мной они решили не оставлять. Я зыркнул по сторонам, и увидел валяющийся на земле длинный металлический прут, отломанный от допотопного заграждения, остатки которого стояли поблизости. Я метнулся к нему и, схватив прут, встал спиной к этому забору. А трое уже стояли передо мной, образуя тесный полукруг, и у двоих правые руки находились в карманах курток.
— Ребята, — сказал я. — Давайте разойдемся без обид. Я не вор, законов ваших не знаю, а хату свою защищать должен любым способом…
Наивно, конечно, но кто в моем положении мог бы придумать что-то исключительно умное?
— Че? Ты! А ну, брось эту херню!
Ага, щас… Держа прут обеими руками, я приготовился к отражению атаки. Хрен с ним, но если увижу что-то блеснувшее у кого-либо из этой троицы, буду бить по головам — в этом случае у меня есть шанс не загреметь за превышение пределов необходимой самообороны… Потому что если они не вооружены, бить придется только по рукам… Проклятье! Поневоле подумаешь о том, что законы пишутся не для честных граждан, а для таких вот бандюг с большой дороги.
