Борис Седов - Пленница

— Нам надо поговорить, — не сдаюсь я.

— Потерпите!!!

И тут мне на помощь приходит Олег.

— Димыч, в натуре, им надо перешепнуться. Оставь пока девочку. Успеешь еще, наиграешься.

— Ну ни хрена себе! — Дима возмущен, но ослушаться Олега не смеет. Отлипает от Дины-Ди с таким кислым видом, словно выкушал без закуски бутылочку уксуса. — Тебе-то ништяк. Ты со своей уже оттянулся.

— А кто тебе мешал, когда мы с Гердой… — Я подхватываю Диану под локоть, отвожу в сторону.

— Когда мы отправимся париться, не ходи с нами.

— Почему? — не понимает она.

— Потому, что умрешь.

— Умрешь… Все мы когда-нибудь… Что, начинаем? — догадывается она.

— Да.

— Олег с нами? — Диана умная девушка. Ей даже не надо ничего объяснять.

— Да. Ты сейчас останешься с ним. Скажи, что не переносишь парную. А Диму постарайся стряхнуть. Только не грубо. Навешай ему, что через десять минут отдашься ему во все дырки.

— Может быть, нужна моя помощь?

— Скорее, ты можешь помешать.

— …Олег, ты чего не разделся? — громко интересуется хозяин. — Все в парную!

— Я не пойду. Посижу здесь.

— Чего так?

— Сердце. Мне однажды уже стало плохо в парилке. После этого не рискую…

— Хорошо, я остаюсь, — послушно кивает мне Дина-Ди и игривым тоном звонит на весь предбанник: — Олеженька, раз уж так, позволь, составлю тебе здесь компанию. Я тоже терпеть не могу париться.

Нельзя сказать, что при этом озабоченный Дима испытывает большое удовлетворение. Но не предпринимает никаких попыток остаться с Дианой. Презрительно хмыкает, пожимает плечами (Мол, как хочешь, стервоза. Если предпочитаешь этого мачо, на! Подавись!) скидывает рубаху и слипы и гордо шествует следом за Юриком и Гизелью в парную.

Отлично! Ловушка потихонечку наполняется. Скоро настанет пора ее захлопывать. Вот только меня беспокоит одно: как бы не помешал разгорячившийся Дима. Возьмет и вообразит, что у него за спиной мы с Дианой произвели обмен партнерами: Дина-Ди теперь будет с Олегом, а ему, обломавшемуся, предстоит подкатывать бейцалы ко мне.

Но мои опасения не оправдываются. Когда я, скинув на пол тунику и оставив в предбаннике Олега с Дианой, захожу в парную, то обнаруживаю там полнейший покой и порядок. Обиженный Дима, взгромоздившись на верхний ярус полка, отвернулся к стене. Юрик, напялив на лысину тулью от шляпы, замачивает в дощатой бадье два березовых веника. Генерал зажимает в уголке попискивающую Касторку. Всеми забытая Танька, приткнувшись на нижней ступеньке, ловит приход.

— Герда, ты ближе всех, — обращается ко мне Юрик. — Подбавишь парку?

— Да.

В генеральских объятиях, изображая оргазм, начинает взвывать толстуха Касторка. Вот она разворачивается к своему престарелому партнеру спиной и наклоняется, опершись руками о стену. Генерал тут же пристраивается к ней по-собачьи.

— Герда, открой вон ту заслонку. И плесни немного водички.

Юрик прав. Пора начинать. Сейчас самый подходящий момент — все заняты своими делами: Дима жалом к стене возлежит на полке; генерал обрабатывает Касторку; Касторка, притворяясь, будто это ей по приколу, глухо мычит; Танька поджала к подбородку колени и зависает в астрале; Юрик колдует над вениками. Такой удачный момент может не повториться. Да и чего тянуть? Раньше сядешь, раньше выйдешь. Вперед!

Я, немного раздвинув ноги, словно томпакс за грубую нитку, вытягиваю из себя флакончик, который мне передал Олег. Поддеваю ногтем пластмассовую пробку, но она неожиданно упирается — не желает, паскуда, покидать своего уютного гнездышка.

«Вот и проблемы! — думаю я и прикидываю, а не попробовать ли, рискуя нализаться отравы, прихватить пробку зубами. — Нет, пока рано. Попробую так».

Блин! Проклятая пробка! Время идет!..

— Герда! — напоминает о себе Юрик. — Да плесни ты на каменку, наконец! Что, уснула?!!

— Я себя что-то неважно чувствую, — чтобы как-то оправдать свою заторможенность, бормочу я и правой рукой снимаю с гвоздика деревянный ковш. А левой продолжаю судорожно дрочить упертый флакон.

Пробка наконец поддается.

«Слава Всевышнему! — Я перевожу дух, автоматически отмечаю, что сломала ноготь, и смахиваю со лба обильные капельки пота. Вид у меня сейчас, и правда, неважный. — Осталось всего ничего».

Сперва набрать в ковшик водички…

— Да что с тобой? — упирается в меня обеспокоенным взглядом хозяин. Ему совершенно не улыбается, чтоб в его бане какая-то девка по вызову хлопнулась в обморок. — Отправляйся в предбанник, посиди на диване, охладись немного под душем.

…Потом поддеть остатками ногтя пробку — теперь она вылезет без затруднений…

— Да… Да… Конечно… Только сначала все же подбавлю вам пару.

…Опрокинуть флакончик над ковшиком. Вылить туда его содержимое…

«Ну и хрен ли ты вылупился?!! Отвернись, Юрик! Дай мне закончить!»

…И останется лишь выплеснуть эту гадость на каменку. Задержать дыхание и валить поскорее отсюда в предбанник. Посидеть на диване. Охладиться под душем. Далее выкурить сигарету.

Хотя я почти не курю — придерживаюсь, фанатка, здорового образа жизни.

«Вперед, Герда! Срок, отведенный тебе, на исходе!

Я зачерпываю воды из бадьи. Поворачиваюсь к хозяину спиной и левой рукой, в которой по-прежнему зажат флакончик с отравой, открываю чугунную заслонку. Ногтем уже без проблем поддеваю пластмассовую пробку, и до меня доносится еле слышный звук ее падения на пол. Ковшик плотно прижат к животу, так что манипуляции с флаконом надежно укрыты от посторонних глаз.

Есть!

Я выплескиваю отравленную воду на каменку, и краем глаза успеваю отметить, как оттуда с шипением вырывается облачко пара. Спешу к выходу из парилки.

И слышу вслед Юрино:

— Спасибо, Герда. Иди, отдохни.

Я тщательно прикрываю за собой дверь и без сил опускаюсь на краешек ближайшего к входу в парилку дивана. Мне сейчас это до фонаря.

— Все путем, Герда? — отставляет в сторонку бокал с золотистым напитком Олег. Он абсолютно спокоен. Он даже может хладнокровно потягивать коктейль.

— Я еще никогда никого не убивала, — с трудом выдавливаю я.

— Все путем, Герда? — настойчиво повторяет Олег и наливает в бокал сок. Я догадываюсь: для меня.

— Да, все в порядке.

«Хотя какой там, на хрен, порядок!» — Я придвигаюсь к столу и нетерпеливо протягиваю дрожащую руку.

— Гони мне мой сок! У меня глотка пересохла! — В другой руке все еще зажат флакончик. — И забери свой пузырек!

К тому моменту, как Олег, прикрыв лицо влажной салфеткой, отваживается заглянуть в парилку, чтобы убедиться, что там все чики-чики (пять мертвяков), я успеваю (не считая «мыльниц»-колодок) одеться. Смываю с лица остатки косметики, которую наложила еще на зоне. Диана ободряюще похлопывает меня по спине:

— Прошел нервяк, Герда? Вот и кайфово! А про эту парилку забудешь уже завтра утром.

— Такое не забывается.

— Хм… У кого как… По себе знаю: к этому легко привыкаешь. А иногда можно и пристраститься.

— Вот уж не собираюсь, — мычу я, плеща в лицо холодной водой.

— Никто и не говорит, что ты станешь серийной мокрушницей. Просто не бери в голову. Похоже, что нам еще предстоит сегодня повоевать. Поубивать, Герда!.. Олеженька, ну и чего там в газовой камере?

— Бухенвальд, — бормочет Олег, отбрасывает салфетку и начинает шмонать Юрины шкеры. — Трупохранилище. Сеанс ингаляции привел к впечатляющим результатам, — цинично ухмыляется он и выуживает то, что искал — связку отмычек. В виде брелока на связке болтается маленький нэцке размером с лесной орех. Довольно крякнув, Олег опускает добычу в карман и забирает со столика «Моторолу».

— Пока все катит по плану. Но впереди еще огромная куча дерьма.

— Целая свора собак, — вспоминаю я долговязого молоденького стояка.

— И они тоже! Я рад, красавица, что ты пришла в себя. А то бы пришлось тебя замочить.

— Ты это серьезно? — хмыкаю я.

— Нет, не серьезно. Это нервяк. Готовы, девчата? Тогда за мной! В оружейку! Надень туфли, Лариса. Или ты собираешься таскать их в руке?

«Нет. Покажи, где здесь помойка, и я вышвырну их туда, — думаю я и послушно втискиваю ступни в компактные орудия пыток. — О, Всевышний! И как не хочется опять надевать эти колодки!»

И как не хочется воевать!

И как не хочется убивать!

— …На себя посмотри, идиот! Я-то как раз делаю все, что надо, и даже больше! Прилагаю все усилия, привлекаю все свои связи, чтобы исправить то, что ты напорол!

Выяснять отношения толстуха и дядюшка начали в воскресенье после обеда. До этого все у них шло тихо-мирно. В субботу они рано убрались в спальню. И довольно рано проснулись на следующий день. Позавтракали на кухне, потом смотрели телевизор, пока домоправительница не вспомнила, что еще не выпускала Тамару в сортир. При этом дядя заметил: мол, ничего страшного, если припрет, то крысеныш присядет где-нибудь в уголке. Тамара едва успела поставить миску на стол и сложить в нее хлеб, как дверь распахнулась и на пороге нарисовалась Светлана Петровна: «Выходи!»