Виталий Гладкий - Убить зверя
– Или быстрое повышение по службе, – невозмутимо продолжил Балагула. – А возможно решить вопрос с ремонтом квартиры. И самый последний, гнилой вариант – припугнуть.
– Ты и впрямь валет, или притворяешься? – начал закипать Базуль. – Штымпа на мякине не проведешь. Его столько раз брали в оборот, что он давно бояться перестал.
– И все равно нужно со Штымпом поговорить. Если он такой неподкупный, то его можно поймать на другом.
– Что ты мне тут буровишь!? Сказано тебе: Штымп – дохлый номер. И точка.
– Нужно предложить ему в кладбищенском деле сотрудничество…
В кабинете Базуля воцарилась гробовая тишина. И так невысокий Балагула как будто стал еще ниже, утонув в мягком кожаном кресле. Вор "в законе", налившись кровью словно упырь после ночной охоты, молча пожирал его глазами. Но бывший борец стойко держал взгляд пахана, хотя, похоже, на душе у него кошки скребли.
Молчание длилось долго, не менее двух минут. За это время лицо Базуля постепенно приобрело нормальную окраску, а в глазах начал мелькать огонек разума, до этого почти полностью потушенный первобытной злобой.
– Лады… – вдруг выдохнул он и резко встал. – Действуй, как нужно. Только держи от меня этого… – у "положенца" не хватило словарного запаса, чтобы выразить свое отношение к майору Клевахину, – подальше. А я завтра поеду на похороны Сандро. Думаю, там соберутся все те, кто мне нужен. Вот и побазарим… о делах наших скорбных…
Базуль показал Балагуле спину и отошел к окну. Помощник понял, что аудиенция закончена. Промямлив с почтением прощальные слова, он неслышно вышел из кабинета и тихо притворил дверь.
Напольные часы пробили двенадцать. День выдался ясным, погожим, но Базулю очень хотелось, чтобы он закончился как можно быстрее.
Глава 8. Ирина Александровна
Еще не до конца проснувшись, старик уже знал, что на улице сырая промозглая погода – противно ныло старое пулевое ранение, полученное в схватке с браконьерами, а левое предплечье, когда-то побывавшее в медвежьей пасти, казалось воткнули в муравейник. Он выглянул во двор и с отвращением поморщился – от мелкого занудливого дождя рябило в воздухе, а унылый асфальт блестел так, будто на нем разлили грязное машинное масло.
Сегодня обычная физзарядка его просто вымотала. Он никак не мог сосредоточиться на упражнениях, а потому больше энергии отдал в борьбе со своими не очень радостными мыслями, нежели с гимнастическими снарядами. Тогда старик стал под ледяной душ и торчал под ним минут десять, пока кровь в жилах не побежала с такой скоростью, что за нею не стало поспевать сердце.
Выпив на завтрак стакан горячего молока с булочкой, он часок погулял с Греем, а затем, немного поразмыслив, стал решительно переодеваться в новый костюм и ни разу не надеванные туфли. Когда уже возился с галстуком – узел все время получался какой-то кривой, однобокий – до него наконец дошло, что сегодня он забыл побриться. Поминая всех святых, старик разоблачился и, поменяв лезвие в безопасной бритве, полчаса скоблил щеки и подбородок с таким тщанием, будто шел не просто в город на прогулку, а по крайней мере получать орден.
Егор Павлович вышел из дому около полудня. Дождь прекратился, и серое сонное небо начало постепенно оживать, окрашиваясь в голубоватые тона, кое-где тронутые розовыми мазками пока еще прячущегося среди туч светила. Старик не захотел садиться в автобус и бодро прошагал до семнадцатой больницы шесть кварталов. Когда показались массивные чугунные ворота с литыми финтифлюшками, за которыми виднелись розово-белые корпуса, он замедлил шаг и поискал глазами. Заметив такси, припаркованное возле проходной, старик подошел к машине и с минуту разговаривал с водителем. Затем, сунув ему в руки деньги, он медленно и нерешительно зашел на территорию больницы.
В комнате для посетителей его встретила суровая медсестра. Она посмотрела на него так холодно, что старику показалось будто он приблизился к не замерзающей даже летом речной наледи.
– Вы к кому? – спросила она бесцветным голосом, глядя куда-то в сторону.
– Собственно, я… – Егор Павлович смешался.
Он позвонил в семнадцатую на следующий день после посещения Подковы. И с удовлетворением отметил, что врач "Скорой помощи" не обманул – женщину не только определили в престижную больницу, но и предоставили одну из лучших палат. Он спросил как ее зовут, и когда по телефону назвали фамилию, старик едва не уронил от изумления трубку. Не сформировавшиеся воспоминания, не дававшие ему спать ночью, вдруг приобрели совершенно конкретные очертания: больная женщина-торговка оказалась женой некогда широко известного киноартиста Велихова. Он достаточно хорошо запомнил ее облик благодаря телевизионной передаче, которую увидел вскоре после переезда в город. Съемка велась на квартире Велихова, и Егор Павлович отметил, что киноартист болен, хотя и старался держаться бодро.
Потому когда заледеневшая в своей значимости служительница престижной больницы спросила к кому он пришел, старик заробел, словно пацан.
Егор Павлович уже выяснил, что Велихову никто не посещает. Это обстоятельство с одной стороны удивило его, а с другой – вызвало необычное волнение. Он не мог понять причину столь странного смятения, воцарившегося в его достаточно замкнутой и даже в какой-то мере ожесточившейся душе. Егор Павлович оправдывал свое состояние состраданием к больной актрисе, но с удивлением отметил, что лжет сам себе.
Тогда он постарался вообще выбросить из головы событие, случившееся на Подкове, сосредоточившись на очередном заказе. Но из этого ничего не вышло – руки и мозги никак не хотели работать в синхронном режиме.
Старик держался, словно стойкий оловянный солдатик, ровно двое суток. Третьего дня он махнул рукой на свои терзания и поступил, как обычно, честно и прямолинейно – взял и отнес передачу. Правда, имени своего не назвал. Так он носил продукты все три недели, которые Велихова провела в семнадцатой больнице. И вот сегодня Егор Павлович наконец рискнул нарушить свое инкогнито – в прошлое посещение ему сказали, что Ирину Александровну (так звали Велихову) вскоре выпишут и назвали дату. Прикинув, что женщине, видимо, надеяться не на кого, он со смятением в душе решился предложить ей свои услуги по доставке домой – заказанное им такси уже дожидалось у ворот.
– Собственно, я к Велиховой… – Егор Павлович пытался поймать ускользающий взгляд медсестры-ледышки.
– А-а… – на разрисованном под куклу Барби лице девушки мелькнула тень удивления и тут же пропала, уступив место холодной неприступности. – Вовремя…
– Извините, не понял…
– Вам нужно побеседовать с лечащим врачом.
Старик с готовностью кивнул.
Врач, упитанный вальяжный мужчина лет сорока пяти, курил дорогую сигару и пил кофе. Судя по табличке на двери кабинета, он был заведующим отделения.
– Да-да, Велихова… – врач испытующе оглядел Егора Павловича с ног до головы. – Вы родственник?
– Нет, – признался старик.
– Скверно… – на холеной физиономии врача появилось выражение озабоченности.
– Что именно? – встревожился Егор Павлович.
– Видите ли, в нашей больнице лечение не бесплатное. То есть, я хотел сказать – не совсем бесплатное, – быстро поправился врач. – Мы создали для Велиховой все необходимые условия, доставали дорогие лекарства…
– Короче можно? – неожиданно грубо перебил его старик, который наконец понял откуда дует ветер. – Меня интересует главное: в каком состоянии ее здоровье?
– Все нормально, – видно было, что врач не ожидал такого напора и немного опешил. – Просто она была сильно истощена. Недоедание… – тут он спохватился и быстро продолжил: – Кроме дистрофического состояния, у нее были нелады с желудком и печенью. Мы подлечили…
– Спасибо, – сухо сказал Егор Павлович. – Я и не сомневался в этом. Сколько?
– М-м… – врач пожевал полными губами. – Трис… Двести долларов, – быстро поправился он, глядя прямо в недобро сузившиеся глаза старика.
– Держите, – Егор Павлович положил на стол две зеленые бумажки и встал. – Я могу забрать… Ирину Александровну?
– Конечно, – с облегчением улыбнулся врач. – Все необходимые документы уже подготовлены.
– До свидания… – старик вежливо пожал протянутую руку и вышел.
Передачи для Велиховой и эти двести долларов пробили в бюджете старика достаточно внушительную брешь, но он даже и не думал унывать. Его гораздо больше волновала предстоящая встреча с Ириной Александровной…
Когда она появилась в комнате для посетителей, Егор Павлович поначалу просто не узнал ее. Вместо изможденной торговки с желтовато-серым лицом, почти старухи, перед ним стояла статная интеллигентная женщина с румянцем на щеках. Правда, присмотревшись, он понял, что румянец искусственный, мастерски нарисованный при помощи макияжных красок, но кожа уже не была иссушенной и дряблой, а в черных больших глазах светился тот самый жгучий огонь, который всегда приводил Егора Павловича в смущение.
