Валерий Еремеев - Приговоренный
– То есть ты хочешь сказать, что и администрация…
– Побег обнаружила только утром. А бежал Тараскин примерно около часа ночи. Согласно камерам наблюдения. Представляешь, какая у него фора по времени оказалась?
Сыч задумался. За такое время тот мог оказаться очень далеко от города. Тем более железная дорога рядом. Станция. Вскочил в вагон товарного поезда – и ищи его теперь по всей стране. Он бы, Сыч, на его месте так бы и поступил. А «Сокол» пусть сколько угодно подвалы и чердаки проверяет. Черта лысого они там найдут, а не Тараса.
– А из-за чего у них конфликт с Тараскиным вышел?
– Мало ли из-за чего. За место под солнцем. Из-за чего все конфликты происходят. – Школьный опять невесело посмеялся. – Я так понял, что Тараскин в камере был вроде неформального лидера. Шелудько этого под ногтем держал. А недавно в камеру еще двух блатных подселили. Ну, вот баланс сил и изменился.
– Постой, ты же сказал, что Шелудько был на стороне Тараскина.
Школьный задумался.
– Верно… Ну тогда не знаю. Говорю же, мы с этим не особо разбирались, кто и как с кем в камере дрался. Нас некомпетентность начальства изолятора интересует.
– А держать блатных вместе с ментом – это что, по-твоему, не некомпетентность? Может, он из-за этого и дернул. Дебилы.
– Еще какие дебилы. Блатные – это что. Они еще к нему в камеру Александра Пасечника определили. У него с Тараскиным вообще полный конфликт интересов. Нет, гнать их взашей надо. Начальник-то, может, и удержится, «лапа» у него наверху. Получит выговор, и все. А вот двум его заместителям точно кирдык. И те, кто дежурил в прошлую ночь, тоже могут манатки собирать.
Руслан Петрович почти не слушал, думая о том, что появление на сцене младшего Пасечника вовсе не случайно. Он не верил, что представители тюремной администрации не знали, кто такой Тараскин по отношению к Пасечнику. И наоборот. Не верил.
– Мне нужно с ним поговорить, – вдруг сказал Сыч.
Замолчав, Школьный удивленно посмотрел на собеседника.
– С кем поговорить, с Пасечником?
– С Шелудько. Устроишь?
Школьный положил в рот еще кусок отбивной, пожевал ее некоторое время и произнес с набитым ртом:
– Приходи завтра в начале десятого. Я его на беседу вызову.
– Давай сегодня. Мы же рядом.
– Не наглей, Руслан. Да я уже и попрощался до завтра.
– В чем проблема? Снова поздороваешься.
Сыч продолжал настаивать, и Школьный сдался.
Чтобы разговорить Витька, Сыч в самом начале беседы заявил, что ему плевать, кто именно помогал Тараскину с побегом. Его интересуют лишь подробности потасовки в камере. Шелудько все равно попробовал отнекиваться, но обещание злого следователя Школьного сгноить Витька в карцере и задушевный тон доброго следователя Сыча, сдобренного к тому же целым блоком сигарет, сделали свое дело. Витек заговорил. Гораздо труднее было понять, что именно. Из-за поврежденной челюсти он не выговаривал многих звуков, шипел, свистел. Понадобилось достаточное количество времени, чтобы Руслан Петрович до конца уяснил, что именно произошло после того, как в камеру поселили двух взятых за незаконное ношение огнестрельного оружия гопников Грыжу и Беса, которые почему-то пытались сойти за простых бытовиков. Их прозвища Витек узнал позже, от одного человека, который тоже лежал вместе с ним и Тараскиным в больничке.
– Так из-за чего же ссора у них вышла?
Шелудько дал зуб, что не знает. Да и не ссорились они вовсе. Когда он спать ложился, все нормально было. Если потом ночью между ними что-то и случилось, так он не в курсе, потому что проснулся только от того, что Тараскин стал молотить в двери.
– Александр Пасечник принимал участие в драке против Тараскина?
Нет, замотал головой Шелудько, не принимал. Он вместе с ним проснулся и, похоже, полные штаны наложил от происходящего.
– За те два дня, что Пасечник был в вашей камере, они не конфликтовали с Тараскиным?
Шелудько сказал, что нет. Наоборот, Тараскин всех предупредил, чтобы этого беспонтового юнца никто не трогал. Сам же Шелудько получил кулаком в челюсть именно потому, что принял Грыжу и Беса за фраеров. Но как же их не принять, если они сами объявляться не захотели.
– Не нравится мне все это, Борис Антонович, – сказал Сыч, когда Шелудько увели. – И не дебилизмом тут вовсе попахивает, а умыслом.
– В смысле?
– В камеру к Тараскину сажают двух уголовников, которые вопреки обычаям ведут себя тихо и вообще хотят сойти за бытовиков. Тогда же к нему подселяют и Пасечника, хотя по логике они должны ненавидеть друг друга. А в одну из следующих ночей на Тараскина без видимой причины совершается нападение с холодным оружием. Я думаю так: его должны были убить, а вину свалить на Пасечника, у которого имелся мотив. Не получилось. Тараскин мог почуять что-то и держаться настороже. А уж потом, оказавшись в санчасти, решил бежать. Потому что не видел для себя другого выхода. Заказуха это, Антонович.
– Чья заказуха?
– Не знаю. Может быть, того, кто и Лапова с Пасечником приказал убрать. Возможно, думал, что смерть Тараскина еще больше следы запутает.
Школьный некоторое время переваривал слова Сыча, а потом сокрушенно покачал головой:
– Ну вот на фига мне все это надо! Так все было просто до твоего появления. Я уже и проект постановления прокуратуры накатал: сигнализацию исправить, решетки на окнах усилить, работников изолятора, допустивших халатность, выгнать в три шеи. А тут заказуха. И что мне теперь со всем эти делать?
Охота с подсадной
Тараскина не поймали ни на первый день, ни на второй. Хотя нельзя сказать, чтобы старания силовиков пропали втуне. Результаты впечатляли. Была накрыта группа, заготавливающая и сбывающая анашу; разгромлено два наркоманских притона; предотвращено несколько краж и грабежей; в подвалах предназначенных под снос домов в разных концах города обнаружили два подпольных цеха по производству водочных изделий, склад с контрабандными сигаретами и один мумифицированный труп. Венцом проделанной работы стала поимка находящегося в международном розыске афериста-мошенника, известного милиции и Интерполу как Гоша Дворник. Последнее было записано в заслугу именно УБОПу, что не могло не радовать. Вот только человека, из-за которого и был весь сыр-бор, простыл и след.
В конце второго дня в милицию обратилась женщина, работающая кассиром на железнодорожном вокзале. По ее словам, около двух часов ночи Тараскин покупал в ее окошке билет на пассажирский поезд номер 353 до Львова.
– Я его очень хорошо запомнила. Он сказал, что у меня доброе лицо, – говорила кассир. – Это у меня-то, после стольких часов дежурства?! Да я передушить готова всех этих пассажиров. Едут и едут. Чего, спрашивается, дома не сидится? Ясно, зубы заговаривал, чтобы я чего не заподозрила.
Слова женщины подвергли сомнению: как-то не очень верилось, что через какой-нибудь час после побега Тараскин вместо подвала или чердака вот так запросто появился на глазах у широкой публики, да еще и вздумал говорить кассирше любезности. Однако всех служащих вокзала опросили, а также проверили записи, сделанные вокзальными камерами наблюдения.
Была получена четкая картинка с камеры кассового зала. Очень похожий на Тараскина человек шел от расписания движения поездов к выходу. Правда, на одном плече у него висела то ли сумка, то ли дорожный рюкзак.
Еще одним серьезным свидетелем стала продавщица аптечного киоска, находящегося в зале ожидания.
– Он, – кивнула она, глянув на снимок. – Остальное тоже совпадает, как в вашем описании. Синие джинсы, черный свитер с серебряной ниткой, кроссовки. Светлый шатен, нос слегка набок, рост выше среднего. Небритый. Да он это, точно вам говорю.
– Что он покупал у вас?
– Бинты, три или четыре упаковки пластыря и мазь «Спасатель» для заживления ран.
После этого отпали последние сомнения. Беглец был на вокзале и даже как белый человек купил билет в купейный вагон.
Последний факт почему-то очень развеселил майора Сыча.
– А ты что думал, Тарас будет тебе в вагоне с углем трястись? – говорил Сыч в телефонном разговоре с майором Голобобовым. – Это ваши люди на такси в булочную не ездят. А наши не только в булочную – и куда подальше могут.
– Иди ты сам куда подальше, – огрызался Голобобов. – Я вообще не понимаю, чего ты веселишься. Тебе вон выговор светит, или вообще попрут с должности, а ты ржешь как конь.
– Можно подумать, тебе не светит.
– А мне-то за что? У меня косяков в роботе нет.
– Ой, Виталик! Ты не задавался вопросом, откуда у Тараскина рюкзак и деньги на билет?
– Мало ли. Дал кому-то по морде по дороге на станцию.
– Я проверял оперативку. Заявлений о гоп-стопе в том районе не было.
– Ну, может, пьяного какого тряхнул, который утром ничего не вспомнил.
– Да ты сам как пьяный. Ничего не помнишь. Когда ты свое образцовое задержание проводил, какие вещи у Тараскина с собой были?
