Александр Афанасьев - Диверсия высочайшего уровня
Вместе с ним были его подчиненные, оба не киевляне. Один из Харькова, другой из Донецка. Последний – капитан со смешной фамилией Печник – получил награду и даже участвовал в каком-то ток-шоу как один из немногих донецких милиционеров, которые не изменили Украине.
Действительность была банальной и прозаичной. Бойцы ДНР поймали сыночка цыганского барона. Папа успел умотать, а того подвела жадность, решил тачку перегнать. Вот он-то на допросе рассказал, кто в милиции крышует наркоторговлю. Так что Печнику пришлось собрать руки в ноги и срочно покинуть Донецк.
Здесь, в Киеве, он тоже рвался в отдел по борьбе с наркотиками, но хлебных мест не хватало и для своих, поэтому его засунули в отдел по борьбе с экстремизмом. Капитан был этим очень недоволен и даже подумывал уволиться.
Кому это надо?! Опера из отдела экстремизма и так самые нищие, голимые. Но этого мало. Кого они ни прихватят, тот сразу начинает блажить, мол, измена идеалам Майдана. За что мы там стояли, рятуйте, граждане! Тут же у СИЗО собирается толпа «небайдужих». Власть, ради того чтобы разрядить ситуацию, освободит задержанного и тебя же во всем виноватым и сделает.
Она больше не защищает тех, кто ее представляет, работает от имени страны, жертвует ими на потеху толпе, поступает так часто и охотно. Потому и государевых людей становится меньше как количественно, так и качественно. Вместе с ними умаляется и государство. Потому что на слабого и лукавого хозяина не хочет работать никто.
Нет, Письменник тоже был в какой-то степени «небайдужим». Он не просто так помогал Майдану, реально понимал, что так дальше жить нельзя. Особенно это стало ясно по итогам безумных двух лет, с две тысячи двенадцатого, когда украинские верхи попытались скрестить ежа с ужом, точнее, советский УПК и европейские права человека. В итоге работать стало совсем невозможно.
Майор своими глазами видел, как большие начальники отпускают по домам изобличенных насильников и убийц просто из-за нежелания или невозможности правильно оформить документы и боязни потом получить по первое число за неприкосновенность прав граждан. Куда уж дальше!.. В украинской милиции были разные времена, но такого безобразия еще не случалось.
Он видел так называемые ротации. Ради сокращения коррупции на самом верху было принято решение постоянно перемещать руководящих работников милиции с одной области на другую, дабы они не обрастали связями.
Теоретически все правильно, но в Украине получилось так, что каждый начальник стал брать с собой свою команду в несколько десятков человек. Вот так они и перемещались по стране. Эти стаи воронья вмиг обклевывали, обгладывали все до костей. Это была не своя земля, а чужая. Им тут не жить. Надо успеть урвать как можно больше до очередной ротации.
Все реформы, одобренные ЕС, в Украине проводились через… мягкое место. Но и революция там получилась такая же, как и всегда.
Через…
Майор сильно хлопнул дверцей своей машины, дернул, убедился в том, что она заперлась, и пиликнул сигнализацией. Оставлять машину, тем более собственную, не служебную, было опасно. Прямо посреди бела дня нехорошие люди били стекла, угоняли тачку или вытаскивали из бардачка борсетку, коммуникатор, мобилу, все, что под руку попадет и уместится за пазухой. Но делать нечего, придется оставить.
Майор хмуро смотрел на подчиненных, а они – на него. Ни один из них не был профессионалом в том смысле, который нужен для прифронтового, взбудораженного города. Это было не французское Сопротивление, не Смерш во Львове в сорок четвертом, не «Каскад» в Афганистане в восемьдесят втором. Но делать было нечего. Есть те, кто есть, и маемо то, що маемо.
– За мной! – приказал майор. – Рожами не светить!
Все трое были одеты в почти одинаковые куртки-дутики, на ногах – ботинки одного фасона. Вместо того чтобы сделать правильно – рассредоточиться по тротуару, одному перейти на другую сторону, постоянно контролировать положение других, не светиться вместе, не вызывать подозрений – они так и пошли один за другим.
Ни один из них, говоря на профессиональном сленге, не закрылся для контакта. Чтобы сделать это, надо опустить глаза и смотреть на дорогу перед собой или хотя бы по мобиле базарить. Подойти к человеку, пристать, что-то начать выпытывать, расспрашивать психологически намного тяжелее, если он чем-то занят. Ты понимаешь, что отрываешь его от важного дела. Эти установки сидят у нас в подкорке. Их надо знать и умело применять. А они просто шли.
Майор почти сразу понял, что дело дрянь. Он видел такое не первый раз и мог понять, когда ситуация по-настоящему хреновая. Машины на улице стоят. Значит, движение впереди перекрыто. На некоторых украинские флажки или желто-голубые ленточки, но это не беда. Так половина Киева ездит от греха подальше.
А вот люди, идущие целенаправленно, уверенно, не спешащие, но и не медлящие, с особым выражением на лицах. Описать такое сложно. Это надо видеть. Парубки с рюкзаками, одни в камуфляже, другие в гражданском. Но рюкзаки у многих, и это не есть хорошо.
Все идут туда. У некоторых еще и сумки. Из них торчат пустые бутылки с высокими горлышками. Там же на дне явно лежат пластиковые полторашки с бензином. Значит, собираются коктейли готовить. А вон какая-то тетка напрягается, две сумки тащит. Там, скорее всего, жрачка. И все туда, прямо как лососи на нерест.
Худо. Как будто и не было этих страшных и кровавых двенадцати месяцев.
Майор видел такое год назад. Лица стерлись, но он помнил ту пугающую, непреклонную готовность на все даже у самых невоенных людей. У киевской блогерши-сердечницы, у бабки, которая на Майдан как на работу ходила, у какого-то офисного хомячка. У всех одно и то же: молчаливый вызов и смирение одновременно.
Мы вытерпим все! Вы можете схватить нас, раздеть на морозе, бить, издеваться, сажать за решетку, но мы не отступим, не изменимся, не договоримся. Два года прошло, страна в раздрае. Скоро начнется настоящая война с Москвой. В Киев придут русские танки. Денег не платят, цены бешеные. Нет света и горячей воды, вообще ни хрена.
Но люди все равно идут.
Лесопарк. Там еще круче. На входе братаются крепкие молодчики с открытыми, несмотря на мороз, головами, украшенными роскошными оселедцами. Тут же стоит машина, раздолбанный банковский «Фольксваген» с грубо намалеванными пятнами камуфляжа. Твою мать, откуда?! Технике территориальных батальонов въезд в Киев закрыт, все сотрудники ДАИ получили на этот счет конкретные указания. А там, дальше, за забором, еще хлеще. Толпа, автомат…
Да там еще и РПГ! Точно!
Майор на ходу достал из кармана мобилу, ткнул быстрый номер.
– Дежурного!..
– Минутку.
Бардак, блин! Дежурный должен сразу брать трубку.
В этот момент майор просто потерял контроль над ситуацией. Он не мог одновременно обращать внимание на телефон и на то, что творится в лесопарке. Вдобавок перед ним вывернулась какая-то компашка. Как назло, все во флектарне, с шарфами киевского «Динамо». Болелы!
Один из них лениво посмотрел на трех мужиков, идущих незнамо куда. Потом его взгляд сфокусировался. Он осознал, кого именно видит перед собой.
– Менты! – выкрикнул этот тип.
Уж болелы-то умели определять ментов с первого взгляда. Ненависть к стражам порядка была у них в крови…
Для тех, кто здесь собрался, крик «менты!» был подобен крови, капнувшей в лагуну, полную акул.
Печник, шедший последним, повернулся и бросился бежать. У него, кстати, был шанс. Он как раз находился напротив дома и мог бы нырнуть в подъезд, во двор. Короче, у капитана имелись две-три секунды на то, чтобы сориентироваться и мгновенно исчезнуть из поля зрения.
Ты работаешь в таком городе, как Киев. На дворе март две тысячи шестнадцатого года. Это значит, что, даже просто идя по улице, ты должен в любой момент знать, куда метнешься, если все пойдет плохо. Подъезд, проходной двор, торговый центр, магазин, подземный переход, маршрутка, стоянка такси. У тебя в голове всегда должен быть план действий на тот случай, если все пойдет кувырком. Но они не были спецами, и ничего подобного у них не имелось.
А человек, бегущий по улице, всегда привлекает нежелательное внимание.
От микроавтобуса рванулись трое. Еще один метнулся через дорогу, но неудачно, глупо. Он напоролся на машину, стоящую в пробке, и потерял темп. Водила возмущенно загудел.
Наперерез уже бежали. Сам майор знал, что с ним может случиться, если он попадет в руки правосеков. Письменник выронил телефон и полез за пистолетом. Но обращаться с оружием он толком не умел. Весь его опыт ограничивался несколькими посещениями ведомственного тира.
На него налетели, навалились. Кто-то ударил по голове. Несколько человек против одного, тут уж без вариантов. В месиве из снега и грязи сиротливо тонул телефон, подавал сигнал SOS горящим экранчиком.
