Владимир Гриньков - За пригоршню баксов
– Холодно мне что-то, – сказал он.
Его действительно знобило.
– Это нервы, – подсказал парень. – Психанул ты, братец.
– Налей-ка мне еще, – попросил Юшкин.
Вид у него был жалкий.
– Ну чего ты! – попенял ему парень. – Никто тебя убивать не собирается. Не трясись.
Он говорил вроде бы недовольным тоном, за которым, однако, угадывалось почти что сочувствие.
Юшкин выпил еще.
– И не надо меня успокаивать! – вдруг осерчал он. – Не надо! Ведь врешь же! Врешь!
– Ты о чем?
– О том, что не убьете!
Тут Юшкину стало так себя жалко, что он заплакал. Слезы текли по щекам и запутывались в бороде, которой Юшкин зарос за дни своего заточения.
– Тебя же специально ко мне приставили! А потом убьете!
Юшкин был настолько пьян, что почти себя не контролировал. Зрелище было тягостное. И парень не выдержал.
– Да не собираюсь я тебя убивать! – сказал он с досадой.
И это было похоже на правду.
– А ты-то здесь зачем? – поднял заплаканные глаза Юшкин. – И зачем у тебя пистолет? И почему меня сюда привезли?
– Ну не знаю я! – сказал парень в сердцах. – Мне сказали за тобой смотреть – я это и делаю! Ну с чего ты взял, что я тебя грохнуть собираюсь?
– Ты правда меня не убьешь? – спросил Юшкин с надеждой.
Ему важно было услышать успокаивающее «нет» хотя бы от этого парня. Услышать, что лично он ничего плохого Юшкину не сделает. Те, другие, кто этого парня прислал сюда, были сейчас далеко, а парень был близко, и Юшкин с ним уже почти сроднился, хотя боялся и ненавидел.
– Нет! – сказал парень. – Я этого не сделаю! Я никогда никого не убивал!
И тогда Юшкин закивал часто-часто. Да-да, я верю тебе, я нисколько не сомневаюсь в твоей правдивости.
Он выглядел очень плохо, и парень помог ему добраться до кровати. Уложил, накрыл сверху старым, истертым до проплешин, одеялом и даже не примкнул к кровати наручниками.
* * *Сначала была идея встретиться в ресторане, но Костюков ее сразу же отмел.
– Жарко там, – сказал он в телефонном разговоре. – Душно. Из кухни жареным мясом несет. Вокруг потные лица. Уж лучше на бульваре. Сядем на лавочку – красота!
И только при встрече, уже когда поздоровались, Костюков сказал, будто извиняясь:
– Вы прямо с работы? Хотели, наверное, пообедать? Просто я не люблю рестораны. Там прослушка сплошная, ни о чем не поговоришь спокойно.
Его собеседник был в штатском, но, где тот работает, Костюков знал. Его звали Андрей, он вел дело, возбужденное по факту нанесения тяжких телесных повреждений Мятликову Борису Евдокимовичу, повлекших смерть последнего. Встреча состоялась благодаря их общему знакомому – с ним прежде служил Костюков, а теперь под его началом тянул служебную лямку Андрей.
– Нужна помощь, – сказал Костюков. – Мы сейчас занимаемся одним человеком. Прочесали пятачок вокруг него и вдруг наткнулись на этого Мятликова. Теперь нужна информация из первых рук.
Андрей был в курсе того, что в органах Костюков не служит уже давным-давно, а трудится в охранном агентстве, которое, как ни крути, всего лишь частная лавочка, и потому делиться с ним информацией о ходе расследования – значит, нарушать закон. Но существует еще и такое понятие, как реальная жизнь. Раньше большинство охранных агентств находилось под контролем спецслужб. И значительную часть их работников составляют отставники из органов. Сегодня ты за копейки расследуешь уголовные дела, а завтра переходишь на усиленный паек в коммерческую структуру. И важно не порвать связи. Коллеги все-таки.
– Я готов, – сказал Андрей. – Что именно вас интересует?
– Что вы по Мятликову накопали? Это бытовуха? Или заказное убийство, замаскированное под бытовуху?
– Ну кто у нас убивает пенсионеров на заказ? – пожал плечами Андрей. – Убийство из хулиганских побуждений в чистом виде.
– Другие версии не рассматривались?
– Они возникали и тут же умирали, – усмехнулся Андрей. – Естественной смертью. Недоброжелатели? Не установлены. Ограбление? У него ничего не пропало, даже часы с руки не сняли. Неприязненные отношения с родственниками? У него всего одна родственница, старенькая бабуля, которой его смерть совсем ни к чему. Так что очень скоро версия осталась одна-единственная.
– А профессиональные дела? – подсказал Костюков. – Он ведь архивариусом каким-то был.
– Не то чтобы архивариусом, – ответил Андрей. – А этот дедуля просто ездил по архивам, копался в старых бумагах, отыскивал корни наших знаменитостей.
– Доказывал их дворянское происхождение?
– Не обязательно. Не у всех ведь предки были голубых кровей. У кого-то крестьяне. Или священники, к примеру. Людям все равно интересно. Вот Мятликов и удовлетворял их любопытство. За небольшие совсем деньги. Так что и тут мы ничего настораживающего не обнаружили. Да, были там кое-какие дела, – не очень уверенно вдруг добавил Андрей.
Как будто не знал, стоит ли об этом говорить.
– Что такое? – заинтересовался Костюков.
– Дедушка иногда зарабатывал на делах не очень красивых. Когда мы копнули чуть глубже, возникли подозрения, что он помогал выправлять фальшивые родословные.
– Фальшивое генеалогическое древо?
– Ну зачем же целое древо? Достаточно одной прабабки-еврейки. Это для тех, кто за границу намылился – в Израиль или в Германию по еврейской линии. Уехать хочет, а у самого в метрике: Иван Петрович Сидоров. Значит, что-то с метриками надо делать. Доставать бумагу о том, что прабабка была еврейкой. Сейчас это запросто. От тысячи до трех тысяч долларов. Мятликов, кажется, помогал такое проделывать.
– «Кажется»?
– Мы не стали в этом направлении копать. Потому что это стопроцентный «висяк». Мятликова уже нет, с кем он имел дело, нам неведомо, а те, для кого он выправлял бумаги, уже давно уехали за рубеж, попробуй их теперь найди, а потом добейся их выдачи – никаких нервов не хватит.
Так, значит, решили пойти по более легкому пути. Убийство из хулиганских побуждений. Если даже не найдут настоящих убийц, все равно можно выкрутиться. Кого-то прихватят на другом преступлении, а человеку все равно срок мотать, годом раньше, годом меньше. Другое дело – заграница. Следственные действия толком не проведешь, процент раскрываемости летит в тартарары. Но Костюкова сейчас совсем не интересовали цифры милицейской статистики. Ему этот Мятликов был нужен. Человек, который первым обнаружил связь между композитором Марецким и старинным родом Тишковых, а сразу после этого был забит ногами у подъезда собственного дома. Было это случайностью или нет – вот что важно.
– Я уже понял, в каком направлении вы дорожку топчете, – сказал Костюков. – Схема накатанная. Но меня не формальная сторона дела интересует. Нашли вы что-нибудь такое, что в вашу версию не вписывается и вы на это просто закрыли глаза?
– Фальшивые метрики для выезжающих в Израиль.
– И все?
– И все! – твердо сказал Андрей.
Вряд ли он лукавил. Ведь его попросили встретиться с Костюковым и поделиться информацией. Не случайный знакомый попросил и не дальний родственник, а начальник. С начальством не шутят. И если он говорит, что ничего на Мятликова не накопали, значит, так оно и есть.
– Дед этот незадолго до смерти занимался историей рода Марецких, – сказал Костюков. – То есть, точнее, не Марецких, а Тишковых.
– Каких Тишковых?
– Вы вообще его бумаги просматривали? – спросил Костюков. – Дома у этого Мятликова были?
– Естественно.
– Бумаги какие-нибудь у него сохранились? Копии этих генеалогических схем, которые он составлял.
– Сохранились. Прямо филиал архива, честное слово.
– Там должны быть упоминания о роде Тишковых. Наследник Тишковых, известный композитор Марецкий… Вы про Марецкого-то слышали? Знакома такая фамилия?
– Песен его не назову, но фамилия мне известна.
– Так вот Мятликов незадолго до смерти занимался этим самым Марецким.
– Откуда у вас такие сведения? – удивился Андрей.
Кажется, он был не в курсе.
– Стоп! – сказал Костюков.
Пауза была нужна, чтобы все осмыслить и установить истину.
– Фамилия Марецкого разве не всплывала?
– Нет! – твердо сказал Андрей.
– Ошибки нет?
– Нет! Мы прошерстили его бумаги, и со всеми, кто в тех бумагах был упомянут и для кого он эти схемы составлял, мы встречались и беседовали. А он действительно Марецким занимался?
– Стоп! – опять сказал Костюков.
Он выводил следствие прямиком на Марецкого, а это уже было против всяких правил – создавать проблемы для клиента.
– Знаешь что, – сказал Костюков, впервые за время их сегодняшней беседы переходя на доверительное «ты». – Давай сделаем так. Пока что будем считать, что я тебе ничего не говорил. И ты про Марецкого ничего не слышал. Время у тебя еще есть на расследование? Сроки не поджимают? Можешь подождать немного, не дергать Марецкого?
– Могу. Но только недолго.
