Дмитрий Красько - Волк-одиночка
Обильно ругаясь нехорошими словами, я поднялся обратно в свою квартиру — взять инструменты, чтобы отремонтировать выломанную дверь. Выкапывать ящик с оружием, когда любой хуцпан, которому приспичит сбегать в подвал, мог застать меня за этим занятием, не хотелось. А еще не хотелось, чтобы этот самый случайный хуцпан, опоздай он немного, увидел следы недавних раскопок, сунувшись в каморку с выломанной дверью. В общем, конспирация, конспирация и еще раз конспирация, как говорил недоброй памяти дедушка Ленин.
Впрочем, не смотря на матерщину и другие чертыхания, с задачей я справился быстро. Во-первых, руки у меня, чтобы не перехвалить, золотые и растут из нужного места, а во-вторых, дверь была попорчена не особенно сильно. Ее достаточно аккуратно сняли с петель, поддев снизу ломиком, так что покореженными оказались только скобы замка. Покряхтев и попотев, я, хоть и не без труда, сумел придать им почти первоначальную форму, навесил дверь на прежнее место и, как белый человек, открыл ее и вошел в комору.
Совсем другое дело. По моему глубокому убеждению, проникать внутрь, выворачивая двери хоть ломиком, хоть тротилом — жлобство. Война — войной, а двери — святое. Если уж очень захотелось, то на каждый замок существует ключ, а если замок чужой — отмычка. Но ломать дверь — это, извините, перебор. Этак можно черт знает до чего докатиться.
Запершись изнутри, я привесил к потолку фонарь и, вооружившись детским металлическим совочком — другого у меня, можете начинать смеяться, не было, — принялся ковырять землю. Очень неудобно было пластать твердый глинистый грунт подвала этим инструментом. Я потел, надрывался нервами и душой, но копал. А что делать?
Но откопать запасец — это только полдела. Другая половина тоже была не из легких — выбрать, что мне может понадобиться в данный момент. Устройства для лишения гомо сапиенса жизни тускло поблескивали в ящике из-под авиационных снарядов, который я за бутылку коньяку выменял у какого-то летчика, и призывали меня шевелить мозгами. Чем я, собственно, и занимался.
Первым делом я отмел гранаты. Честно говоря, вообще не понимаю, зачем я их купил — штурмовать доты и дзоты не собирался за отсутствием оных, в тайгу ходить да фауну глушить тоже пока желания не возникало. Скорее всего, меня подкупила невысокая цена — по сто пятьдесят рублей за штуку. Кавказец, который продавал их, синевато блестя нижней недобритой челюстью, по секрету сообщил, что его дедушка, ветеран войны и труда, буквально этими самыми гранатами штурмовал Рейхстаг. Я кавказцу не вполне поверил, но гранаты прикупил. Шесть штук. Просто так. На всякий случай. Вдруг все-таки на рыбалку приспичит.
За гранатами последовал автомат. Калашников, конечно, мужик хороший, но если я начну бродить по городу с его изобретением наперевес, боюсь, буду неверно понят обычными гражданами и прочими органами безопасности. А спрятать АК под полу куртки было затруднительно — параметры не совпадали.
Оставались только пистолеты. Хороший набор, предмет моей скрытой гордости — две «Беретты», три «Маузера» разных моделей, ТТ и «Вальтер». И еще несколько коллекционных экземпляров, из которых стреляли еще легионеры Гая Юлиевича Цезаря. За такие любой музей, не задумываясь, выложит приличную пачку баксов, да еще и рублей сверху накрошит. Другое дело, что в работу они, престарелые, уже не годились — годы не позволяли. Стрелять — стреляли. Но большей частью совсем не туда, куда хотел стрелок.
Поэтому я выбрал относительно свежую «Беретту», которую солнечные и разговорчивые макаронники сделали в тот год, когда я в десятый раз отмечал свой День рождения. А что — дальность стрельбы приличная, количество зарядов — пятнадцать, что вполне удовлетворит любого, даже самого привередливого противника.
Завершив таким образом свои тяжкие раздумья, я закрыл ящик, присыпал его землей, но утрамбовывать не стал — мало ли. Вдруг опять понадобится занырнуть в него. Снова ковырять слежавшуюся землю детским совочком не улыбалось. А вероятность того, что свежевскопанный участок вдруг обнаружат какие-то залетные, меня теперь — после того, как я починил дверь — мало смущала. Честные посетители подвала в запертую комору ломиться не будут, а те, что будут, вряд ли снова выберут мою — сами же ее недавно обчистили.
Только вот картошку было жалко. Голодающих воров — нет, а картошку — жалко. Я, может быть, впервые в жизни попытался быть хозяйственным мужиком, купил на зиму целых семь ее мешков. А эти сволочи — и не лень им было надрываться — всю сперли. Обрекли меня на голодное существование. Подонки.
Хотя, в общем, хрен с ней, с картошкой. Надо будет — еще куплю. Даже восемь мешков. Как только получу расчет. Только до этого надо еще дожить — впереди было целых две недели больничного и еще столько же — отработки до увольнения. А на десерт имелась борьба гигантов — меня и Камены, которому я всеми фибрами и другими деталями организма желал отомстить за смерть Четырехглазого.
А посему засунул «Беретту» сзади за пояс брюк и снова пошел на войну. Запер дверь на замок и выбрался из подвала на свет божий. Впереди маячила заманчивая перспектива азартной охоты, и я чувствовал себя на взводе — даже не смотря на то, что был далеко не в лучшей форме, к тому же в предыдущей охоте оказался совсем не на высоте. Но я ведь азартный парень, пропустив один гол, бегу вперед, чтобы забить два-три-четыре. Правда, при такой философии имеет место нехилая возможность получить столько же в свои ворота, но это уже другой вопрос. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет. А кто пьет, тот все равно рискует. Заработать, к примеру, цирроз печени. Потому что все в мире уравновешенно. К чему я это — сами думайте.
В общем, из подвала я вышел совсем не таким, каким туда спускался. Не больным и никчемным, а, как бы это сказать, вооруженным и несколько даже опасным. Но, не смотря на это, пошел не к Камене — отстреливать ему со вполне понятным садистским наслаждением различные части туловища, — а домой. Потому что почувствовал настоятельную необходимость проглотить пяток яиц и запить их чашкой крепкого кофе. Где вы, натурально, видели героя, который совершает подвиги на голодный желудок? Нифига таких нету, все это сказки Арины Родионовны.
И только выполнив обязательства перед собственным пищеводом, я выбрался на улицу с окончательным намерением расхлебать кашу, заваренную мной пару дней назад. Шеф-повар, понимаешь.
Улица была темна и туманна, но совсем не пуста. Погода, не смотря на сырость и близкий ноябрь, была на удивление теплой. А потому парочки, в сезон дождей и прочего ненастья отсиживавшиеся по домам, выбрались на улицу и теперь вовсю обнимались, целовались и вообще вели себя, как в крутом порно, стараясь наверстать упущенное. Я в эту картину ну никак не вписывался. Как танк на полотне мариниста — веяло чем-то неуловимо лишним.
Хотя, если разобраться, я вовсе не старался примазаться к ненормальному племени влюбленных. Ни с поцелуями к ним не лез, ни с объятиями. Просто шел себе, и шел мимо, гордо неся восьмидесятикилограммовое тельце на все еще плохо гнущихся ногах. Пока было их время — часиков этак до одиннадцати. Позже на этих самых скамейках если и будет происходить какая любовь, то только за деньги. Но и та будет редкостью. После одиннадцати в город придет время Большой Охоты. Мое время, в котором я не буду чувствовать себя третьим-лишним.
Странно, правда? Я по жизни — раньше — был совсем не кровожаден. Нет, не так. Кровожадность — неверное слово, у меня и сейчас таковой нет. Просто раньше я был более спокоен, более великодушен, прощая порой такие поступки, за которые сейчас не раздумывая полез бы в драку. И это при том, что психологи в один голос утверждают — с возрастом человек становится более степенным. У меня, им в пику, ничего похожего не приключилось. Даже наоборот — я стал куда более импульсивным. Нервы, знаете ли, ни к черту.
Вот до чего довела дурацкая, суматошная жизнь в лихую эпоху перемен простого парня, который в пятнадцать лет — был такой случай — три часа не мог решиться отрубить голову обыкновенной курице. Я стал таким, какой я есть, за время работы в хваленом — чтоб ему кошмарные сны каждую ночь снились — третьем таксопарке. После многочисленных ночных и дневных поползновений на меня, как владельца машины и некоторой — часто мизерной — суммы денег. После того, как мне проломили череп (слава богу, слегка и не задев при этом мозг), вышибли в разное время в разных местах несколько зубов, прострелили определенное количество мышц и переломали совершенно неопределенное количество костей. В общем, работенка была та еще. И кадром я на ней стал тем еще. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься. Или еще лучше: с волками жить — по волчьи выть. И я выл. Фигурально выражаясь.
Я, между нами, девочками, говоря, мог бы и не служить в армии. Жалеть, конечно, не жалею — все-таки элитное подразделение, секретное, и все такое. Отцы-командиры — народ умелый, хоть и грубый. Но я не к тому. Большую часть того, что дала мне служба в этом подразделении, я вполне мог освоить, пребывая в гражданском состоянии таксиста. Например, использовать многие виды легкого и не очень стрелкового оружия. Да чего там скромничать — я мог бы прочитать курс лекций юным ленинцам в плане конспирации и подпольной борьбы со всякого рода нежелательными элементами, провести курс молодого бойца среди подрастающего поколения американских коммандос. В общем, в данный момент я мог почти все в пределах города. В разумных, конечно, пределах. Пойти с шашкой на танк или с кистенем на гаубицу я бы не решился. Потому что человек не наглый. Мне чужого не надо.
