Виталий Гладкий - Чужая игра
— Не горячись… — Чон миролюбиво придержал меня за локоть. — Я начальник охраны «Витас-банка». Мне нужны такие парни, как ты. Уверен, мы с тобой сработаемся.
— Я одному господину уже сказал, что в охранники не гожусь. Мне осточертела пограничная служба. И вообще служба. А в охране я буду точно таким же бобиком, как и в армии, только без погон. Мне нравится гражданка. Здесь я ни от кого не завишу.
— Но ты еще не знаешь, сколько тебе будут платить, — с нажимом сказал Чон.
— Дурные деньги в наше время зря никто не платит.
— И то верно… — Казалось, Чон колеблется. — «Витас-банк» — богатая фирма. Штука в месяц «зеленью» тебя устроит?
— Еще как устроила бы. Но в охрану я не хочу. А за предложение спасибо. Пока…
И я хлопнул дверью душа.
Через щель в двери я видел, что Чон некоторое время стоял в раздумье. А затем неторопливо пошел к выходу из раздевалки.
Я совершенно не ощущал, какой кран открыл — с горячей или холодной водой, — и пытался проникнуть в его мысли.
Не сморозил ли я большую глупость, отказавшись пойти в охрану «Витас-банка» с первого раза? А вдруг второго предложения не будет?
Я представляю, как бы рвал и метал Абросимов, узнай он о нашем разговоре…
И все равно я считал, что поступил правильно. Нельзя торопить события.
Чон прошел школу ГРУ и теперь должен проверить всю мою подноготную, прежде чем принять окончательное решение.
Если других кандидатов в охранники он давно знал или был о них наслышан, то я в городе чужак. А к чужаку всегда относятся настороженно.
(Впрочем, не исключено, что ошибался. Может, этот город — моя настоящая, «малая», родина? Но меня вряд ли сейчас кто-либо узнает. Над моей физиономией южноамериканский хирург потрудился на славу. Я и сам себя сначала не узнавал, как рассказывал мне Сидор.)
Мое появление на соревнованиях и так подозрительно. А если выяснится, что я без мыла в задницу лезу, чтобы попасть в охрану «Витас-банка», к самому Чону, то на меня сразу наденут «колпак» и выполнять задание Абросимова будет весьма затруднительно.
Если не сказать — невозможно.
И еще одно обстоятельство питало мои надежды на удачный исход внедрения — сам хозяин банка, Наум Борисович Витаускас.
Главное, что я успел подметить, когда победил в финале, было выражение его лица, остававшееся на протяжении всего кумитэ брезгливо-холодным и бесстрастным.
Глаза банкира загорелись нескрываемой жадностью, будто в этот миг Витаускас увидел нечто очень дорогое, что можно купить за бесценок.
Озабоченно собрав морщины на лбу, он в нетерпении заерзал и что-то шепнул Чону.
Скорее всего, идея пригласить меня в охрану банка принадлежала ему.
А такие люди никогда не тушуются перед трудностями. В особенности если их можно преодолеть с помощью универсального и привычного инструмента — денег.
Только когда хлопнула дверь за Чоном, я наконец заметил, что скоро сварюсь как рак — сверху на меня изливался кипяток.
Выругавшись, я добавил холодной воды и на несколько минут отключил восприятие внешнего мира, окунувшись в медитацию восстановления.
Жизнь уже не казалась мне постылой и ненужной.
Опер
Мы с Латышевым прослушиваем оперативную запись телефонных переговоров Здолбунского.
…3долбунский. Да не было, не было у меня в тайнике никакого оружия!
Некто. А деньги? Откуда столько «капусты»?
Здолбунский. При чем здесь деньги? Я говорю об оружии.
Некто. А я о деньгах. Ты должен был сдать их на кассу. Почему не сдал? В какие игры ты начал играть?
Здолбунский. Какие игры?! Я ничего не утаиваю, клянусь! Там просто был… небольшой запас на черный день.
Некто. И сколько?
Здолбунский называет цифру, и мы с Латышевым смеемся — хитрец!
Михаил Семенович, скорее всего, доложил одному из своих шефов, пока нам неизвестному, только о тех деньгах, что были записаны в протокол.
Остальные, рассосавшиеся по карманам омоновцев, он с явным облегчением оставил за кадром.
Я мысленно восхитился Кузьмичом — психолог. Он сразу сказал, что Здолбунский готов к этой сумме добавить еще столько же, лишь бы мы тихо-мирно, а главное — без протокола разошлись.
Разговор велся через спутниковую связь, и наши «клиенты» не подозревали, что их можно прослушать.
Наивняк…
При современной электронике можно подслушать даже мысли собственной жены. Но лучше не надо — мужские мозги таких откровений могут не выдержать.
Некто. Как, ты говоришь, зовут того майора?
Здолбунский. Какого майора?
Некто. Тебя что, переклинило? Я говорю о том майоре, который возглавил группу, устроившую шмон.
Здолбунский. A-а… Его фамилия Ведерников. Он из УБОП.
На линии неожиданно воцарилось молчание.
Запись оказалась отменного качества, и нам было слышно тяжелое дыхание Здолбунского. Его собеседник затих — возможно, он вел переговоры по другому телефону.
Здолбунский. Алло! Алло! Куда вы пропали?
Некто. Ты еще на линии?
Здолбунский. Я уже думал…
Некто. Помолчи. Что этот майор тебе сказал?
Здолбунский. Чтобы я срочно решил вопрос с квартирой для этой… как ее… старухи, Лапушкиной. Надеюсь, вы помните.
Некто. Да-да, конечно…
Здолбунский. И что мне делать?
Некто. Решай.
Здолбунский. Почему?! Это стоит немалых денег. Вы ведь сами недавно говорили, что…
Некто. Обстоятельства изменились. Ты хочешь, чтобы пошла в ход состряпанная ментами липа?
Здолбунский. Правильно — состряпанная. Я ни в чем не виноват! Оружия не было. А деньги в тайнике — это не криминал.
Некто. Дурак! С органами связываться — себе дороже.
Здолбунский. Разве у нас там нет своих людей? И здесь, и в столице. Мы что, платим им только за красивые речи?!
Некто. Ведерникова оставь в покое! Делай, как он тебе сказал. Это приказ.
Мы опять многозначительно переглядываемся. Это уже кое-что.
Почему это какой-то милицейский майор — неприкасаемая личность? И это в нынешние времена…
Кому-кому, а нам хорошо известно, какую бурю звонков от власть имущих могли вызвать Некто и компания, обратись они к тем оборотням, что хлебают помои из их корыта.
— Есть касание? — спрашиваю, вернее, констатирую факт терминологией космонавтов.
— Есть, — подтверждает довольный Латышев.
Я тоже рад — наша неожиданная для них наглость начала приносить плоды.
— Кто собеседник Здолбунского?
— Выясняем… — Латышев посмотрел на наручные часы. — Я жду телефонного звонка с минуты на минуту.
— У меня есть предложение…
— Вроде того, что вы провернули с магазином фирмы «Теллус»? — Латышев откровенно смеется.
— Почти. Нужно хорошо потрясти и «Витас-банк».
— Ба-ба, какие мы храбрые!
— Нельзя долго ходить вокруг да около. Пора нанести удар в центр осиного гнезда. Тогда результат не замедлит сказаться, и…
— И вас уроют немедленно. И всех остальных, начиная с генерала, осмелившегося дать такое указание, меня, как вашего непосредственного начальника, и ребят, участников операции. Я не имею в виду физическое устранение, хотя и такой вариант возможен, но в органах после этого нам не работать.
— Вы так дорожите службой?
— В мои годы дорожить можно только семьей и здоровьем.
— Так какие проблемы?
— Никаких. Семьи у меня нет. Была, но… Это не суть важно…
— Генерал?..
— Он в первую голову политик, но все равно порядочный человек. И если мы настоим, он нас поддержит.
— Тогда что?
— Рано. Нельзя спугнуть их прежде времени. Если мы не соберем железный фактаж, нас заклюют.
— Это точно…
— Вой поднимется не только в парламенте, но и за бугром. Притом на самом высоком уровне, вплоть до Конгресса США. Там очень пристально наблюдают за развитием нашей «демократии».
— Да уж… Радетели еще те… В своем глазу и бревна не видят, а в чужом и соринку замечают.
— Вот-вот… А вам хорошо известно, как относится наш президент к своему имиджу.
— Но мы не можем сидеть сложа руки!
— Верно. Не можем и не имеем права. И не будем.
— Тогда за чем остановка?
— Сейчас во всех грехах винят в первую очередь правоохранительные органы. Поэтому в случае промашки все камни полетят в наш огород.
— И не только камни, но и оргвыводы.
— Естественно. Инициатива всегда наказуема. Даже если она приносит несомненную пользу. А уж какую булыгу швырнет президент, можно только гадать. И не потому, что он редиска. Его просто заставят отреагировать соответствующим образом. Надеюсь, вам известно, кто у нас царит, а кто правит?
