Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников
— Конечно. Ты на месте?
— Буду через десять минут.
— Мне понадобится немного больше времени, дождёшься?
— Дождусь.
— Отлично. Тогда до встречи, — отбил Игорь звонок, вместе с которым исчез и шум ветра.
В батальоне «восточных» текла привычная размеренная жизнь. Егор поднялся в расположение «медведей», прошёлся по длинному затемнённому коридору мимо жилых комнат личного состава роты, приоткрыл дверь офицерского кабинета, который как и ожидалось оказался пустым. Егор решил дожидаться в чайной комнате, где принимали пищу. Включил чайник, налил себе кипятка, взял печенье, открыл чью — то книгу, приготовившись убить время. Взглянул на часы. Двадцать две минуты двенадцатого. Медведчук должен был появиться с минуты на минуту. Бис покрутил книгу в руках. Её название и автор были ему неизвестны. Такое интересное время наступило, подумал он, когда за написанием текстов в погоне за писательской славой можно застать любого, кому удаётся к подлежащему и сказуемому в одном предложении присоединить хотя бы парочку прилагательных. Если не читать, оценить книгу можно по книжной обложке, как человека по одёжке. У экземпляра в руках Егора она была глянцевой, из мягкого картона, современной и иллюстрированной. Прошло время, когда шрифт был главным героем переплёта, название и имя автора печатали крупным кеглем, а внимание читателя привлекали духовным и интеллектуальным знанием мира, представленным через персонаж, как утверждал Исаак Бабель. Большинство сегодняшних книг были призваны оболванить читателя, были книгами, с которыми не надо думать. Мудрость той, что попала в руки отображала иллюстрация титульного листа, где через портал или дыру, нарушая временные пространства, прорывался крепкий парень в тельняшке и с автоматом. Чтиво относилось к популярному жанру фантастики про попаданцев — героев, путешествующих из одного времени в другое, из настоящего в прошлое или будущее. И наоборот.
— Вот ты где? — воскликнул Игорь, заглянув в комнату, он приветственно распростёр объятья и осторожно заключил в них Егора. — Совсем как новенький! — добавил он, внимательно оглядев Егора сверху донизу.
— Спасибо за форму, такой у меня ещё не было.
— Брось!
Оба уселись на табуреты.
— Чаю будешь? — предложил Егор.
— Не откажусь.
Егор поставил чистую кружку и налил в неё кипятка.
— Не вериться, что пару дней назад ты ещё был в коме! — сказал Игорь, радуясь переменам.
— Я ни один их этих дней не помню.
— Ну, класс! Класс, что ты здесь!
Бис улыбался как из кривого зеркала.
— Ну, говори, о чём ты хотел поговорить? И что хочешь от комбата?
Егор смутился, прокашлялся в кулак. Улыбка исчезла с его лица и оно стало измученным и исхудавшим.
— Хочу кое в чём признаться и это может тебе не понравиться?
— В чём признаться? — удивился Медведчук.
— Я приехал сюда умереть. С самого начала ехал умереть здесь.
Медведчук вопросительно нахмурил брови.
— Не понимаю.
— Думая, что здесь война, я рассчитывал таким образом покончить с жизнью.
— И что побудило тебя на это?
— Личные обстоятельства, — нехотя сказал Бис.
Игорь молчал.
— Удивлён? — снова спросил Бис, воспользовавшись замешательством.
— Не удивлён. Скорее, обескуражен, — признался Игорь.
Егор не спешил что — либо объяснять, предлагая собеседнику высказаться, но Игорь не торопился с выводами.
— Ты ведь и правда мог умереть. Едва не умер.
Бис мотнул головой, соглашаясь.
— Когда я сюда приехал, подумал: то, что надо; отличное место, чтобы умереть; за этим я здесь, — признался Егор, глядя Медведчуку в глаза, — но видишь, чем всё обернулось? И я рад, что этого не случилось. Я вдруг понял каким божественным даром обладает человек способный что — либо полюбить и самоотверженно этому служить, жертвуя ради этого жизнью? И какой ничтожной может быть жизнь лишённая этого дара? Какой адовой пустынею кажется жизнь без любви… И вот, поняв это, я решил уехать, — признался Егор.
— Зачем? — изумление Игоря сменила внешняя суровость, и если поначалу он выглядел немного рассеянным и взволнованным, то теперь он был сосредоточенным и серьёзным, на лице появилось беспокойство.
— Нужно вернуться к выбору, от которого бежал, — сказал Бис. — Я много думал и кое — что понял.
— И что понял?
— Понял, что нельзя жить всем, что предлагает жизнь. Всегда нужно что — то выбрать. Выбирать кем быть, с кем быть и как жить. Таков уклад. Такой порядок жизни. А ещё понял, что главная выбирающая сила — это любовь. Ради неё мы отказываемся почти от всего в пользу ничтожно немногого, отдаём все силы, насильно добиваясь того на что соблазнились и привязываемся сердцем и умом, оберегаем и храним этому немногому, но уже и немалому верность, оставаясь очарованным до конца жизни.
Игорь смерил Егора взыскательным взглядом из-под бровей.
— Понимаешь? — покачал головой Егор.
— Конечно.
— И это относится к любому выбору, какой приходится делать в жизни, я говорю и о женщине, которую боготворю и порой ненавижу, и разлюбить не могу, и о спецназе, которому служил, который критикую и которому остаюсь верен. Выходит, что свой выбор можно любить и ненавидеть одновременно, но разлюбить уже невозможно. Вероятно, это и есть любовь… Я очарован своей женой как никогда раньше и хочу быть рядом с ней независимо от её решения.
Игорь вопросительно вздёрнул бровью.
— Я тоже очарован твоей женой: храбрая, сильная, терпеливая. И она любит тебя.
Егор искоса посмотрел на Игоря.
— Откуда тебе знать?
— Знаю, — убедительно сказал он. — Почувствовал, когда разговаривал с ней.
— О чём вы разговаривали?
Медведчук сделал каменное лицо.
— Похоже, я ошибся, предположив, что ты здоров, тебя не долечили… О тебе, конечно, говорили!
— Она действительно сказала, что любит меня?
— Нет. Но я это понял.
Егор прикрыл лицо руками. Там, за ними, пронеслись те самые ужасные мысли, что душили его последние две ночи: почему он решил, что Катя его разлюбила? как вообще он додумался до того, что привело его сюда?
— А что делать с тем, что происходит здесь? — спросил Игорь.
— А что здесь?
— Ты разве ещё не понял? Война, Егор, идёт война!
— Разве это война? — отмахнулся Бис. — Конечно, это не мир, но не война точно!
— Ты не прав! — Медведчук опустил кружку на стол. — Если здесь и сейчас не рвутся снаряды и мины, не гремит канонада — это не значит, что войны нет. Как и отсутствие войны не значит, что установлен мир. Мир каждую минуту находится на грани войны, и это борьба постоянная, мы завоёвываем и защищается мир в больших и маленьких сражениях здесь и на дальних рубежах ежеминутно, ежечасно, постоянно. Война и мир — две константы, крепко связаны друг с другом, но несамостоятельные…
— Это похоже
