Сергей Зверев - С неба – в бой!

XVIII

Левый берег Белицы,

30 км юго-западнее Монастырска

30 апреля 2004 г

Востряков аккуратно сложил по сгибам ксерокопию военного донесения и засунул ее в толстую помятую тетрадь с замасленными краями. Он сидел на поваленном стволе березы и размышлял. Двое неразговорчивых «быков» устроили себе отдых посреди рабочего дня – вместе с водителем дрыхли в салоне «Лендровера» метрах в ста отсюда. Толку от них не было никакого. Семен понимал, что приставили их к нему вовсе не для помощи! Группа соглядатаев, которые вовремя должны сообщить хозяину, если наемный работник из столицы попытается «навострить лыжи» или, чего хуже, присвоить себе ценности, пока, правда, не найденные.

Востряков закурил сигарету, прилег на теплую, нагретую солнцем землю. Во всем этом деле поражала какая-то вопиющая нелепость, причем, как это бывает обычно во снах, а не в реальности, отдельные фрагменты выглядели вполне сносно, вся же картина в целом получалась совершенно идиотской.

Начнем по порядку. Местный «дон Карлеоне» решает какие-то таинственные стратегические задачи, целью которых является не столько личное обогащение, сколько повышение собственного социального статуса. Краем уха Семен слышал от «быков», что Каштан собрался вроде даже выдвигаться в областную Думу. Сюжет из серии «Криминал рвется во власть»! Как бы то ни было, во время подготовки этих наполеоновских планов он получает сообщение о том, что на левом берегу Белицы, прямо на месте будущего строительства, закопан клад, который стоит немалых денег. По каким-то причинам Каштан пока не хочет афишировать своего участия в будущих работах, поэтому для него такая новость является более ценной, чем сам клад. Он звонит в Москву какому-то авторитету, заранее зная, что информация о находке того заинтересует. Почему? Потому что этот авторитет занимается антиквариатом… Кстати, как его фамилия? Разувай что-то говорил… Тушинцев? Точно, Тушинцев!

Востряков приподнялся на локте. Фамилия была ему явно знакома. Об этом он даже мельком подумал уже в первый раз, когда только что услышал ее от Разувая. Но вспомнить и сейчас ничего конкретного не удавалось.

Так что получается в результате? Почему-то Каштан не уверен в своих собственных, местных специалистах и вызывает для работы «профи» из Москвы. И выбор вдруг падает на него, Вострякова! Тоже странно. Неужели у крупного авторитета, который, по словам Разувая, «крепко держит почти всю скупку», не было более подходящей кандидатуры, чем «черный» археолог Востряков? Впрочем, у Разувая, наверное, он действительно единственный кандидат. Но почему этот Тушинцев обратился именно к Разуваю? Опять непонятно.

Идем дальше. Как поставлена сама задача? Создавать видимость археологического обследования, а на самом деле искать клад! И снова странность. Ведь, насколько он понял, Каштану требуется прямо противоположное: под видом поисков клада начать строительство. Бред какой-то!

Востряков еще раз посмотрел на те бумаги, которые ему передали. Замызганная тетрадь в клеенчатой обложке с трудно различимыми записями карандашом и еще менее понятными чертежами; сделанный вручную на грязноватой кальке план окрестностей деревни Осиновка в масштабе 1:500; план района, который ему показывал Каштан; ксерокопия документа военных лет, со штампом «Государственный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации», который он только что еще раз внимательно изучил.

Насколько он понимал, к бандитам эти бумаги попали случайно. От кого, Вострякову, конечно, не сообщили, но дали понять, что в настоящий момент они являются собственностью господина Каштяну. Что из них следовало? Как явствовали неразборчивые записи в толстой тетради и пометка на крупномасштабном плане, где-то в километре к северо-востоку от деревни, то есть примерно в восьмистах метрах от того места, где он сейчас находился, осенью сорок третьего года разбомбили вражескую автоколонну, которая перевозила ценный груз. Какое-то золото, эвакуировавшееся фашистами из Монастырска. Судя по всему, этот самый Круглов, расстрелянный разведотрядом, позаимствовал часть ценного груза, который в спешке зарыл здесь, на краю пустыря.

Востряков обвел взглядом заросшую сорной травой луговину, на которой теперь не было никаких заброшенных сараев. Уже пробивавшиеся молодые ростки репейника, крапивы, сныти, чертополоха и конского щавеля грозили через пару месяцев превратить это место в непроходимый растительный плацдарм, с которым не справится даже колесная газонокосилка.

Позавчера днем, сразу после приезда в район будущих работ, он, сверившись с картой, внимательно обследовал участок, где, вероятнее всего, и следовало начинать раскопки. В крайнем северо-восточном углу пустыря, рядом с несколькими едва видными камнями, некогда являвшимися фундаментом какого-то строения, Семен обнаружил следы свежей земли – песчаные горки покрывали по периметру территорию площадью в несколько десятков квадратных метров, на которой трава росла особенно густо. Угрюмый браток Миша по кличке Сова несколько минут наблюдал за действиями Вострякова, после чего поманил его пальцем и сказал:

– Тут не надо искать! Здесь один деятель уже нашел все, что надо. Вот его тетрадь, прочитай, подумай.

Так Востряков в дополнение к карте и ксерокопии донесения лейтенанта разведроты стал обладателем трудно различимых карандашных каракулей в клеенчатой тетради с замасленными краями. Впрочем, последняя страница была написана шариковой ручкой, на редкость аккуратным почерком. Создавалось впечатление, что делал это совсем другой человек. Только внимательно приглядевшись к очертаниям букв, Востряков все-таки признал руку автора дневника – так тот, наверное, составлял какие-нибудь официальные бумаги, следя за каждым движением своего стила.

«16 апреля. Окончательно пришел к выводу, что ранец, закопанный Кругловым, находится на пустыре. Сегодня проверил еще три метра фундамента крайнего сарая. Пока все пусто. Нашел несколько осколков гончарной керамики, предположительно восемнадцатого века, и проржавевший железный серп».

«17 апреля. Вместе с Юрой обследовали южную сторону бывшего строения. Ряд камней залегает довольно глубоко, до уровня 2 метров от поверхности, а может, и глубже. Осталось пройти еще три метра. Эх, как бы сейчас помог план этих сараев! Да кто в девятнадцатом веке в сельской местности их делал!»

«18 апреля. Выкопал всего один шурф глубиной один метр. Но ничего. Чувствую, что нахожусь совсем рядом! Требуется последний штурм! Кстати, меня не оставляет мысль, что этот Круглов несомненно причастен к исчезновению третьего ящика. Хотя вообще это пока только гипотеза. Мало ли курсировало здесь в те дни всяких дезертиров? Может, это простое совпадение по времени и месту? Скоро узнаю!»

Внизу под датой «19 апреля» значилось лишь одно слово, написанное крупными буквами – «ЭВРИКА!!!!!!!!». А на следующем листе снова неразборчивым почерком шел перечень каких-то драгоценностей, озаглавленный словом «Опись»: «1. Чаша зол. с тисн. по краю, инкрустир. мелкими изумр. Предпол. возраст – 18 в.». И так далее. Всего в описи значилось 45 предметов из золота, серебра и драгоценных камней.

Востряков ничего не понял и вечером, расположившись ужинать, спросил у своих «помощников», что все это значит.

Они сидели на террасе деревенского дома в Осиновке, который, как оказалось, хозяин, постоянно проживающий в Белецке, за немалые деньги только что сдал на неограниченный срок фирме ЗАО «Инженерные изыскания». Им предоставили крепкую рубленую избу как раз с четырьмя спальными местами. Соседка временно подрядилась работать поварихой и три раза в день кормила небольшой отряд отменной деревенской едой, которую, впрочем, братки потребляли без всякого удовольствия. Поэтому утром водитель отправлялся в Васильевские Дворы или Спасское, где были большие продуктовые магазины, и привозил кучу всякой консервированной снеди. Ее бандиты поглощали по ночам, вместе с огромными дозами горячительных напитков. Вострякову не предлагали к ним присоединиться, хотя он, признаться, не очень этого и хотел.

В тот первый ужин Сова, который выдавал себя здесь за старшего, услышав вопрос Вострякова, перестал молча пережевывать картошку с салом, мельком взглянул на двух других братков и спросил:

– А ты, это… Тебе, короче, Каштан вообще про это… ничего не сказал?

– Нет, – отвечал Семен.

– Там, как я понял, нашли типа часть этого рыжья, – тяжело, будто каждое слово давалось ему с трудом, объяснил Сова.

– Что значит, часть? – начал было Востряков, но тут же понял, что лучше ничего больше об этом не спрашивать.

Больше он вопросов и не задавал. Вчера по карте определил место катастрофы немецкой автоколонны, сходил туда, побродил по берегу. Когда возвратился к дому, Сова встретил его недобрым замечанием:

– Сначала бы спросил, потом уходил. И потом, мы бы тебе все сказали. Лично все там отутюжили. Полный голяк. Ищи где-нибудь еще.