Наталья Корнилова - Золотая лихорадка
— Давно, знаете ли, кассетами пользоваться не приходилось, Маша, — сказал он, — я все больше на DVD все смотрю. Ну, или на компьютере, когда вспоминаю, как он включается. Кстати, тут все оформлено как репортаж. Очень интересно сделано. Подлинность гарантируется.
Я перевела глаза с неестественно улыбающегося круглого лица хозяина на экран телевизора. И увидела… смуглолицего хрупкого мужчину лет тридцати пяти, с коротко остриженными черными волосами и легкой небритостью на подбородке. Он только что вышел из салона машины, а вслед за ним свои могучие телеса неторопливо извлек из авто улыбающийся и сияющий, как будто его только что наградили, красавец. Красавец этот сверкал темными глазами, но я-то только что видела, как эти самые глаза потухли навсегда.
Но самое главное было не в том. Нет. Просто я не сразу поняла, кто был тот, невысокий, коротко остриженный, что вышел из машины вместе с Артистом. Не могу сказать, что он был уж очень сильно не похож на себя, этот человек, но, во всяком случае, сам антураж и то окружение, в котором он находился, не могли не сбить с толку. На секунду, на мгновение. Но потом я узнала, и даже непривычная — короткая — прическа вместо обычных вьющихся кудрей не могла помешать мне опознать того, кто исчез так неожиданно и так несообразно.
Это был мой босс. Это был Родион Потапович.
Я даже привстала, когда увидела его. Эта непривычная прическа, это бледное лицо, эта неожиданно крикливая мимика — хотя звук отсутствовал, я поняла, что Шульгин говорил зло, потерянно и с сердцем, что на него совершенно не похоже — эти нервные жесты бледных рук!.. Нет, решительно передо мной был другой человек, хотя так же бесспорно, что на видео был заснят именно он — Родион Потапович Шульгин. Ни с кем бы я его не спутала.
Я молча наблюдала то, как шел безмолвный диалог на экране. Человека, который неподвижно стоял перед боссом, я узнала. Я не раз слышала о нем, включая и сегодняшний день, я видела материалы о нем в местной прессе-с прилагающимися фотографиями, разумеется. Это был тот самый Уваров, который, как говорила Аня Кудрявцева, скандалил с Родионом на пороге дома Злова.
Вот в этом самом доме! Тот самый Уваров.
— Да, да, это Вова Уваров, — словно прочитав мои мысли, подтвердил Борис Сергеевич. — Урка, бандит, подельник убитого вами, Мария Андреевна, Гочи-Кочкарева, то есть в целом — чрезвычайно приятный и любезный человек. Обратите внимание, как с ним поведет себя ваш дорогой босс. Я уже просматривал пленку, но лишний раз стоит посмотреть, стоит. Видите, он поднимает пистолет. Отлично. А вот теперь смотрите. Ох! Вы видели, Мария? А еще будете говорить, что я нехороший человек. А я просто-напросто открываю вам правду. Истинную правду.
То, что я видела перед собой на экране, в самом деле впечатляло. Хотелось бы верить, что это постановочный трюк, но тем не менее я была уверена, что это вовсе не так. Нет. Не мог босс втравить себя в такую пантомиму. Никак не мог. Значит, серьезно. Значит, это правда. Родион в самом деле убил этого человека.
— А на следующий день он исчез, не так ли? — спросила я, поворачиваясь к Злову. — Его просто так вот отпустили, да? Ведь на следующий день он был в лагере, а потом пропал. Не понимаю… зачем же они его отпустили?
— Кто знает?
— Вот вы своей нестерпимой горячностью и не дали нам все выведать.
Он даже руки потер от удовольствия, когда услышал это.
Только несколько мгновений спустя я поняла, отчего он так радовался.
— Вы сказали: «нам выведать»? Это хорошо, что вы, Мария, сознаете, что нам по пути. Я о многом хотел бы спросить вашего босса.
— Вы уже спросили Козлова, вашего полуоднофамильца, Борис Сергеевич, — довольно резко отозвалась я. — Результаты известны нам обоим.
— Да, и я надеюсь, что вы будете вести себя умно. На этих условиях я согласен распрощаться с вами на недолгое, надеюсь, время и при этом рассчитывать, что вы не нанесете мне вреда.
«Хитрит, — отметила я, — будь его воля, он бы меня прямо здесь и закопал. Рядышком с Ваней Артистом. Тем более что прецедент уже создан. Нельзя сказать, что у него тут много охраны, да, верно, он и не на всех рассчитывает… после взрыва Кири, после расправы над Козловым, которому многие могут быть преданы».
Борис Сергеевич хитро на меня прищурился, а потом вдруг бухнул кулаком по столу и воскликнул:
— Неужели вам самой не интересно узнать, как все это могло произойти и, главное, из-за чего?
— Не поделили, — хмуро ответила я. — Что-то не поделили.
— Вот именно! И даже ваш приятель сюда влез, а ведь он из-за ерунды пачкаться не будет! И все эти игры с Ключом, который держал местные регионы под собой в свое время! Не-ет, Машенька, тут все гораздо запутаннее.
— А мне как раз кажется, что тут все очень просто, — сказала я, вставая. — Не хотелось бы вас больше задерживать, Борис Сергеевич. Словом, я откланиваюсь.
Он воспринял мое решение с неожиданным стоическим спокойствием. По чести, я ожидала от него немного другого. Впрочем, того, что он себе позволил там, в подвале, с избытком хватило бы на вагон и маленькую тележку негативных впечатлений. Злов окинул меня быстрым взглядом и отозвался:
— А, ну да. Не смею вас больше задерживать. Еще раз извините, если были какие-то накладки. А про подвал — настоятельно вас прошу — забудьте, забудьте. Такая красивая женщина, как вы, не должна портить себе нервы различными мелочами, даже если они происходят в форме крупного скандала.
— Вы изъясняетесь оборотами прямо по Жванецкому: «Водка в малых дозах полезна в любых количествах», — усмехнулась я. — Борис Сергеевич, последняя просьба.
— Да, конечно, пожалуйста, — видимо напрягся он. Наверное, не понравилось словосочетание «последняя просьба» в контексте только что имевшего место убийства Артиста, хотя совершено оно было, бесспорно, в состоянии аффекта.
— Прошу вас, проводите меня до ворот вашего дома. Не хотелось бы, скажем, наступить в грядку.
Свирепые искорки сверкнули в его глазах. Он прекрасно понял смысл сказанного. Тем не менее он в самом деле согласился проводить меня до самых ворот своего дома и даже предложил воспользоваться той же машиной, на которой меня сюда привезли.
Я отказалась.
На прощание Борис Сергеевич сказал:
— Ведь у всех этих товарищей, аферу которых я раскрыл, имеется некая перевалочная база, где они хранят свои ценности, выкопанные из земли. Они ведь не могут сразу же перебросить их по нужному адресу, тем более что сразу и не знают, куда и что везти. А лишний раз рисковать, что задержат со всем этим археологическим добром, — не в духе этих ребят, «черных археологов». Я их, конечно, обезглавил, снял верхушку мафии, которая функционировала буквально за моей спиной… но чтобы окончательно прекратить этот беспредел в здешних краях, нужно найти Родиона, нужно найти Лужина, последнего артистовского прихвостня, и — главное! — нужно решить вопрос с Ключом. С тем самым Ключниковым, он же Семафор, он же Ключ, досье на которого вы сегодня читали.
— Если судить по этому досье, — без особого энтузиазма сказала я, — этим Ключом могут разве что на том свете заинтересоваться. До свидания, Борис Сергеевич.
Он мутно смотрел мне вслед… Ох, не нравится мне этот взгляд!
Внезапная мысль пришла мне в голову. Это что же выходит? Уваров убит, пусть даже Родионом, убит по причинам, пока еще непонятным мне. На следующий день Родион появляется в лагере. Он мрачен, задумчив, намекает на возможность моего приезда, а потом и вовсе говорит об этом прямо. Потом Родион пропадает. На месте его исчезновения — в доме Егеря, где Шульгин, собственно, ждал хозяина — в луже крови обнаруживается локон волос, вне всякого сомнения, Родиону принадлежащих. Вот такова последовательность событий, развернувшихся здесь, и вполне можно выстроить цепь, где одно событие логично вытекает из другого.
И только одна маленькая деталь. Одна маленькая деталь мешает. Она мала, но назойлива, подобно комару. И никак не избавиться. Казалось бы, мало ли тебе, Пантера, других проблем, мало ли произошло всего, что всколыхнуло, взбаламутило ряску этого, казалось бы, тихого и невозмутимого, как маленькое болотце, города. Да вот только в тихом омуте… Да. Я отмахнулась от дурацкой мысли, хотела думать о последних словах Артиста, о его связях с Родионом, о том, что он сказал о Коле Кудрявцеве, и о том, чем Коля Кудрявцев якобы занимался. О том, кстати говоря, кто с благословения Артиста хотел убить меня вчера вечером, кто и зачем собирался выкрасть тело Кудрявцева из киевского морга. Из-за чего погиб сам Кудрявцев, если на теле его не оказалось никаких повреждений? Вот что важно, а уж никак не эта мыслишка, не назойливый этот комарик, который неотвязно жужжал в голове.
Но черт побери, пусть я дура, но тогда пускай мне объяснят, откуда на полу в домике Егеря прядь волос Родиона, довольно длинная, волнистая, не одну неделю ращенная, если за несколько часов до того, в ночь, точнее, в утро убийства Уварова, Родион был коротко острижен? Это может значить только одно: прядь вовсе не в борьбе вырвали, как я предполагала изначально, — нет, отнюдь нет, ее бросили туда нарочно, предумышленно!