Сергей Зверев - Бешеные горы
Бурый усмехнулся: и здесь детинушка дурачится. В приборе ночного видения было видно, что Калмык тоже улыбается.
Ну да, самое время веселиться, внезапно разозлился Бурый. Как дети, честное слово! Он махнул Калмыку: вперед.
Тот кошкой взметнулся на стену, умудрившись не издать при этом ни малейшего шороха. Как у него так получалось? Бурый на что уж опытен в таких делах был, а не мог не удивляться этому таланту Калмыка. Как будто без костей человек.
Перемахнув забор, Калмык бесшумно отворил изнутри калитку, чуть заметно склонив голову: пожалуйте, мой господин. Продолжал, стало быть, дурачиться. Вошел во вкус. Ладно, Бурый пока внушение ему делать не стал. Лучше пусть дурачится, чем психует. После поговорим.
Они стремительно пересекли мощеный дворик и вошли в темный, погруженный в тотальный сон дом. В свои приборы они видели все ясно, как днем. Внизу, на широких нарах-кроватях, тянувшихся вдоль двух противоположных стен, спали шестеро крепких бородатых мужчин. Часть их оружия была развешана на стенах, часть лежала у кроватей. У двоих из-под подушек торчали рифленые рукояти пистолетов: парни здесь собрались бывалые, к разному приученные.
Бурый сделал знак Калмыку, поднял свою «гюрзу» с навинченным на ствол глушителем и сделал три быстрых выстрела, всякий раз смещая пистолет влево. Калмык в то же время трижды выстрелил из своего «винтореза», после чего храп и вообще какие-либо звуки в комнате прекратились. Пули попали всем шестерым в голову: кому в висок, кому в лоб, а кому в затылок. Умерли они мгновенно, во сне — можно сказать, идеальной смертью. И души их радостно полетели в рай, к заждавшимся гуриям, получать свою долю обещанного на земле блаженства.
Выждав какое-то время и убедившись, что здесь им ничего не грозит, Бурый двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Его сильно занимало: как там обстоят дела в соседнем доме? Но пока он Бормана на связь не вызывал: возможно, тот сейчас слишком занят и ему пока не до разговоров.
Глеб сделал знак Калмыку оставаться внизу, а сам по деревянной лестнице начал подниматься наверх. Ступал он по самому краю ступенек, там, где забиты гвозди, и умудрился добраться до верха ни разу не скрипнув, что при его комплекции сделать было очень непросто.
Скоро он был наверху, перед дверью в спальную комнату, где, по всем выкладкам, должен был находиться Алихан Нагаев. Прежде чем открыть дверь, Бурый обследовал ручку и пол: нет ли какой-нибудь предохранительной штуки вроде растяжки или элементарной сигнализации в виде битой лампочки и тому подобной чепухи? Нет, ничего такого он не обнаружил. Видно, в своем родовом доме Алихан чувствовал себя совершенно спокойно. Ну и то верно, с такой-то охраной!
Послушав несколько секунд под дверью, Бурый тихонько потянул ручку. Дверь легко поддалась: она даже на щеколду изнутри не запиралась. Приоткрыв дверь, Бурый с выставленным перед собой пистолетом заглянул внутрь. Но ничего сверхъестественного не увидел. На кровати, стоящей у окна, лежал человек и, судя по виду, крепко спал. Больше никого в комнате не было. Называется, бери голыми руками. Но что-то в позе спящего человека не понравилось Глебу. И запах, такой здесь неуместный…
Он скользнул в комнату, не опуская пистолета, подошел к кровати и рывком откинул край одеяла. Перед ним лежал Алихан Нагаев собственной персоной. И был он так мертв, что мертвее некуда.
«Что за черт? — мелькнуло в голове у Глеба. — Опять шуточки Бормана?»
Но вслед за тем до него дошло, что Борман не успел здесь побывать. И вообще, происходило что-то очень странное. Причем до того, что у Бурого целую минуту не было в голове ни одной мысли — так поразило его это мертвое тело. Затем вдруг, как это всегда бывает в таких случаях, вопросы хлынули потоком.
Почему Нагаев мертв? И почему он не просто умер, а явно кем-то убит? И убит давно, судя по засохшей на лбу крови вокруг дырки. Но тогда с какой целью его сюда положили? И зачем охраняли мертвое тело? Возможно, он погиб в бою, и бойцы ждали, пока соберутся близкие, чтобы похоронить его по всем правилам? Поди пойми, что и как. Тем более что всю охрану положили, и теперь и спросить-то не у кого.
Спохватившись, Бурый стукнул по микрофону.
— Борман!
— Я слушаю, — отозвался тот.
— Оставь кого-нибудь в живых!
— Поздно, — донеслось в ответ.
— Черт… — вырвалось у Бурого.
— Что такое, командир? Ты же сам приказал…
— Знаю.
Бурый устало сел на край кровати, в ноги к покойному, свесил пистолет между колен.
— Что там случилось? — спросил Борман.
— Давайте сюда, — ответил Глеб. — Сами все увидите.
— Понял.
Через несколько минут все спецназовцы были в сборе. Зажгли фонарь, служивший настольной лампой, стали озадаченно по очереди разглядывать мертвое тело.
— Ничего не понимаю, — признался Борман.
— Я тоже, — эхом отозвалась Алиса.
— Может, сами за что пришили? — высказал робкое предположение Калмык.
— Ага, — кивнул Бурый. — Из большой и чистой любви.
— Кто их знает, что тут могло произойти… — примирительно произнес Борман.
Глеб молча ругал себя. Не мог хотя бы одного боевика взять в плен. Ну проще же пареной репы! Нет, положили всех, подчистую. Профессионалы. Сработали, конечно, хорошо, ничего не скажешь. Никто и пикнуть не успел. Но до чего пригодилось бы сейчас хоть чье-нибудь «пиканье»!
Бурый уже сгоряча хотел послать кого-нибудь проверить, не остался ли кто в живых. Потом вспомнил свою призовую стрельбу и понял, что это заведомо провальная идея.
— Ну и что будем делать с этим красавцем? — спросил Борман.
— Заберем с собой, — буркнул Глеб.
— На кой он нам?
— Будет напоминать о моей глупости.
— Да ладно тебе, командир, — вмешалась Алиса. — Кто мог знать, что тут будет покойник?
— Покойник со стажем, — вырвалось у Бурого.
— Скорее всего, он был убит в последнем бою, — продолжала Алиса. — А они оставили его здесь до определенного времени.
— И мне так показалось, — поддакнул Борман.
— У мусульман вообще-то принято хоронить покойных как можно быстрее, — вставил Калмык.
— То у нормальных мусульман, — отмахнулся Борман. — А эти — какие они мусульмане? Головорезы, живущие по понятиям.
— Ладно, — подытожил Бурый. — Проехали. Что у нас тут есть полезного?
— Из полезного только бук, — доложила Алиса, показывая небольшой ноутбук, который она нашла в шкафу. — Но что там — неизвестно.
— Посмотрим? — предложил Бурый с надеждой.
— Не советую, — возразила Алиса. — Может быть заминирован.
— Может, — согласился Бурый. — Ладно, переправим его в Москву, пускай наши спецы им займутся. Еще что? Записи, документы, диски-флешки?
— Ничего, — покачал головой Калмык.
— Значит, только бук, — подвел неутешительные итоги Бурый.
Он старался не показывать разочарования, но оно было слишком большим, чтобы скрыть его от себя и от окружающих. Еще бы! Надеялся взять главного «языка», допросить его и все узнать про вирус. И с триумфом доложить в Москву. А вышел — пшик. В результате только ноутбук, в котором могло ничего не оказаться, кроме фоток родственников. Да за такую работу Артемов уволит его без выходного пособия — и будет прав. Да что Артемов? Самому стыдно, вот что главное. Поспешил, не подумал, а вирус между тем кто-то куда-то доставляет. И если его вовремя не перехватить, погибнут невинные люди, тысячи людей! А по чьей вине? По вине майора Теплова, дилетанта и недоумка, недостойного носить ни звания, ни оружия, которое ему доверила страна и люди, живущие в ней.
— Ладно, Глеб, — сказал Борман, — не убивайся так. Глядеть на тебя больно.
— Тем более что кое-что нам известно, — поддержал его Калмык.
Бурый раздраженно посмотрел на него:
— Что, например?
— Ну, мы знаем, что вирус направлен в Питер… — не очень уверенно начал Калмык.
Видно было, что он уже сам не рад своему порыву.
— Еще что? — безжалостно потребовал Глеб.
Калмык потупился и замолчал.
— Ну!
Глеб вплотную подошел к Калмыку и уставился ему в глаза тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом.
— Если бы вы поменьше махали ножом, товарищ старший лейтенант, а побольше думали, у нас сейчас был бы живой свидетель, — раздельно, чеканя каждое слово, проговорил он. — А поскольку вы думаете только о том, чтобы утолить свою жажду мести, а интересы дела оставляете на потом…
— Товарищ майор… — вскинул голову Калмык.
— Молчать! — рыкнул Бурый, наступая на него. — Если бы ты хоть на секунду подумал не о себе, а о тех, кого мы должны защищать, если бы ты понимал, что думать надо прежде всего не о себе, а о своей работе, если бы ты не выпендривался, как последний пижон…
— Глеб! — вдруг послышался голос Бормана.