Владимир Гурвич - Федеральный наемник
Мы без труда нашли машину, Ванда назвала адрес. Я знал этот район, он располагался в нескольких кварталов от того места, где я воевал. Не исключено, что три года назад, пока я штурмовал превращенные в крепость дома, она пряталась где-нибудь в подвале.
Мы домчались за пятнадцать минут. Я с интересом смотрел на проплывающие мимо меня картинки жизни. Это был типичный прифронтовой город; почти все мужчины и многие женщины были вооружены, на улицах строили укрепления, в стратегических точках устанавливали крупнокалиберные пулеметы. Невольно я подумал, что надо бы все эти точки отметить на карте. Но тут же одернул себя: мне до этого нет никакого дела, это не моя война, на этот раз это не мой предстоящий штурм.
Я расплатился с шофером, и мы едва поспевая, бросились за Вандой. Квартира находилась на седьмом этаже, лифты, естественно, не работали, и пока мы с отцом Борисом взбирались на эту вершину, то изрядно запыхались.
Вслед за опередившей нас молодой женщиной, мы вошли в квартиру. Она имела все очевидные признаки погрома. Мебель была перебита, повсюду валялись какие-то вещи, домашняя утварь. Никого здесь не было. Зато простынь на кровати была вся покрыта бурыми пятнами засохшей кровью.
При ее виде Ванда побледнела, и я даже слегка обнял ее, боясь, что она шлепнется в обморок. Но в обморок она не упала. Она стояла, обхватив голову руками не в силах отвести глаз от этих страшных темных пятен.
— Это его кровь, — вдруг прошептала она, словно узнала ее принадлежность по каким-то одной ей ведомым признакам. — Его надо искать, может быть он ранен, — вдруг встрепенулась она.
Я покачал головой. Я слишком много перевидел всего на войне и понимал: при таком большом кровотечении у человека остается мало шансов на выживание, только в случае немедленной и квалифицированной медицинской помощи. Но кто ее мог ему оказать в этом проклятом городе?
Кажется, у этой женщины гораздо больше самообладания, чем я предполагал. После первых минут отчаяния, она стала возвращаться к нормальному состоянию. И быстро пришла к таким же выводам, что и я.
— Нет, это все бесполезно, никто бы ему тут не дал выжить. Они убили его!
Несколько секунд молодая женщина стояла неподвижно, затем вдруг стала крениться на бок. Я находился рядом и успел вовремя ее подхватить. Моя рука обвилась вокруг ее стройного стана. Она прислонилась ко мне, я чувствовал ее горячее дыхание на своей щеке. Затем она вдруг резко отстранилась, я поймал на себе ее враждебный взгляд. Мне даже стало немного неприятно, так неприязненно и зло смотрела она на меня, будто это я был виноват в гибели ее мужа.
За свою жизнь я видел немало мужчин и женщин, охваченными большим горем. И каждый человек переживал его на свой манер. Эта женщина просто стояла молча, смотря прямо перед собой. По ее виду нельзя было определить, что происходит у нее внутри; она напоминала статую, такой неподвижной она была.
К Ванде подошел отец Борис, участливо обнял за плечи. Она посмотрела на него и молча положила голову ему на плечо. Он обнял ее и усадил на чудом уцелевший среди этого разгрома единственный стул.
Так в полном молчании прошло минут десять. Меня несколько удивляло то, что за все это время Ванда не пролила ни одной слезинки, ее глаза были абсолютно сухие, как высохшие в пустыне озера. Я разделял ее горе, однако у меня были свои срочные дела. И я пробивался сквозь смертельные опасности в этот город вовсе не для того, чтобы терять попусту времени у залитой кровью кровати. Этим ее мужа все равно не вернуть. Пора заниматься другими делами.
— Прошу меня извинить, — решительно сказал я, — но у меня здесь есть свои дела. Вы можете тут оставаться, я же пойду.
— Нет, я не желаю здесь больше находиться, — вдруг встрепенулась Ванда. — Я хочу уйти отсюда, немедленно уехать навсегда иэ этого города. пусть он будет проклят.
Я пожал плечами. Причины ее желания были понятны, не понятно, куда и как она собирается отправляться. Ведь по ее словам ехать ей некуда.
— Хорошо, пойдемьте все вместе, но только туда, куда я вас поведу.
Никто не возражал. Мы вышли из дома. Отец Борис по прежнему аккуратно поддерживал женщину, и я ему искренне позавидовал. Мне вдруг чертовски захотелось пожить хотя бы пару денечков нормальной мирной жизнью с ее маленькими, но очень приятными, а главное безопасными радостями. Мне же в ближайшее время предстояло пережить все прямо противоположное.
Как выяснилось, я неплохо помнил город. Идти было недалеко, а потому мы не стали тратиться на машину. Я остановился возле довольно большого кирпичного дома, путь к которому преграждал высокий каменный забор.
Я стал стучаться.
— Эй кто там ломиться, а ну валите отсюда, — внезапно услышал я совсем рядом с собой сердитый голос.
— Мне Джахар нужен.
— Джахар? — Теперь голос наполнился удивлением. — Кому же понадобился в такое время Джахар?
— Мне.
— А кто ты такой?
— Открой, узнаешь.
— Ты что меня за дурака держишь, кто же сейчас открывает незнакомым людям.
— А тем, кто передает привет от Сулеймана, — негромко произнес я.
Но мой невидимый собеседник расслышал меня. Дверь моментально отворилась. Я увидел перед собой маленького ростом мужчину, с выпирающим из брюк хорошо накаченным, словно мяч, животом. Джахар внимательно разглядывал нашу пеструю кампанию.
— Проходите, проходите, гости дорогие, — с улыбкой проговорил он. — Для меня это честь принимать вас у себя.
Мы вошли в дом. То, что хозяин далеко не беден, было заметно сразу. Гораздо больше меня заинтересовал другой вопрос: как он не боится в городе, где убийства и грабежи — самое обычное явление, демонстрировать свое богатство?
— Вы, наверное, устали с дороги. Вот у женщины совсем плохой вид. Надо ей хорошенько отдохнуть. Сейчас все быстренько организуем. Эй, Аслан, — вдруг крикнул он, — где ты, негодник, покажись!
В комнату вошел парнишка лет шестнадцати, очень красивый: стройный, не по возрасту рослый, с гордым породистым лицом горца.
— Это мой племянник, — не без гордости представил его Джахар, — сын моей старшей сестры. Видите какой красивый мальчик.
При слове «мальчик» сына сестры всего передернуло. Я догадался о чувствах юноши, мечтающим о том. чтобы поскорее стать полноценным мужчиной.
— Я вижу, он не мальчик, он уже настоящий джигит, — сказал я.
Аслан кинул на меня благодарный взгляд.
— Он проводит женщину отдохнуть. Я вижу, с ней не все в порядке.
— Она только что узнала, что ее мужа убили.
— Боже, какой ужас! — воскликнул Джахар, а его руки дружно вознеслись к небу. — Кругом одно горе. Хоть кто-нибудь может сказать, когда придет мир на эту несчастную землю.
Я не мог, поэтому промолчал.
Джахар окинул нас внимательным взглядом.
— Скажите, чего вы хотите, я все для вас сделаю. Друзья Сулеймана — мои друзья.
Я подумал, что Ванда, наверное, не отказалась бы от того, чтобы помыться. Да и мы все тоже.
— Мы бы хотели помыться.
Джахар ударил себя по лбу.
— Как же я сам не догадался и не предложил вам этого. Сейчас все сделаем, а потом поговорим о делах.
Я кивнул головой, такой подход меня вполне устраивал.
Первой в небольшую баньку вошла Ванда. Когда через двадцать минут она вышла, я ее не узнал. Это была совсем другая женщина; слежавшиеся волосы теперь блестели, нежная кожа казалось светилась. Даже взгляд изменился, он стал живей и спокойней.
Нам тоже предстояло пережить приятные минуты. Мы мылись вместе с отцом Борисом, терли друг другу спины, плескались, как дети.
— Да, — сказал он, — баня великая вещь, не может быть душа чистой, если тело нечисто. Это первый шаг на пути великого очищения.
— Большинство людей им и ограничиваются, — заметил я, окатывая его тазом с холодной водой.
— Да, — согласился он, — но великое очищение грядет. Вы сами будете присутствовать при нем. Я чувствую это.
— Нет, отец Борис, очистить свою душу я не надеюсь. Мне моей жизни на это не хватит. Вы сами видите, грехи на ней только прибывают, как вода в половодье. Пока ехали сюда, сколько уже убили людей. А еще сколько убьем. Война не очищает.
— Тут вы правы, война — самая греховная вещь. Но иногда и грехи, накапливаясь, приближают нас к очищению. Бог милостив, он говорит, что для него главное не грех, а грешник. «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» Вы понимаете разницу?
Я пожал плечами. Я сам не знал, понимал я или нет. По правде говоря, меня больше волновал другой вопрос: что скажет мне этот Джахар. От той информации, что я получу от него, зависит очень многое. После бани нас ждала сытная трапеза. Было такое чувство, что нет войны, что на город не надвигается армада федералов, что она не утюжит своими танками эту землю, безжалостно вдавливая в нее все, что попадается на пути.
