Александр Золотько - Под грязью пустота
Удержаться, теперь у него только одна мысль – удержаться, остановить это безумное скольжение.
Гаврилин царапнул ногтями по льду. Нет.
И ухватиться не за что. Все ломается от самого легкого прикосновения. Только зеленоватый и чуть маслянистый на вид солнечный блик скользит вместе с Гаврилиным. Только этот блик.
Удар. Гаврилина переворачивает на спину, медленно – медленно, словно в воде, словно воздух тоже начинает замерзать. Гаврилин понимает, что это смерть, что такой удар не сможет пережить, но не чувствует боли.
Он словно со стороны видит, как ломаются кости, как, застывая на лету, в разные стороны летят капли крови…
Это больно, это должно быть больно, но он не чувствует боли. Не чувствует, и это почему-то его пугает.
Теперь тело бьется возле самых его ног. Гаврилин смотрит сверху на свое тело… На свое? Гаврилин наклоняется и видит, что это…
– … Убьет, всех убьет… всех… всех… убьет… всех…
Гаврилин закрывает уши.
– … всех… убьет… убьет…
Это кровь замерзает в мозгу у Гаврилина и теперь поток алых кристалликов льда выцарапывает острыми гранями эти безумные звуки…
– … всех… убьет… всех…
Замолчи. Замолчи.
– … всех… убьет…
Рука сжалась на чем-то твердом. Молоток. Гаврилин не раздумывая взмахивает. Молоток скользит.
– Точнее бей! – раздраженно кричит кто-то рядом.
Еще удар! В лицо больно бьются осколки. Осколки чужого лица? Еще удар!
Молоток проваливается куда-то, рукоять его вырывается из рук. Все. Все!
– … всех… всех… – слова продолжают извиваться в мозгу у Гаврилина.
– Нравится? – Это Краб.
Гаврилин узнал его по голосу, не открывая глаз.
– Нравится? Нравится? – голос заполняет собой все, – Нравится?
И другой голос, тот что раньше говорил об отдыхе, вдруг тоже спросил:
– Нравится?
– Нет, – ответил Гаврилин и повторил, срываясь на крик, – Нет!
Кто-то схватил его за плечи. Гаврилин ударил.
– Нет!
– Очнись!
– Не… Что? – Гаврилин открыл глаза и увидел над собой чье-то лицо.
– Не кричи, – сказал Клоун, – все нормально, все прошло. Все в порядке. Успокойся.
– Я…
– Все нормально, – Клоун отошел от Гаврилина и сел на стул. – Ты не в подвале. Успокойся.
Гаврилин попытался сесть, вскрикнул от боли в ране, но все-таки заставил себя сесть. За окном все еще темно. И он все еще жив.
А все это было лишь кошмарным сном. Или не все?
Гаврилин поднес к глазам руки. Кровь. Руки в крови.
Гаврилин застонал.
Это было. Было ощущение тяжести молотка в руке, был удар, хруст…
Позыв к рвоте согнул тело вдвое.
– Ведро возле кровати, – сказал спокойно Клоун, – не стесняйся.
Продолжая бороться с собой, Гаврилин упал на колени. Мерзкий вкус во рту. Снова спазм.
Нет, подумал Гаврилин. Нет. Отодвинул ведро, встал. Его качнуло, пришлось опереться о спинку кровати.
– Я его убил?
– Да.
Гаврилин сел на кровать.
– Первый? – спросил Клоун.
– Второй, – автоматически ответил Гаврилин.
– Тогда скоро привыкнешь.
Тошнота снова скользнула к горлу.
– А ты привык? – спросил Гаврилин.
– Нет.
– А почему ты думаешь?..
– А тебе придется. Привыкнуть.
– Пошел ты!
– Давай-давай!
– Что «давай-давай»?
– Злись, это помогает.
– Дай воды, – попросил Гаврилин.
– Сушняк, – констатировал Клоун и крикнул, не вставая со стула, – Клин, воды принеси попить.
– Щас, – ответил кто-то из-за двери.
– И еще один под окном, – сказал Клоун, – охраняют тебя как президента.
Что-то я забыл, подумал Гаврилин. Что-то я хотел сделать, а вот теперь забыл. Что?
Он подумал об этом, когда только выходил из машины.
– Меня к тебе сиделкой приставили, – сказал Клоун.
Вспомнил. Он хотел попытаться сыграть на чувствах Клоуна… На…
Дверь открылась. Парень лет двадцати пяти, покосившись на Гаврилина, поставил мокрый графин на стол, стоявший в углу комнаты.
– Стакана не было? – осведомился Клоун.
– Не-а, – сказал Клин.
– Ну и хрен с ним.
Клин вышел.
– А положение у тебя хреновое, – сказал Клоун, глядя на то, как Гаврилин пьет большими глотками воду из графина.
Холодная вода текла по подбородку, неприятно стекала по шее за ворот. Ну и хрен с ней, подумал Гаврилин.
– Слей мне на руки, – попросил он Клоуна, напившись.
Вначале нужно отмыть руки. Потом решить, как плавно перевести разговор в нужное русло. Если Клоун и вправду задолжал Палачу… Если действительно случилось чудо, и Гаврилин встретил человека, обязанного жизнью Палачу, нужно попытаться это использовать.
– Спасибо, – сказал Гаврилин, оглядел комнату в поисках полотенца, – руки бы теперь…
– А вон хоть шторой, – спокойно предложил Клоун. Отличная идея.
А за окном действительно маячила фигура. Охраняют. А это значит, что сбежать не получится. Или?.. Если не пытаться – точно не получится.
Как же начать разговор? Как заставить этого героя войны отдать свой долг ему, Гаврилину. Ведь, в конце концов, именно Гаврилин тогда отобрал у Палача пистолет. Тогда, миллион лет назад, в ночь на первое января, когда Палач вдруг решил выстрелить себе в голову.
Только с чего это он взял, что Клоун настолько сентиментален? С чего? Просто очень этого захотел?
– Который сейчас час? – спросил Гаврилин.
– Без четверти семь.
– Веселенькая ночка…
Клоун промолчал. Пришлось замолчать и Гаврилину.
– Скоро меня? – спросил Гаврилин.
– Что?
– Краб скоро за мной придет?
– Краб уехал по делам.
Уехал по делам. Отсрочка. Отсрочечка. И что теперь?
– И что теперь?
– А теперь ты будешь разговаривать с самим Хозяином.
– Та-ак… – интересно, это хорошая новость или плохая.
Клоун резко встал со стула и распахнул дверь. Клин сидел на подоконнике напротив двери.
– Сидишь? – спросил Клоун.
– Сижу.
– Смотайся на кухню и принеси чего-нибудь поесть. Мне и… – Клоун ткнул большим пальцем через плечо.
Клин посмотрел на Гаврилина, сглотнул. Потом слез с подоконника и не торопясь двинулся по коридору.
– Минут сорок теперь шляться будет, сволочь ленивая, – сказал Клоун и прикрыл дверь, – а теперь я хочу с тобой поговорить…
Еще один, подумал Гаврилин. Или это…
– Ты сказал, что он жив.
– Жив, – не уточняя кто именно «он», ответил Гаврилин.
– Ты с ним хорошо знаком?
– Да, – нужно отвечать быстро, очень быстро, чтобы самому не усомниться в правдивости своих ответов.
– Давно?
– С июля, – и это почти правда, он действительно знал Палача с июля. Палач, правда, об этом ничего не знал…
– Работали вместе?
Что-то тут не так. Мы о допросе не договаривались, мы договаривались о разговоре.
– Он мне жизнь спас. Как и тебе. – Гаврилин сказал это, а потом подумал, что слишком все это выглядело нарочито. Вообще весь этот разговор выглядел совершенно нереально. Нелепо.
– Жизнь спас… От пули прикрыл? Или из-под огня вынес? – Гаврилин уловил в словах Клоуна иронию. Слабую, еле заметную, болезненную какую-то, но все равно иронию.
Клоун не верит. Или верит не полностью. С чего ему вдруг верить человеку, который пытается спасти себе жизнь?
– Вынес из-под огня? – Клоун словно подсказывает ответ, только вот пользоваться этой подсказкой нельзя.
– Он меня не убил. Должен был убить, и вдруг – впервые в жизни приказ не выполнил. – Гаврилин сказал это и почувствовал, как озноб, колотивший его все это время, проходит, улетучивается, растворяется в воздухе, – он решил, что лучше убьет того, кто приказ отдал.
– Как в кино.
– Еще хуже, – усмехнулся Гаврилин, – потом мы действительно друг друга прикрывали в ресторане. А потом…
– Что?
– Потом, когда все затихло, Палач…
– Кто?
– У него такая кличка была – Палач, – Гаврилин пожал плечами, – Палач вдруг решил застрелиться у меня на глазах. Устал, наверное.
Ну спроси, подумал Гаврилин, спроси, хоть что-нибудь, но Клоун молчал.
– Пистолет я отобрал, – Гаврилин взял с пола графин и отхлебнул воды.
– Палач… – протянул Клоун, – так себе кликуха…
– Какая есть…
– Получается, что и ты ему жизнь спас? – спросил Клоун.
– Получается, – ответил Гаврилин и почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.
– Получается… – повторил за ним Клоун, – получается…
Он задумчиво смотрел куда-то мимо Гаврилина, сквозь стену. Он не размышлял, не принимал решение, он будто что-то вспоминал.
Потом на лице его мелькнула слабая улыбка. Гаврилин отвел глаза. А если он даже и сентиментальный, как он поможет? И станет ли… И…
– Тебе, Саша, не повезло.
– Сам знаю.
– Не все. Хозяин хотел найти тебя аккуратно, максимально осторожно, чтобы не ошибиться. А Краб решил все сделать по своему.
Я должен был с тобой закорешиться, потом вывести аккуратно тебя за пределы клиники и привезти к Хозяину. Ты должен был уйти из клиники добровольно, чтобы не дразнить гусей.
