Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы
Бондарев, уже бывавший здесь, легко мог представить себе красные пузатые фонари, раскачивающиеся над ресторанчиками, слепленными из бамбука, фанеры и бумаги. И замусоренные в этот поздний час тротуары, и рабочих, еженощно латающих асфальт, и смутные тени, рыскающие в подворотнях.
За окном накренившегося «Боинга» появился порт, раскинувшийся на берегу Токийского залива, лоснящегося в ночи, как нефтяная лужа. Бондареву показалось, что он слышит пыхтение лебедок и кранов, сопение сотен автокаров, нетерпеливые гудки теплоходов.
А от причалов залива отплывали тысячи рыбацких лодочек и суденышек, чтобы поспеть с уловом затемно, когда начинает работать необъятный рыбный рынок. Не позднее пяти часов утра на прилавках будут разложены горы тунцов, омаров и раковин, в аквариумы запустят осьминогов и креветок, плетеные соломенные корзинки наполнятся доверху деликатесной икрой.
А потом на рынке начнутся торги… Чуть позже похожие торги начнутся на знаменитой бирже в районе Нихонбаси, главный зал которой занимает полторы тысячи квадратных метров. И высыпят на улицы миллионы сине-черных пиджаков и темно-голубых юбок, и проглянет сквозь пелену смога солнце, засверкают стальные и стеклянные грани небоскребов, зазеленеют островки скверов и парков.
Увидит ли Бондарев завтрашнее утро? Такой уверенности у него не было, поэтому он поспешил стереть вопрос из памяти или хотя бы загнать его в самый дальний, самый темный уголок подсознания. Точно так же, как запрещал себе вспоминать, что произошло несколько дней назад, когда он приземлился в Токио. От таких мыслей рождались страх и неуверенность в себе.
Влившись в поток пассажиров, он вышел из самолета в туннель, который, подобно шлангу гигантского пылесоса, всосал в себя всех без остатка. В конце туннеля, как водится, был яркий свет, и там не поджидал Бондарева очередной автоматчик в черном колпаке, натянутом на лицо.
Можно было расслабиться. Помахивая небольшим саквояжем, приобретенным взамен спортивной сумки, Бондарев вышел из здания аэропорта, нашел свободное такси и покатил в центр Токио. Таксист несколько раз переспросил адрес, Бондарев дважды повторил, а на третий раз одарил таксиста таким выразительным взглядом, что тот больше не возникал, предпочитая отмалчиваться и смотреть прямо перед собой.
Бондарев делал то же самое. Он прибыл в Токио без приключений, равно как без приключений улетел из Хиросимы. Хато Харакумо и его головорезы не ожидали от него такого хода. Бондарев выбрался из особняка без труда, перемахнув через ограду. Что оказалось трудным, так это расстаться с хозяйкой дома. С Мизуки Такахито, околдовавшей его. Он уехал из Хиросимы совсем недавно, но его уже тянуло обратно.
А вот встреча с ближайшим родственником Мизуки, ее братом Макимото, воспринималась как неприятная обязанность. Крайне неприятная. Потому что, несмотря на его приятные манеры и обходительность, этот тип совсем не нравился Бондареву. Было в нем что-то скользкое. Да и вообще Макимото вызывал сильнейшие подозрения. Бондарев не доверял ему, и этой ночью ему предстояло разобраться, имелись ли для этого веские основания.
Когда таксист высадил его неподалеку от жилища Макимото, он ему позвонил и отчетливо произнес пароль:
— Сталинград. Семнадцатое июля.
В этом не было необходимости, поскольку они уже были знакомы. Но Бондарев начал с пароля умышленно. Пусть собеседник считает его тупым солдафоном, глупым русским Иваном, которого легко обвести вокруг пальца.
Похоже, трюк удался. Произнеся отзыв: «Второе февраля», Макимото не удержался от иронического смешка.
— Моси-моси, — поздоровался Бондарев по-японски и снова перешел на английский: — Как дела?
— Все нормально, — ответил Макимото.
— Отлично. Нам нужно встретиться.
— Э-э… Что ж, приезжайте.
— А я уже приехал, — ошарашил Бондарев собеседника. — Сейчас поднимусь. Мартини смешивать не надо. Чайную церемонию тоже устраивать не будем. Я бы выпил охлажденной воды. Только без яда, договорились?
— О, да… Ха-ха, — смех Макимото прозвучал фальшиво и натужно.
Бондарев осмотрелся, быстро вошел в здание, поднялся на нужный этаж и постучал. Звонком он не воспользовался. Стук в дверь звучит намного тревожнее и настраивает людей на нужный лад.
Макимото открыл сразу, словно стоял в прихожей, прислушиваясь к происходящему за дверью. Его симпатичное лицо подергивалось от не слишком успешных попыток изобразить приветливость.
— Рад вас видеть, — хлопнул его по плечу Бондарев. — Но где же ваша ослепительная улыбка? Вы казались мне веселым парнем.
Макимото старательно улыбнулся. Стало заметно его несомненное сходство с Мизуки.
— Молодец! Таким вы мне нравитесь больше, — одобрительно проговорил Бондарев.
Пропустив его в квартиру, Макимото опасливо выглянул в коридор, а потом тщательно запер дверь на два замка и чуть ли не шепотом произнес:
— Спасибо за комплимент, но вы напрасно сюда явились. Зачем подвергать мою жизнь опасности?
— Опасности закаляют мужчин, — наставительно ответил Бондарев. — Делают нас сильнее и храбрее.
— Я никогда не мечтал быть героем, — буркнул Макимото.
— Это заметно. Но обстоятельства иногда вынуждают нас делать не то, что нам хочется, верно?
— Например?
— Давайте поступим так. — Бондарев по-хозяйски зашел в гостиную, выдержанную в ультрасовременном европейском стиле. — Вопросы буду задавать я, а вы станете отвечать. Вопросов немного, но они важные. — Он посмотрел прямо в глаза японцу. — Но сначала принесите воды. Чтобы никто из нас не охрип во время разговора.
Наглый тон и властные манеры заставили того безропотно повиноваться. Пока он ходил к холодильнику, Бондарев бегло осмотрел комнату, не поленившись заглянуть за шторы и под диван. Конечно, посторонние могли прятаться в любой другой комнате, но было приятно удостовериться, что они не притаились прямо здесь.
Приняв от Макимото запотевший стакан воды, Бондарев развалился на диване, забросив ногу на ногу, и обронил, как бы между прочим:
— Твоя сестренка передавала привет.
— Сестренка? — Макимото хотел изобразить удивление, в результате чего его лицо стало выглядеть глуповатым.
— Мизуки, — уточнил Бондарев. — Передай, говорит, привет моему брату Макимото и скажи ему, что врать нехорошо.
— Врать?
Лгуны часто прибегают к этому трюку, старому, как мир. Переспрашивая, они хотят выиграть время, чтобы собраться с мыслями, не отдавая себе отчета, что выдают себя с головой.
— Я тихо говорю? — усмехнулся Бондарев.
— Почему?.. Э-э… нормально.
— Тогда скажи мне, зачем ты назвал мне неправильную цену?
— Цену? — Макимото мелко заморгал. — Я назвал цифру, которую увидел в документах. Мог и ошибиться. Извините.
— Бывает.
Не сводя с Макимото глаз, Бондарев рассказал о последних событиях в Хиросиме. Услышав про то, что дом сестры превратился в осажденную крепость, тот сердито бросил:
— Это все из-за вас.
— Это из-за ублюдков, которые носят черные маски и величают себя Хозяевами северных территорий, — возразил Бондарев.
— Теперь они доберутся до меня, — пожаловался японец.
— Не думаю. Они очень заняты в Хиросиме. Идет отгрузка игрушечных роботов. Один корабль уже отплыл или вот-вот отплывет в Россию. А я решил наведаться сюда, чтобы кое-что прояснить.
— Спрашивайте, — нервно пожал плечами Макимото.
— Спрашиваю, — кивнул Бондарев. — Скажи мне, какую роль играешь лично ты в этой истории? Могу ли я на тебя положиться, после того как ты соврал мне по телефону?
— Я не соврал, я ошибся. А рассчитывать на меня не стоит. Я не стану вам больше помогать, — с вызовом произнес Макимото.
— Почему? — мягко поинтересовался Бондарев.
— Потому что я жалею о том, что связался с вами. От вас одни неприятности. Я не собираюсь воевать с Хозяевами. Я здесь, чтобы не встречаться с ними.
— Сбежал?
— Зачем сбежал? Уехал, и все.
Макимото вкратце обрисовал свою историю. Когда Хозяева северных территорий впервые «наехали» на Мизуки, она сразу поверила в серьезность их угроз и очень испугалась за младшего брата, которого в действительности звали Шушуми Такахито. По ее совету он взял себе фамилию бабки и стал скрывать родство с Мизуки. Она стала распространять слухи, что Шушуми уехал в Соединенные Штаты и там пропал без вести. Ну а новоявленного Макимото было решено отправить в Токио, чтобы его сходство с владелицей фабрики никому не бросалось в глаза.
Услышав рассказ, Бондарев хмыкнул. Стало ясно, почему Мизуки, твердившая, что у нее есть только один брат, могла случайно оговориться. Она спасала Шушуми — Макимото. Но, пока она играла в благородство, он отсиживался в столице, где палец о палец не ударил, чтобы помочь сестре, попавшей в беду. Он проявил себя как эгоист и трус. Полное дерьмо, как выразился бы Бондарев, если бы его попросили охарактеризовать сидящего перед ним человека. Но с подобными просьбами к нему никто не обращался, поэтому он оставил свое мнение при себе.
