Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов
– Эй, ты куда, компадрито, едрит твою! – одёрнул я Славу, потопавшему вовсе не в том направлении, какое было нужно.
– Я ссать хочу как медведь бороться, – ответил дружбан, направляясь к трансформаторной будке.
– Когда не в силах обойти вы тёмного угла, то это пива пенного на почки тень легла! – язвительно продекламировал я вослед.
Облегчившись, мы продолжили путь и глазом не успели моргнуть, как были у дверей тёщиной квартиры. Длинь-длинь.
Разумеется, отворившая на звонок Валерия Львовна была несказанно рада нас видеть.
Я прошествовал прямиком к столу, на котором красовались заботливо выставленные тестем стопарики.
Дерябнули за встречу. Сразу похорошело. Похоже, непьющая семейка помаленьку воспитывалась.
– Знала, что приедете как с голодного поля, – начала было вводить ложку дёгтя в бочку мёда тёща, приглашая нас к столу, как Слава вдруг сорвался и заспешил в сторону кухни.
– Ты кудей, компадрито? – удивился я.
– Пасту давить, – просипел корефан, торопясь оседлать белого коня.
– Что случилось? – поинтересовался любознательный тесть.
– Авария, – пожал я плечами и уселся за стол.
В подтверждение моим словам раздался такой продолжительный залп, словно стреляла реактивная артиллерийская установка «Град». Если где-то в недрах городской клоаки и плещется Ихтиандр, то от гидродинамического удара он, оглушённый, должен всплыть пузом кверху. Слава бил на поражение. Я даже испугался, не треснет ли каменный цветок.
Тёща покраснела. Маринка прятала глаза и я был уверен, что она проклинает себя за дурацкий звонок. Реванш был взят.
– Кстати, мы в прошлый раз не договорили о «Светлом братстве», – обратился я к Анатолию Георгиевичу, чтобы расшевелить сконфузившееся семейство. – Вы обещали рассказать при встрече. Что за радивоцелпь такая?
– Азано-кремниевая радивоцелпь, – сделал упор на первом слове Анатолий Георгиевич, – представляет собой сопутствующую бокситам разновидность кремния. В залежи она находится в виде прослойки, напоминающей слюду. Когда при добыче бокситов проходчики достигают этого «хвоста», они приостанавливают разработку и запускают в шахту небольшую машину, специально сконструированную для выборки узкого слоя породы.
– Этот кремний действительно так ценен? – удивился я.
– Из него делают чипы для вычислительных машин. Процессор для «Пентиума» сам знаешь сколько стоит. Выходит, что по доходности азано-кремниевое месторождение приближается к алмазной трубке. Такая шахта в Ленинградской области всего одна. Её и получило «Светлое братство».
– Но ведь это должно быть серьёзное стратегическое сырьё, – заметил я. – Каким образом безвестное оккультное общество сумело забрать под себя столь важный объект?
– Шантажом и взятками.
– Каким шантажом, такая шахта должна быть режимным предприятием!
– Было режимным, пока мы свои компьютеры пытались разработать, – кивнул Анатолий Георгиевич. – А потом купили подержанную заграничную технику и оставили наши «Эльбрусы» только для станций ПВО. Уж я-то знаю! До тысяча девятьсот девяносто четвёртого года шахта принадлежала Пятому управлению Министерства обороны. Она находилась в ведении полковника Петренко Анатолия Сергеевича. Ныне он генерал-майор и наслаждается жизнью в столице.
«Кто ему только слил эту информацию?! – ужаснулся я. – У кого мог быть столь длинный язык, что его невозможно удержать за зубами. Не иначе как в самом деле кто-то за бутылкой растрепался. Полный мрак.» Спьяну голова не соображала.
– Шахта стоит любых взяток, – похвастался тесть, словно владел монополией на добычу драгоценной слюды. – На биржевых торгах радивоцелпь уходит по миллиону долларов за тонну руды, из которой после обогащения получается килограммов пятьдесят чистого сырья. Расценки впечатляют? За разработку этой, с позволения сказать, слюды бывший губернатор Ленобласти получил особнячок в Осиновой Роще с участком на сорок гектаров и семьсот тысяч экю во французском «Агриколь-де-Пари Банке». Произошло это за полтора года до регистрации в Петербурге общества «Справедливость».
Масштабы коррупции пугали.
– А что за «обогащение»? – выхватил я самое приятное слово.
– Ну-у, вкратце процесс извлечения азано-кремниевой радивоцелпи из руды можно описать по довольно примитивной схеме, – вероятно Анатолий Георгиевич неполохо разбирался в тонкостях технологии, если был способен на упрощение. – Измельчённые «хвосты» размешивают в воде, конечный продукт абсорбируется. Осадок перегружают в ёмкость с угольными стержнями. Кремний оседает на их поверхности.
– Неужели вы всерьёз считаете, что военные отдали такой лакомый кусок? – спросил я. – Может быть вояки и дубы, но не в той области, которая касается денег. В министерстве полно генералов, готовых Родину продать за «Мерседес». Разве они упустят гарантированный регулярный заработок, подарив кому-то курицу несущую золотые… нет, не золотые, а даже алмазные яйца? Сомневаюсь.
– Почему вы, Илья, решили, что её кому-то подарили? – на лице Анатолия Георгиевича отразилось торжество многомудрого мужа над несмышлёным юношей. – Запамятовали, кто возглавляет «Справедливость»? Военней уж некуда.
– А вы многовато накопали, – осадил я осуетившегося в своей мудрости мужа. – Смотрите, как бы грунт не осыпался и не завалил вас с головой.
– Спасибо, предупреждение не лишнее, – ответствовал тесть. – Мне знакомо чувство меры. Добывая эти сведения, я старался для вас, Илья, чтобы вы представляли, с каким противником имеете дело. У «Светлого братства» не только идеи, у них бизнес. Атрибутика с её зловещей символикой лишь сопутствует, корнем являются деньги. Капитал лежит в основе любой политики.
«Не очень грамотно, но в целом верно», – отметил я и с признательностью сказал:
– Благодарю покорно. Полагаю, я сумею правильно распорядиться полученной информацией.
Вся семья разом кивнула. Учтивый ответ был зачтён как проявление слабости. Надо было немедленно исправлять положение.
– Однако же, как он заставляет себя ждать, – пробормотал я, тяжело выбираясь из-за стола, и подошёл к укрытию, в котором затаился Слава.
– Алё, компадрито, – я пнул в дверь, перегруженный мозг требовал разрядки, – ты скоро?
– Скоро, – донёсся хмурый бас.
Я внедрился в ванную, брызнул в лицо пригоршню холодной воды и вытерся полотенцем, неприятно пахнущим тёщей.
– Как Славик? – поинтересовалась Маринка, когда я вернулся в комнату.
– Занедужил, – лаконично ответил я. – Скоро будет.
– Скажите, Илья, – с прохладцей осведомилась Валерия Львовна, – конечно я не надеюсь, что вы мне ответите правду, поскольку не нахожу вас возможным самостоятельно решить данную проблему, но всё же мне хотелось бы знать, какой вы видите дальнейшую совместную жизнь с нашей дочерью в свете противостояния с данной организацией?
Хороший вопрос, для Наполеона Буанапарте. Мадам явно нарывалась на скандал. Тёща есть тёща. Ну что ей ответить, так, чтоб без мата?
– Безоблачной, – улыбнулся я и тут в появился Слава.
Сразу захотелось побыковать.
– Ты что там, ключи от жопы потерял? – напустился я на него, игнорируя присутствие воспитанных по поэзии серебряного века женщин. – Три часа ждали, пока ты облегчишься. Верно ведь? – обратился я к аудитории.
Женщины промолчали, застигнутый врасплох тесть машинально кивнул.
– Чего-то не того схавал, – недоумённо пожал плечами Слава. – Вроде бы с водки табуретка ломаться не должна.
Друг был неподражаем в своей простоте.
– Ладно, нам пора. Похряли. По случаю этого дела, – я звонко щёлкнул по горлу, – мы не при колёсах, а на холопских добираться больно медленно – общественный транспорт ходит нерегулярно. Так что пошлёпали, дорогая, ехать нам долго.
От этой новости Маринка совсем скуксилась, но не стала возражать. Её готовность следовать за мной была выше всяких похвал. Я люблю свою жену, а тёща… Да фиг ли мне тёща, её не исправишь. Опять взялась за старое, но второго развода не дождётся. Я люблю Марину, она меня, а на тёщу – до ветру.
Последнего и в самом деле было неслабо. Валерия Львовна морщила нос, у тестя слезились глаза. Должно быть, Слава подпустил шипуна. В животе корефана периодически утробно урчало и я начал сомневаться, доедет ли он до дома, по пути целиком не изойдя на говно.
Хмель развеивался, в голову снова полезли покаянные думки. Такой уж был день. С убиенного синьхуана мысли перетекли на тюрьму и, по ассоциации с корефановой аварией, мне вспомнился дон Дракон.
…Население камеры 584 было здорово озадачено заскрежетавшим в девять вечера замком. Ничего хорошего это не предвещало, слишком уж неурочным был час для любого движения, а всяческие новации в тюрьме приносят подследственным исключительно головную боль. Какие предположения пронеслись в бритых шарабанах – одному Богу известно. Ждали проверку, подсадку, маски-шоу. Последнего особенно, поскольку боялись больше всего. Камуфляжные громилы с обтянутыми чёрной тканью лицами безжалостными побоями наводили жуть на «Кресты». Попадать под дубинал по поводу и без повода желающих находилось мало, тем более, что гарантировавшие неопознаваемость маски фактически дозволяли отморозкам безнаказанное убийство.
