Александр Золотько - Почерк дракона
Можно отнести пулевое ранение в голову к несчастным случаям? Или к легким телесным повреждениям? Вчерашние быки, конечно, особым интеллектом не страдали, но не настолько же. Пуля попала в голову, но жизненно важных органов не повредила. Чушь собачья.
Шатов еще раз перечитал сводку. Потом еще раз.
Трупы его давешних убийц найдены не были. Никто еще не сунулся на второй этаж дома?
Мать твою так… Что же это получается? Васильев еще не спохватился? Или… А что, собственно, «или»? Ничего, собственно. Это, собственно, значит, собственно, что Шатов, собственно…
Шатов разжал кулаки и аккуратно разгладил смятые листки распечаток. Увидел на лице Демина изумление и соорудил на своем лице нечто вроде извиняющейся улыбки.
– Извини, задумался.
– Ничего.
– Я пойду, пока!
– До свидания…
Шатов вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и постоял почти минуту, прислонившись спиной к стене.
Нужно идти. Нечего тут изображать из себя атланта с кариатидой. Вон и пробегающие по коридору менты оглядываются заинтересовано. Идти.
Шатов спустился по скрипучей деревянной лестнице. Вышел во двор.
Солнце. Дикое августовское полуденное солнце. Блики на стеклах и капотах машин. Раскрасневшийся и потный дежурный сержант в стеклянной будке возле ворот. И озноб, терзающий тело Шатова.
Неужто заболел?
Шатов шел медленно, осторожно переставляя ноги, чувствуя, как картинка в глазах начинает понемногу раскачиваться. Не хватало еще сверзиться в обморок. Этого Арсений Ильич ему никогда не простит.
Арсений Ильич может вообще решить, что заболевшая собака ему больше не нужна. Чертов Арсений Ильич. Сволочной Арсений Ильич… Ублюдочный Арсений Ильич…
Шатов обнаружил, что стоит, опершись о раскаленный киоск, и вслух ругает Арсения Ильича.
Боже, как хреново! Как хреново он себя чувствует!
Нужно что-то предпринимать. Что-то, что позволит не свалиться и не потерять сознание.
Где-то здесь должна быть аптека. Где-то здесь должна быть аптека… Где-то здесь должна быть… Шатов с трудом оборвал эту мысль. Он знает, что аптека… Спокойно, Женя. Аптека на соседней улице, в трех кварталах. Улица называется…
Черт, как называется улица? Он совсем недавно по ней шел, оглядываясь и проверяя, не идет ли кто следом. Очень хорошая улица, пустая.
Шатова качнуло так, что он чуть не врезался в женщину.
– Нажрался, скотина, – бросила ему вдогонку женщина.
Нажрался, скотина. Нажрался… Это о нем. Это он нажрался. Это он скотина. Он не скотина. Он Евгений Шатов. Он точно помнит свое имя и фамилию. Евгений Шатов.
– Я – Евгений Шатов, – сказал Шатов женщине, но она уже ушла.
Улица называется… Улица Карла Маркса. Ее не переименовали в свое время. И аптека находится на улице Карла Маркса. И он находится уже на улице Карла Маркса. И он находится уже перед аптекой на улице Карла Маркса…
– Добрый день, – сказал Шатов, войдя в аптеку.
– Добрый день.
– Мне нужен градусник. Термометр. Есть?
Шатов не мог рассмотреть никак, кто стоит за прилавком. После яркого света улицы в аптеке было почти темно. Кажется, девушка.
– Вот, – девушка положила на прилавок градусник.
Шатов, не глядя, вынул из кармана купюру и протянул ее девушке:
– Ничего, если я измеряю температуру прямо здесь?
Шатов осторожно извлек градусник из футляра и сунул его себе подмышку.
Холодно. Он это сказал вслух – холодно.
Девушка за прилавком отсчитывает ему сдачу и как-то странно смотрит…
– Вам говорили, что вы симпатичная? – спросил Шатов.
– Да.
– Вам врали. Вы не симпатичная, вы… – Шатов попытался сделать жест обеими руками, но вспомнил о градуснике, – вы красивая. Необыкновенно красивая. А я… Я не пьяный, честное слово. Мне просто что-то плохо… У меня, кажется, температура…
Шатов осторожно нащупал под рубашкой градусник, вынул его и поднес к глазам. Ни черта не разглядеть. Темно. И руки трясутся. И…
– Вы не посмотрите, девушка? – Шатов протянул градусник.
– Давайте, – чьи-то пальцы коснулись его руки, и Шатов изумился, какие они холодные.
– Боже мой, да у вас жар!
– Сколько там? – спросил Шатов.
– Сорок и пять.
– Это много? – спросил Шатов и сам себе ответил, – До фига!
– Я вызову «скорую».
– Нельзя, – сказал Шатов, – понимаете, девушка, нельзя. Понимаете…
– С такой температурой вы в любой момент можете умереть! – девушка вышла из-за прилавка и подошла к Шатову. – В любой момент!
– Это вы верно подметили, милая девушка. В любой момент. А если вы вызовете «скорую», то этот момент наступит очень скоро. Мне просто нужно подлечиться… – Шатов почувствовал, что ноги перестают его держать, – и еще мне нужно присесть куда-нибудь.
– Вот сюда, в подсобку.
В подсобку. Осторожно… Какие у нее холодные руки. И какая она сильная… Он уже просто не может идти самостоятельно, и она тащит его на себе. Куда? А, в подсобку…
Стул? Нет, он лучше сядет на пол. Так безопаснее, так он не упадет со стула. Как там было – Шалтай-Болтай сидел на стене…
Каким-то дальним участком мозга, еще не утратившим способности мыслить, Шатов понимал, что нужно удержаться на краю бездны. Нужно удержать ускользающее сознание и нужно, обязательно нужно, убедить эту девушку не вызывать «скорую помощь».
Он схватил ее за руку:
– Пожалуйста.
– Что? – девушка попыталась высвободить руку.
– Не нужно никого вызывать. Я вас очень прошу. Пожалуйста… Я вас очень прошу. Это действительно вопрос жизни и смерти… У меня не тиф… И не… Это нервы. Это просто нервы… Я вчера и сегодня здорово испугался… Это нервы… Такое бывает… Мне просто нужно принять таблетки. Много таблеток. Сбить температуру. Не нужно «скорой»… Пожалуйста…
Девушка высвободила руку.
Шатов почувствовал, что проваливается, что не смог удержаться, что…
– Пожалуйста, не нужно «скорой»…
– Хорошо, – откуда-то издалека ответил ее голос, – хорошо.
…Равнина. От горизонта до горизонта. Плоская равнина. Ровная плоскость. Безграничная. Ограниченная только горизонтом.
И в центре – Шатов. Как центр круга. Бесконечно малая точка. Где-то там, над головой – небо. Шатов не видит его. Шатов чувствует его тяжесть на своих плечах. На всем теле.
Оно очень тяжелое, это небо. Оно так тяжело навалилось на Шатова, что вдавило его ноги в землю. По колено.
Нет. Все не так. Это просто болото. Вся равнина – это болото. Он увяз по колено в этом болоте. И не может сделать ни шагу.
А ему нужно идти. Ему жизненно важно идти к… К чему? К кому? Ему просто нужно идти, иначе болото затянет. По колено, по пояс, по горло…
Потом он сам станет частью болота. Болото будет внутри его. Болото будет снаружи. Они станут частью друг друга. Шатов и болото.
Нужно идти. Пойдем. Кто говорит Шатову, что нужно идти. Чей-то незнакомый голос. И в голосе этом просьба и отчаяние.
Пойдем, миленький. Пойдем, хороший. Пожалуйста.
И Шатов делает первый шаг. С треском, с хлюпаньем, недовольным вздохом подается болото, отпускает ногу. И тут же снова хватает ее, как только Шатов снова ставит ногу. Чавк.
Следующий шаг. И снова – чавк. И снова. Каждый шаг похож на предыдущий. Каждый мучителен. Очень медленный, натужный шаг, который должен приблизить Шатова к цели, но Шатов не знает, какая у него цель. Он просто идет.
Его просто кто-то ведет. Кто-то поддерживает Шатова и со слезами в голосе просит не упасть, просит идти. Еще немного. Еще чуть-чуть. Совсем немного.
– Хорошо, хорошо, – отвечает Шатов. Или только думает, что отвечает?
Он будет идти по этому болоту. Плохо, что оно бесконечно, но он будет идти.
Он понимает, что болото может его проглотить в любой момент, но если остановиться, то оно проглотит его наверняка. Идти…
Шатов никогда не был раньше на этой равнине. Он никогда не брел вот так по бескрайнему болоту… Шатов вообще не любит болот… Никогда не ходил по болоту…
Только сейчас…
Миленький, еще немного. Еще немного. Хороший.
Он вчера был на болоте. Вчера болото стало его соучастником. Он сделал ему подарок. Подарок…
Шатов вчера бросил в болото пистолет. Кусок металла, спасший Шатову жизнь.
Болото… Бескрайняя равнина внезапно вздрогнула, края ее судорожно сжались, комкая горизонт. Опора под ногами внезапно просела, словно уходящий вниз лифт. Сердце метнулось к горлу. Болото проваливалось, а края его, шершавые от клочьев горизонта, взлетали над головой Шатова. Это не края болота, это лес. Деревья, кругом вставшие по краям маленького болота в лесу.
Это вчерашнее болото. На краю его стоит машина, и возле машины – двое. Арсений Ильич и он, Шатов. Странно как-то это все выглядит со стороны… Отсюда, со стороны болота.
Одна фигурка возле машины вдруг исчезает. Остается только Арсений Ильич. А где же я, удивляется Шатов. Он хочет спросить у Арсения Ильича, куда подевался Шатов, но вдруг холодная жижа наполняет рот. Шатов механически делает глоток.
