Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Этот город, с его знаменитой тюрьмой, всегда был для людей нарицательным. В то время он уже слышал о диких порядках, царивших за серыми тюремными стенами.

Благодаря стараниям угреватого, он вскоре здесь оказался. Вспоминая за что его посадили, он ловил себя на том, что первой мыслью при покупке парабеллума было желание отомстить угреватому.

Его взяли все в том же родном подвале. Вслед за болючими пинками он услышал насмешливые слова, которые до сих пор стоят в ушах: “Я тебе сказал, что будешь сидеть, а ты мине не паверила”.

Следователь с издевкой коверкал слова, пытался говорить на блатном жаргоне. В камерах тюрьмы Василий встретил множество сверстников, попавших туда благодаря стараниям этого следователя.

То, что последовало за словами угреватого, было похоже на трюк циркового иллюзиониста. Ехидно улыбаясь, он вытащил из нагрудного карманчика его пиджака маленький сверток.

— Пасмотрим, что ты здесь прячешь, — хрюкнул он, и на глазах Василия его развернул.

Сопровождающий угреватого сержант и еще один в штатском театрально заохали.

— Ох, ничего себе, анаша!.. Больше пяти грамм!

Происшедшее мало поддавалось осмыслению. Василий молчал, и это молчание их насторожило.

— Ну, что, Коваленко, сам куришь, или продаешь?

Впрочем, об их настороженности он возможно преувеличил. Дела, в которых фигурировали наркотики, были беспроигрышными.

Несмотря на глухую ночь, угреватый привел понятых. Старые люди, они подписали акт изъятия, несмотря на то, что при этом не присутствовали. Остаток ночи он провел в отстойнике, а наутро “таинственный” прокурор подписал санкцию на его арест.

XXIII. Знакомство продолжается

Франц Бялковский понял: перед ним незаурядный человек. Воспитанный в среде, где превалировала ханжеская мораль, он всегда ощущал массу давящих на него комплексов, но простого объяснения не находил.

С улицы донесся шум мотора. У подъезда остановилось такси.

— Решайте, ребята, едем с нами или остаетесь? — спросил Константин.

— Едем, — односложно ответил Франц.

Вчетвером они вышли из квартиры и сели в такси.

— Куда, шеф, поедем? — спросил водитель. — Только договоримся сразу, в Новый город не поеду, мне скоро в таксопарк.

Константин поморщился.

— Ну, парень, ты даешь. Мы такси заказывали не на десять минут. У нас срочное дело в Темиртау.

— Чего, чего? — поперхнулся водитель. — Да вы шутите, дорогие, мне через двадцать минут в таксопарк.

Девушки приуныли. Дело принимало неожиданный поворот.

Константин рассмеялся.

— Деньги нужны, парень?

— Кому они не нужны, но меня напарник сожрет, если я не приеду.

— Две сотни зеленых, думаю, тебе не помешают. А если поедешь по той дороге, какую укажу — уплачу триста.

Таксист недоверчиво покосился. Одежда клиента не вызывала доверия.

— Да что ты на меня, парень, так смотришь?.. Гуляли здесь, и попали на блат-хату. Все вещи увели. Я сам из Темиртау. Приедем домой, рассчитаюсь как обещал.

Тон сказанного и представительное лицо клиента развеяли сомнения. Таксист хохотнул:

— В Караганде, земляки, голову запросто потерять, не то что шмотки. Кстати, в городе, говорят, опять зэки с лагеря сбежали. У меня нет рации, подробностей не знаю. Кстати, вы ничего не слышали?

— В том то и дело, что слышали. Ты, думаешь, почему я тебя попросил ехать окружной дорогой? У нас вместе с вещами увели документы. Начнутся проверки, не посмотрят, что не острижены. Сам знаешь, что такое милицейские разборки.

— Да нет, у них фотки имеются, — сказал водитель. — Там тоже не дураки сидят.

Дорога оказалась хорошо накатанной. Водитель спешил. Со скоростью за сто километров они мчались сквозь жухлую степь. Вскоре в серой дымке показались огни Темиртауской магнитки.

— Кажется, приближаемся, — сказала Наташа, — но, посмотрите, со стороны поселка едет автофургон.

В салоне воцарилось гробовое молчание. Через несколько минут можно было различить зеленый цвет военной машины.

— Остановись, братишка, — скомандовал водителю Константин. — А теперь быстро из салона, — и приставил к голове водителя ствол пистолета.

Перепуганный таксист поспешно покинул машину.

В автофургоне наверняка имелся бинокль. После заминки с водителем, зеленый грузовик стремительно понесся наперерез.

Харасанов до упора нажал на акселератор. Сквозь открытое окно донесся треск первых выстрелов.

Франца охватило странное чувство. С одной стороны он ощущал смертельную опасность, и в то же время грудь раздирало непонятное ликование. Он еще не знал, что это была подсознательная радость риска, живущая в каждом настоящем мужчине.

Харасанов понимал: из ста шансов уйти от солдат ВВ, у них — не более одного. Этот единственный шанс в данный момент сводился к скорости машины. На трассу Караганда — Темиртау Харасанов решил не выезжать. Глыба руды, символизирующая город металлургов, осталась слева. Они свернули в голую степь, и поехали параллельно асфальтированной дороге. Где-то слева остался пункт ГАИ. Солдаты по рации наверняка успели о них сообщить.

Когда они въехали в город, мотор забарахлил. Константин, не раздумывая, остановил машину. Они побежали к автобусной остановке.

Автобус долго петлял по микрорайону. Когда они вышли из автобуса, сгущались сумерки. Прошло еще добрых полчаса, прежде чем Константин отыскал нужный адрес. Прежде чем войти в дом, Харасанов попросил их подождать в подъезде. Когда Константин возвратился, по его лицу они определили, что все в порядке.

— Вот наш отдых и все остальное, — подбросил он в руке связку ключей. — Честно говоря, боялся, что бабуля отдала Богу душу. Ну, вперед, ребята, это рядом, в соседнем доме.

Пол прихожей покрывал голубой ковер, в который серебряными нитями был вплетен восточный узор. Овальное зеркало на стене тускло отсвечивало бронзой причудливой рамы. На стенах, покрытых бордовыми обоями, прикреплены бронзовые подсвечники со вставленными свечами. Зал походил на капитанскую каюту испанского гранда эпохи средневековья. Старинная мебель, непонятно каким образом попавшая в этот черный город, вычурно громоздилась у стен. Все сверкало, блестело, утопало в роскошных коврах. В уютной спальне черным лаком отливал итальянский гарнитур.

— Не удивляйтесь, ребята, деньги у меня есть… Даже можно сказать много денег. По специфике своей работы я делал документы людям, имеющим десятки миллионов. А теперь, мои дорогие друзья, мы должны отпраздновать первый этап на подходе к самому дорогому. Это еще не полная свобода, но в моей душе все же есть надежда, что мы прорвемся. В этом буфете пушкинских времен должна быть коллекция отличных вин, выдержка которых увеличилась за два года моего отсутствия.

Он открыл створки резного буфета, и перед глазами ослепительно засверкали бутылки с этикетками, которых они в своей жизни не видели. В кладовке девушки нашли залежи консервов. Черная и красная икра, копченые языки, шпроты, ветчина. На полках лежали связки копченой колбасы. Запас продуктов был, как и все в этой квартире, основательным.

Девушки приняли ванну и ушли в спальню. Когда они появились, Франц не поверил своим глазам. Одетые в шелковые китайские халаты, они разжигали воображение и возбуждали желание.

Константин переоделся. Теперь он был одет в спортивные брюки и клетчатую ковбойку с короткими рукавами. Хорошо выбритый, подтянутый он выглядел намного моложе.

Зашторенные тяжелыми, золотистыми портьерами окна не пропускали дневной свет. Они сели за роскошно сервированный стол. Константин поднял фужер.

— Сегодня мы будем пить сорокалетний коньяк и праздновать приход свободы. К сожалению, за этим столом нет свежего хлеба, но выходить в город уже поздно да и небезопасно.

Перемена обстановки была столь разительной, что упоминание об опасности не произвело должного впечатления. Они слушали и улыбались. Константин продолжил:

— Я далек от мысли, что все разделяют мои взгляды на жизнь. Но есть одно общее, что объединяет всех сидящих здесь людей. А именно… мы хотим счастья, любви и свободы. Что касается нас с Татьяной, мы хотим свободы вдвойне. Потому что до конца понимаем значение этого слова. Я не буду многословным, друзья, выпьем за свободу и любовь!

Ничего подобного в своей жизни Франц не пил. Коньяк был бархатным и сладким, благоухал тончайшим ароматом южных садов. Девушки, словно вкусившие благ цивилизации туземки, щелкали языками. Глядя на девушек, Харасанов впервые за время знакомства громко расхохотался.

— Что, Танечка, вкуснее, чем заваренный сухарями чай в Карагандинской тюрьме? Если выберемся в Швейцарию, нам хватит денег до конца своих дней пить такой коньяк.