Лихие. Смотрящий (СИ) - Вязовский Алексей
— Ни в зуб ногой, — честно ответил тот.
— Да по хер! Мы им об этом не скажем, — Штырь встал с дивана. — Стол закрываем и погнали на дачу. Там жратва хоть есть?
— Есть картошка, — стеснительно ответила Лена. — И закрутки в погребе. Только, мальчики, чур не мусорить, иначе моя мама вас просто убьет.
— Ленок, — Гриша, огромный парень, получивший жуткий ожог в Афганистане, посмотрел на нее серьезным взглядом. — Пусть это станет самой большой из наших проблем.
— Я пока Фельдмаршалу звякну, — Вовка встал из-за стола, — и Николаичу. Пусть поднимают тяжелую артиллерию. Особист хвалился, что у него козырный адвокат есть. Пусть работает. Думаю, все будет ровно, иначе уже повязали бы всех. Я Серого знаю, он кремень.
— Не надо никуда пока звонить, — сказала Лена, плавясь под удивленными взглядами пацанов. — Генрих Эдуардович — один из лучших адвокатов Москвы. Папа неплохо его знает. Он ему не откажет.
* * *КПЗ на Петровке оказалось тесным и душным, и теперь сидело нас тут двое. Я и какой-то толстый унылый тип, который радостно протянул мне руку, которая, впрочем, была проигнорирована. Вдруг, петух еще…
— Погоняло дай, — резко спросил я.
— Бебиком окрестили, — испуганно ответил сосед.
Я пригляделся к сокамернику. Ну да, Бебик — это глаз. Они у толстяка были какие-то рыбьи, выпученные и мутные, как у снулого карася.
— Я Хлыст, — сказал и замолчал в тщетной надежде заснуть. Как назло, ни в одном глазу! А разговаривать с этим типом не было ни малейшей охоты.
Я молча лежал на койке и разглядывал беленый потолок, внимательнейшим образом изучая все трещины на нем. Интересно, — думал я. — Это по шву плиты треснула побелка, или просто работа дерьмовая? Наверное, все-таки, и то и другое, — я принял компромиссное решение, не склонившись ни в одну сторону.
— Слышь, сосед, — услышал я негромкий голос. Это был пузан. — А тебя за что сюда?
— С какой целью интересуешься? — приоткрыл я глаза.
— Да скучно тут, — признался тот.
— Да ни за что приняли, — громко и отчетливо сказал я. — Схватили на улице, избили и загрузить теперь по полной хотят.
— А грузят на что? — лицо соседа приняло необычайно сочувственное выражение. Вот ведь сука! На вторые сутки меня к наседке меня сунули! Ну, повеселимся!
— Да толком и не понял, — развел я руками. — Так отмудохали, что себя не помню. Вроде сказали, что я Троицкого завалил, прикинь!
— Ка-какого Троицкого? — удивился сосед.- Артемия? Ведущего на радио? Музыканта?
— Ну, — кивнул я. — Совсем охренели мусора. Четкий же ведущий, в натуре! Я его всегда слушаю. А ты не в курсе, когда его вальнули-то?
— Да я от тебя это в первый раз слышу, — замотал тот башкой. — Тоже слушал недавно по радио… И что, серьезно теперь у тебя? — на рожице Бебика вновь появилось выражение сочувствия и скорби.
— Не-а, — повернулся я набок, закряхтев от боли в отбитых ребрах. — Порожняк голимый. Я ж не делал ничего. В душе не чаю, за что мне музыканта надо было валить! Ладно бы козла какого, или стукача. Тут я со всем удовольствием… Но радиоведущего! Ваще беспредел какой-то!
— У меня срок задержания заканчивается, — сказал толстяк помявшись. — Хочешь, маляву передам корешам.
— О! Давай, — обрадовался я. — Сто седьмой гастроном знаешь?
— Нет! — помотал тот башкой.
— Это в Лобне. Там моя работает, — доверительно сообщил я. — Спроси Галю, тебе ее все покажут. Скажи, что меня срочно в командировку дернули. Если будет орать, что я опять подрался и в ментовку попал, не ерзай! Она, стерва, на раз брехню чует. Стой на своем — морда кирпичом! Понял?
— Понял! — сосед по камере смотрел на меня квадратными глазами, все больше теряя цвет лица. Тут было жарковато, и я разделся до пояса. Видимо, он уже успел насладиться росписью на моем теле и теперь вспоминал, где лежит заветная пачка валидола.
— Тебя за язык никто не тянул, — я посмотрел на него так, что он начал нервно сглатывать слюну. — Сам вызвался маляву отнести. Если не отнесешь, придется за базар ответить. Накажу!
— Все сделаю! — уверил меня Бебик.
Точно подсадной — зуб даю.
— Ну и хорошо!
Я почуял, как ко мне все-таки подбирается истома сна. Бедная, бедная тетя Галя. Так и представил, как приходит к ней в магазин этот хмырь и начинает рассказывать, что ее муж уехал в командировку. Учитывая, что эти полтора центнера свирепого мяса еще никто в Лобне укротить не вызвался, это будет тонкая шутка. Я бы не рискнул так поглумиться над деревенской бабой, которая на спор выпивала пузырь из горла, а потом завязывала в узел кочергу.
А теперь спать, пока есть возможность.
* * *— Хлыстов, на выход! — услышал я отрывистую команду.
Сосед к этому времени от меня съехал, но скучать не пришлось. Компанию мне составила боль в отбитых ребрах и гул в ушах. По голове тоже знатно прилетело все-таки.
— Лицом к стене! — я привычно встал и свел запястья за спиной.
— Пошел!
Два капитана ближнего плавания сегодня оказались на редкость грустны. И случилось это, видимо, потому, что в кабинете сидел седовласый мужчина самого почтенного вида, который укоризненно смотрел на мир из-за окуляров золотых очков. В кармашке пиджака виднелся шелковый платок, а на столе лежал настоящий Паркер. Тоже с золотым пером. Ничего себе персонаж!
— Сергей Дмитриевич! — мужчина встал, прижимая к себе слегка потертый кожаный портфель. — Я ваш адвокат. Генрих Эдуардович Ладва.
Мы пожали руки, а я заметил на запястье скромно сверкнувший Ролекс. Однако!
— Зачетные котлы, Генрих Эдуардович, — милостиво кивнул я. Все-таки Ленка не растерялась, сказала пацанам. А те уже подняли всех остальных. Интересно, кто нашел Ладву? Похоже, что Фельдмаршал. Его уровень.
— Это подарок жены, — слегка смутился адвокат, пряча браслет за белоснежной манжетой. Получилось не слишком хорошо, и часы все равно показались на свет божий, притянув взгляд двух госслужащих, работавших за сущие гроши.
— Когда выходим? — спросил я у него, самым наглым образом подмигивая операм. Раз капитаны сидят грустные, то все уже ясно.
— Да собственно, прямо сейчас, — Ладва укоризненно смотрел то на сотрудников правопорядка, то мою помятую морду, плод их титанических усилий. — Это резонансное дело столько забот всем прибавило! Вы бы знали, сколько врагов нажили эти молодые люди из Троицка! Просто удивительно для их возраста! Впрочем, адвокатское сообщество не в обиде. Только у меня трое подзащитных, которым вменяют это преступление. А у нашей милиции доказательств ни-как-ких! Более того, я господам милиционерам…
— Товарищам! — оборвал адвоката Подуров.
— Хорошо, пусть будет товарищам, — покорно согласился Ладва — Предоставил ваше, Сергей Дмитриевич, алиби 13-го января. Вы же были в гостях у семейства Лужиных? И даже переночевали у них…
Ага, это родаки Лены! Спасли!
— Да, был. Весь вечер, разошлись только под утро, а метро уже не ходило. Потом поспал и поехал домой.
— Вот, товарищ капитан, — адвокат посмотрел на Домбровского, — уже позвонил профессору. И Геннадий Константинович все подтвердил, так?
«Прибалт» скривился и промолчал. Какое было удовольствие видеть его кислую морду! Прямо даже ребра перестали болеть.
— Я с тебя подозрения не снимаю, — скрежетнул зубами Подуров, подсовывая мне какую-то бумажку. — Вот тебе подписка о невыезде. Чтобы в Лобне своей сидел и телефон брал после третьего гудка, ясно? Иначе объявим в розыск. Подписывай и вали отсюда.
Я посмотрел на адвоката, и тот успокаивающе кивнул. Черкнуть ФИО и подпись много времени не составило, и уже через пять минут мы вышли на Петровку. Дул холодный, мокрый ветер, везде стояла непролазная мартовская грязь, но все же это была атмосфера свободы!
— Кто вас привлек к этому делу? — поинтересовался я, глядя, как Ладва засовывает ключ в дверь припаркованной возле МУРа Волги.
— Профессор Лужин и привлек, — адвокат тяжело вздохнул, повернулся ко мне и начал копаться в карманах.
