Лихие. Смотрящий (СИ) - Вязовский Алексей
— Неплохо, неплохо, — покивал я, осматривая гостиную. — А что по деньгам?
Ирина назвала цену. Тридцать две тысячи долларов. Сейчас это кажется заоблачной ценой — даже по лицу Лены видно — но лет через десять, такая двушка будет стоить сотку. А еще через лет семь и за пол-ляма не купишь.
— За такие бабки нужен личный выход на Красную площадь, — пошутил я.
— У нас есть пара вариантов на Воздвиженке и Моховой, — не поняла юмора Ирина.
— Не, там слишком шумно, и Ленка мумий боится, — опять зажег я. — Давай смотреть на Арбате.
Уже вместе поехали дальше по Кутузовскому. Старый дом, вокруг липы, пожилые дамы в шляпках гуляют с собачками… Красота!
— Ух ты, антиквариат! — хохотнул я, разглядывая лепнину на потолке квартиры — Слышь, Ириш, а призраки тут не водятся? А то, знаешь, не хочется по ночам с Пушкиным чаи гонять.
Лена хихикнула, а риэлторша явно начала терять терпение.
— Уверяю вас, Сергей Дмитриевич, это очень престижная квартира. А посмотрите, какая кухня!
— Да вижу я, вижу. Неплохо, но не то. Понимаешь, мне нужно что-то… посолиднее. Чтоб зашёл, и сразу стало ясно: тут живёт человек с размахом.
Ирина на секунду задумалась, а потом её лицо просветлело:
— Знаете, у меня есть один вариант. Правда, он немного выше вашего заявленного бюджета…
— Э-э, милая, — перебил я её, — Бюджет можно и подвинуть.
И вот мы на 1-й Тверской-Ямской, дом 7. В подъезде сидит консьерж, стоят вазы с пальмами. Третий этаж. Четырехкомнатная квартира в сто квадратов.
Я шагнул в просторную прихожую и сразу понял — вот оно.
— Ленусик, глянь-ка, какой простор! — я раскинул руки. — Тут можно целый полк разместить!
Мы прошли в гостиную. Огромные окна во двор, паркет, высокие потолки. Лена ахнула.
— А это что за дверцы? — спросил я, указывая на встроенные шкафы.
— Это гардеробная, — с гордостью ответила Ирина — Очень вместительная.
— Гардеробная, говоришь? Ленусь, слыхала? Теперь будет, куда твои тряпки складывать!
Лена слегка нахмурилась, но промолчала. Мы осмотрели кухню, спальню. Если тут сделать евроремонт, убрать дебильные обои, а стены пустить под покраску… Нет, отличный вариант.
— Продает кто?
— Родственники бывшего члена ЦК КПСС.
— А что сам член?
Лена покраснела, риэлторша тоже.
— Умер. Наследство оформлено должным образом.
Поинтересовался ценой. Сорок пять тысяч долларов.
— Понимаю, дорого, — Ирина тяжело вздохнула. — Но зато метраж! Соседи! Тоже все сплошь заслуженные люди.
— Да ладно, расслабься, — махнул я рукой. — Беру.
У риэлторши отвисла челюсть.
— Вот так просто? Без торга?
— А чего тут торговаться? Мне нравится, Лене тоже. — Я повернулся к Лужиной и дождался ее неуверенного кивка. — Когда можно оформлять?
— Ну… думаю, мы можем начать процесс уже завтра, — всё ещё не веря своему счастью, пробормотала Ирина.
— Вот и ладушки, — я хлопнул в ладоши — Ты там с документами всё оформи как надо. Чтоб комар носа не подточил, поняла? А я в благодарность тебе премию накину сверх комиссии. Идёт?
— Конечно, Сергей! Всё будет в лучшем виде! — закивала Ирина.
Мы вышли из подъезда. Я обнял Лену за плечи:
— Ну что, красавица, довольна?
— Сергей, это… это слишком, — пробормотала она. — Такие деньги…
— Эй, ты чего? Для тебя ничего не жалко. Ты у меня одна такая, ясно? Будешь жить как королева.
Я открыл дверь машины, помогая Лене сесть.
— А теперь, — сказал я, заводя мотор, — поехали отмечать. Знаю я тут один ресторанчик неподалёку…
Реакции ноль. Я присмотрелся к девушке. Лицо напряженное, поза тоже. Что-то явно не так.
— Знаешь, Сережа, что такое гражданский брак? — спросил вдруг она.
Я пожал плечами.
— Если ты не понял, то это у нас с тобой.
— И что же? — спросил я, понимая, что такого рода разговоры испортят мое радужное настроение напрочь.
— Гражданский брак — это союз женщины с низкой самооценкой и мужчины с еще более низкой ответственностью.
Явно с чужого голоса поет. Я даже знаю, с какого. Я же вроде велел эту суку к нам не пускать больше. Но с такими бабами — ты их в дверь, они в окно.
— Ты не угадала, Лен, — я резко выкрутил руль, начиная злиться. — У меня с ответственностью полный порядок. Или ты намекаешь, что вместо квартиры я мог подарить тебе кольцо на безымянный пальчик?
— Мне такой подарок принес бы больше радости, Сереж, — Ленка посмотрела на меня лучистыми глазами.
— Пока это невозможно, — покачал головой я. — Именно потому, что я забочусь о тебе. Тебе пока не нужно в мою жизнь. Она не для тебя.
— Высади меня, — вдруг сказала Лена. — Я хочу пройтись. И давай отложим ресторан. У меня нет настроения праздновать.
— Тебе не понравился мой подарок? — удивился я. — Ты чего, Лен?
— Ты сделал подарок себе, Сережа, — горько сказала она. — Останови!
* * *Необходимость выгулять себя в имидже успешного коммерсанта случилась уже через пару недель, когда схема под авизо была собрана окончательно и бесповоротно. На лобненских наркоманов, убитых наглухо, мы зарегистрировали пяток ТОО с уставным капиталом в размере стоимости авторучки, выдали доверенности на Пашку в банках. Потом положили на счет какие-то не слишком большие деньги и погоняли их туда-сюда, изображая бурную деятельность. Мы купили на всех… прости господи… директоров… один костюм, благо они были тощие, как весло, один галстук, и приставили к ним бригадиром Токаря, который отвечал за поставку этим бедолагам качественного товара. Делалось это вовсе не потому, что мы заботились об их здоровье. Да и зачем бы мне это, если они сами не заботятся о нем? Просто в ближайшие три месяца они не должны были сдохнуть от передоза, иначе схеме конец. А вот после этого — пусть гасятся сколько угодно и чем угодно. Я никогда не притворялся матерью Терезой.
Наркоманские фирмы запыхтели вовсю. Мы даже какую-то копейку в виде налогов зашлем в бюджет, чтобы родное государство порадовалось и не бросилось оттачивать на нас коготки быстро набирающей силы Налоговой полиции. Ее визиты в коммерческую структуру по форме мало чем отличались от визитов братвы, а по содержанию не отличались вовсе. «Лежать всем мордой в пол!». Ну, разве что били поменьше и счета могли заблокировать. И те и другие хотели отнять денег и успешно справлялись с этим. Но если братва была заинтересована в долгосрочных отношениях, то полиция рвала все, до чего могла дотянуться. Что случится с фирмой потом, им было насрать.
А еще в разрушенной финансовой системе страны царил такой бардак, что это не могло закончиться ничем, кроме вопиющего пиздеца. И он уже стучал в двери, грозя опустошить бюджет и без того нищей страны. В начинающемся торнадо нужно было сорвать первые плоды и успеть их сохранить, предоставив возможность сидеть другим людям, которые потеряют полностью и меру, и совесть, и берега. А вот у меня с берегами был полный порядок, а потому я уже готовил следующую схему, ради чего давился обедами в столовке на улице Никольской, где любили покушать сотрудники РКЦ ЦБ, расположенного напротив. Я приезжал в одно и то же время, вводя своей крутизной в экстаз женскую половину публики. Карась, который изображал моего водителя, открывал передо мной дверь черной Волги, а я важно шел к столику, который держали для меня местные халдеи. Как вы понимаете, стоил тот обед примерно столько же, сколько в хорошем ресторане.
Мне нужен был один человек, один-единственный. Мне показали его мельком, и я уже несколько раз встречался с ним взглядом, что выходило как бы невзначай. А потом, совершенно случайно, задел его и выбил из рук поднос…
— Я прошу прощения! — поднял я перед собой ладони. — Я такой неловкий! Тысяча извинений! Я все возмещу! Тут недалеко неплохой ресторан. Нет! Нет! Я не приму никаких возражений! И к концу обеденного перерыва вы окажетесь на своем рабочем месте…
Его звали Семен. Он дожил до тридцати лет, не имея жены и детей. Клерк был довольно нерешителен, а потому поехал со мной в ресторан, а вечером поехал в баню, где его взяли в оборот самые красивые шлюхи Москвы. А потом он, пьяный в слюни, плакал у меня на груди, проклиная строгую маму, которая сделала из него финансиста. А ведь он всегда хотел стать летчиком. Вот так вот бывает. Мы будем дружить какое-то время. Ведь мне позарез понадобятся сведения из его отдела. Там можно будет поднять такие деньги, что траты на шлюх и бухло покажутся просто копеечной возней. Ведь на кону стояли сотни миллионов.
