Ученье свет - Дмитрий Ромов
Поэтому я, не останавливаясь, дунул вперёд и выскочил на улицу. Дальше я побежал вдоль дороги, пытаясь на ходу поймать попутку.
Увидев медицинскую «буханку», я буквально выпрыгнул ей навстречу.
— Ты чё, с ума сошёл? — закричал водитель, открыв окно.
— Подвезите! — попросил я, вытаскивая из кармана деньги.
— Куда тебе?
Я назвал торговый центр, находящийся в той стороне, куда ехала машина.
— Девушка ждёт. Опаздываю! Спасите!
— Сумасшедший! Запрыгивай.
Я оббежал машину, открыл дверь и в тот самый момент заметил тачку Раждайкина, выруливающую на дорогу. Они тоже должны были меня увидеть. По крайней мере, я постарался, чтоб увидели.
— Поехали, поехали, пока зелёный! — поторопил я водилу, и он рванул с места, успев проскочить светофор и повернуть направо.
Сзади раздался визг тормозов. Я обернулся и посмотрел в окно. Раждайкин остался на перекрёстке, едва не врубившись в проходящую машину.
— А как хорошо, что я вас поймал, — сказал я и отсчитал четыре сотни. — Держите.
В машине пахло бензином и карболкой. Она подпрыгивала на каждой кочке и рычала, как зверь. Мы снова проскочили на зелёный и рванули по Советскому. Через пару минут тачка Раждайкина замаячила сзади. Буханка свернула налево на Кузнецкий.
— Здесь! — крикнул я. — Да, да, да, вот прямо здесь. Нет, дальше везти не надо, я выскакиваю. Спасибо большое.
Он притормозил на светофоре, я выпрыгнул и забежал в салон сотовой связи. «Буханка» тут же тронулась и рванула дальше. Водитель сказал, что ехал на Предзаводской, что было хорошо, потому что он уводил Раждайкина подальше от дома и оставлял мне больше времени на то, чтобы что-то предпринять.
Я встал у окна, наблюдая, что произойдёт дальше. Вскоре мимо пронеслась тачка Раждайкина. Дождавшись, когда она скроется из виду, я вышел и поспешил в сторону дома.
Сергей Сергеевич откладывался. Нужно было придумать, куда спрятать маму. Путёвку в санаторий сейчас никто не выпишет, значит, надо было изобретать что-то другое. Я двигал домой, прокручивая всевозможные идеи — к Юле, к кому-то ещё, увезти её к Сергееву или, может быть в дом Розы… Можно было попробовать обратиться к Чердынцеву…
Я добежал до дома чуть больше чем за десять минут. Забежал во двор со стороны стройки и, уже традиционно плутая по кустам, приблизился к подъезду. Несколько минут понаблюдал из укрытия и никого не увидел. Всё было тихо и спокойно. Раждайкина на горизонте не было.
Дверь открылась. Из неё вышел Соломка. Я выскочил из своего укрытия и подбежал к нему.
— Здорово, дядя Лёня.
— Здорово, Серёжка, — кивнул он. — Ну как, житуха? Я за хатой следил, как ты просил. Никто, ничего.
— Да, я понял, понял. Ты ж мне сообщил бы.
— Естественно.
— Хорошо. Ну, дядь Лёнь, просьба остаётся в силе. Если что увидишь, если что услышишь — дай мне знать. На-ка вот тебе, на вкусняшки. Маленький гостинчик.
— Да не надо, не надо! — спрятал он руки за спину.
Я засунул ему в карман две американские сотни.
— Только ты уж сам поменяй. В «Сбере» вроде без комиссии.
Он бережно достал баксы, осмотрел их, свернул и убрал обратно в карман.
— Благодарствую, раз такая настойчивость, — сказал он. — Если что, сразу тебе брякну. Если кто подозрительный или кто будет тебя спрашивать. Ну, если увижу, конечно. Я ж не всё время здесь сижу.
— Ну да, ну да. А ты прислушивайся, если там в подъезде какой шум.
— Это я завсегда, — кивнул он.
А я зашёл в подъезд и поднялся к себе. Открыл дверь и вошёл в квартиру.
— Серёжа, ты? — раздался из кухни голос мамы.
— Я, конечно, мам, я.
Она вышла из кухни и улыбнулась.
— Ты быстро. Молодец. Я-то боялась, что ты опять до ночи — всё дела какие-то, даже уроки учить некогда.
— Я же сказал, скоро вернусь, — ответил я сбрасывая кроссовки.
— Да ты всегда так говоришь, — усмехнулась она. — Он всегда так говорит.
Сказав это, мама обернулась в сторону кухни. И в это время моя тревожная мышь будто с катушек слетела. Она принялась рыть своими железными когтями, изо всех сил пытаясь процарапать выход наружу. В ушах раздался стук. И это были не какие-нибудь серебряные молоточки, загрохотала промышленная наковальня.
Из кухни тихой и неслышной, крадущейся походкой вышел Раждайкин.
— Здравствуй, Сергей, — улыбнулся он. — А я вот к тебе… Минут двадцать, как пришёл.
Сука! Вот сука! Я едва сдержался, чтобы не броситься на него.
— Ты только ушёл, а к тебе вот Альберт Маратович пожаловал. Он из МВД. Говорит, что таких ребят, как ты, давно не видел.
— Это точно, — елейно улыбнулся Раждайкин.
Было ощущение, что это не он, а его брат-близнец, которого воспитывала не улица, не бандитские разборки и не ментовской беспредел, а богатый и добрый индийский раджа, любивший всех, включая птичек и насекомых, не говоря уже о бедняках из касты неприкасаемых.
— Ну, давай, проходи, мы как раз чай пьём. Альберт Маратович торт принёс.
— Не отравленный? — спросил я.
Мама недоумённо моргнула, а Раждайкин весело засмеялся. Почти как красавица Лиля на вчерашней вечеринке, только голос у него был потолще.
— Чувство юмора — это хорошо, — сказал он. — А хорошее чувство юмора — ещё лучше. Настоящий ментовской юморок. Я буду очень и очень расстроен, если, закончив школу, ты не пойдёшь по юридической стезе.
— Пойду, — улыбнулся я. — Закончить бы только эту школу. Вы бы знали, Альберт Маратович, как современным детям трудно учиться. Камеры слежения, досмотры, недоверие, полицейские методы. Не то, что в ваше время.
Он опять засмеялся. Я зашёл на кухню, мама налила чай.
— Альберт Маратович хотел с тобой переговорить с глазу на глаз. Поэтому вы тут оставайтесь, а я пойду к себе, не буду вам мешать.
— Спасибо, Тамара Алексеевна, — кротко поблагодарил Раждайкин.
Мама вышла, а он ложечкой отделил кусочек торта, отправил в рот и запил чаем.
— Манговый чизкейк. Угощайся, обалденная штука. Видишь, я сам ем и не отравился ещё.
— Вы, оказывается, очень
