Михаил Нестеров - Скалолаз
– Конгениально, господа! Конгениально. А теперь, Мирослав, поройся в памяти. Вернись сюда, – он топнул ногой в камень, – на двадцать два года назад. Что здесь было?
– Здесь был наш базовый лагерь.
– А как сторонний наблюдатель мог определить, что это наш, чешский лагерь? – напирал Миклошко.
Кроужек, склонив голову, несколько секунд смотрел на пыжившегося пресс-секретаря. Новак тоже смотрел на него; по его глазам нельзя было понять – сообразил он что или нет. Но губы шефа охраны слегка дрогнули.
Мирослав медленно качнул головой:
– Флаг.
Миклошко залился смехом:
– Действительно, глупость конгениальная!
Новак робко придвинулся к приятелям. В открытую спросить он не решался, но его поза походила на знак вопроса.
Петр огляделся, призывая глазами и восторженным видом альпинистов и охранников себе в слушатели. Но те спешно ставили палатки и налаживали походную кухню и к разговору между «белыми воротничками» от политики не прислушивались.
– Переносимся на двадцать два года назад. Я как сейчас помню неистовые пререкания с непальцами, когда мы поставили в базовом лагере мачту и подняли свой флаг. Я никак не ожидал, что непальцы тоже повесят свой флаг.
Кроужек перебил его:
– Не только ты. – Он повернулся к Новаку: – Знаешь, что они сделали?
– Не знаю, – покачал головой телохранитель.
– Повесили непальский флаг выше нашего. Мы снова перевесили, непальцы стали возмущаться.
– Правильно, – подтвердил Миклошко. – В конце концов мы сняли свой флаг, а непальцы, как бы идя нам навстречу, сняли с мачты свой, закрепив его где-то на камнях возле кухни. – Он перевел дух. – Да… Не знал, что в русских все еще живет эта тяга к первобытному первенству. Оказывается, еще тогда, в 1975 году, нам не нужна была пальма – я имею в виду – первобытного первенства, и мы слезли с нее. А русские, как обезьяны, не хотят с нею расставаться.
Новак, казалось, пребывал в растерянности.
– Так вы думаете, что русские специально перенесли базовый лагерь туда, где нет непальцев? – спросил он, поочередно оглядывая приятелей. – Туда, где никто не сдернет их триколор?
– Ну да! – горячо подтвердил Миклошко. – А если бы они были в курсе нашей экспедиции?.. Я даже не знаю…
– О боже… – простонал Новак. – Когда же они перестанут фанатеть?
В конце всеобъясняющей речи Миклошко к слушателям присоединился Лев Базилевич, 35-летний помощник Новака. Когда пресс-секретарь закончил, Базилевич с сомнением покачал головой: доводы Миклошко и самого Кроужека его не совсем устраивали, от них за версту попахивало удалью. Уверенный, что русские разбили базовый лагерь за ледопадом совсем по иной причине, Базилевич сказал:
– Может, русские и «фанатеют», но трудно себе представить, чтобы фанатизм вырос до таких размеров, когда абсолютно все – съестные припасы, запасная одежда и снаряжение – переправляется через столь трудный и опасный участок пути. Меня это настораживает. А вас, господа?
– Тебя это настораживает потому, что ты – телохранитель, – нашел ответ Миклошко. – Ты собирал сведения о составе российской экспедиции?
Базилевич покивал:
– Да, лично я.
Полученные из чешского Горного клуба данные оказались скудными. Там знали Александра Скокова, Вячеслава Мусафирова, Сергея Курочкина. О последнем отзывались особенно восторженно: «Молодой, на сегодняшний день один из лучших в мире скалолазов. В прошлом – 1996 году – на международных соревнованиях по альпинизму получил главный приз, второй за свою спортивную карьеру».
– Собственно, – продолжил Базилевич, – сама российская экспедиция – как сейчас, так и месяц назад, когда мы детально разрабатывали и анализировали меры безопасности, не вызывала подозрений. В какой-то степени даже наоборот, – он посмотрел на Новака. Тот, поймав в его глазах вопрос, кивнул:
– Можешь говорить.
– В состав российской экспедиции входили опытные альпинисты, и мы рассуждали так: они на всем протяжении подъема нашей группы будут находиться в одно– или двухдневном переходе. Можно будет ставить промежуточные лагеря в непосредственной близости от русских. Или вместе.
– Или вместе, – повторил за подчиненным Новак. Вряд ли Миклошко требовал от него ответа, но, спросив раз, он автоматически вытягивал ответы на тему безопасности.
– Базилевич по прибытии – не раньше, – подчеркнул Новак, – так как подготовка проходила в условиях строгой секретности, готовился наладить с российским базовым лагерем прямой контакт. Появилась бы постоянная связь со всей цепочкой номерных биваков. А сейчас…
Эстафету принял Базилевич.
– У меня сложилось такое впечатление, что русские намеренно перенесли базовый лагерь, избегая контакта с нами.
– Но что они могут знать о нашей экспедиции?
– Скорее всего – ничего, – ответил Новак.
Миклошко, задавший этот вопрос и получивший ответ, оставил телохранителей одних. Они отвечают за безопасность экспедиции, пусть болят их головы.
Ян Новак и Лев Базилевич обменялись несколькими фразами:
– Почему действия русских вызывают чувство тревоги?
– Возможно, они опасаются подвоха или каких-то схожих действий от местного населения.
– Но мы же информированы о следующем: раньше у непальцев враждебности к участникам горных экспедиций не было.
– И все же причина есть, – не сдавался Базилевич.
Новак полностью согласился с помощником. Поэтому решил:
– Ты, Лев, и еще двое охранников останетесь в базовом лагере, а остальные пять человек пойдут вместе с первой группой альпинистов, чтобы наладить быт. Они останутся в лагере-1. Мы все-таки пойдем на контакт с русскими, которого они так избегают.
Но с Базилевичем вышла заминка. Вице-премьер, не пропустив ни слова из разговора своих телохранителей, воспротивился, по достоинству оценивая могучее телосложение охранника:
– Такой крепкий парень не может просто сидеть и слушать «радиоперехваты». Уж лучше ты, Ян, оставайся на базе, а Лев войдет в состав штурмовой бригады.
Так Базилевич оказался в числе первых, а главным в базовом лагере оставили Павла Немеца.
Новак окинул взглядом ледопад, покрытый толстым девственным слоем снега. Он пытался определить путь, которым прошла группа, расположившаяся выше карнизов под российским флагом. Но не определил. Все ровно и бело, только темнели слегка подтаявшие на солнце ледяные глыбы и резко выделялись на общем фоне длинные расщелины, острые каменные цепи граничили с крутыми обрывами и… еще раз снег, снег, снег…
Новак даже не представлял, как он сможет пройти ледопад. Но надо. Это работа. За это он получает деньги. Он беспомощно посмотрел на новые альпинистские ботинки, пытаясь, наверное, увидеть в них волшебные сапоги-скороходы. Усмехнулся: «Мне бы подошли валенки-неувязайки».
А Кроужек уже отдавал распоряжения, и люди таскали к лагерю тонкие сосны для наведения перил на опасных участках пути через ледопад.
Рано утром к Новаку подошел обеспокоенный Базилевич и протянул бинокль. Новак, прежде чем отрегулировать настройку диоптрий по глазам, спросил:
– Что?
– Гляньте на заснеженный карниз, шеф. Там я обнаружил нечто странное.
– Наших боссов имеешь в виду?
– Если бы так.
Новак посмотрел в бинокль и застыл в недоумении. Российского флага, равно как и палаток, не было. Он повел биноклем чуть в сторону и увидел группу людей, редкой цепочкой удалявшихся от ледопада.
Русские уходили, не оставляя за спиной никакого лагеря, ни единой связи.
– Я бы понял это, если бы они были из клуба самоубийц, – тихо произнес Новак.
Он передал бинокль помощнику и вернулся в лагерь с докладом.
Кроужек удивился. Но только слегка: ему безразличны русские, он стремится в горы, где на недосягаемой даже для ягнятников высоте он осушит бокал за свое здоровье.
– Уходят? – переспросил он шефа охраны и пожал плечами. – Мне плевать.
К ним подошел Петр Миклошко:
– Я предполагал это. Русские уходят. И уносят с собой флаг!
Глава 5
16 апреля
1
Погода резко ухудшилась. Ветер рвал легкую куртку на синтепоне, мороз через двое спортивных брюк жег ноги. Сергей обреченным взглядом смотрел на сугробы снега, они двигались подобно барханам в пустыне. Пустыня… Сергей не глядя поменял бы сейчас Гималаи на Сахару.
Сегодняшняя ночь больше походила на сумерки: кружила метелью где-то на пороге тьмы и света, давила на уши и ломотой отдавалась во всем теле.
Пока скалолаз шел снежным тоннелем, выбираясь к ледопаду, тот снова стал неприступным. Ночь – и горы снега; холод – и коварные трещины; он – и безысходность.
Он чувствовал себя умирающим волком, с тоской смотрел в небо и в любую секунду готов был вытолкнуть в ночь жуткий вопль.
Волк, попавший в капкан.
Но вот… Сергею показалось, что метель стихает, небо очищается от туч, а громадная луна, касаясь горных вершин, источает приятное тепло. И ноги начали отогреваться; он почувствовал жар от камней.
