Дик Фрэнсис - Перекрестный галоп
Сегодня тренировки скаковых лошадей стоят недешево, примерно столько же, сколько стоит обучение подростка в хорошей школе-пансионе, а у матери насчитывалось семьдесят пять стойл, и почти все они были заняты под завязку. Ее услуги пользовались большим спросом, а тот, кто пользуется спросом, может назначать высокие цены. И в год по налогам, которые составляли где-то пятнадцать-двадцать процентов от платы, набегало несколько сотен тысяч фунтов.
— Неужели ты ничего не заподозрила? — удивленно спросил ее я.
— Конечно, нет, — ответила она. — Родерик сказал, что все легально, раз мы зарегистрированы в безналоговой зоне. Даже документы какие-то показывал.
Родерик и был тем шустрым молодым бухгалтером.
— А эти документы у тебя сохранились? — спросил я.
— Нет. Они у Родерика.
«Ну, ясное дело, что у него».
— И еще Родерик говорил, что и владельцы останутся не внакладе, потому как владельцы скаковых лошадей имеют право на возвращение налога на добавленную стоимость. И выплачивает эти деньги правительство.
Таким образом, получалось, что моя мать воровала у правительства. Она не платила государству налогов, как полагалось, а владельцы лошадей требовали эти же деньги у государства. Заколдованный круг.
— Неужели тебе не показалось, что это слишком хорошо, чтоб быть правдой? — спросил я.
— Да нет, — ответила она. — Родерик говорил, что сейчас все так поступают, и я много потеряю, упустив эту возможность.
Похоже, этот Родерик умел очень ловко манипулировать людьми.
— А на какую фирму работает этот твой Родерик? — спросил я.
— Он не на фирму работает, он независимый эксперт, — ответила мать. — Совсем недавно окончил университет и на работу еще не устроился. Нам повезло, нашли такого уникального специалиста за небольшие деньги.
Я просто ушам своим не верил.
— А куда же девался Джон Милтон? — спросил я ее. Джон Милтон, сколько я себя помнил, занимал у матери должность бухгалтера.
— Вышел на пенсию, — сказала она. — И мне крайне не понравилась молодая дамочка, занявшая его место. Шустрила, иначе не скажешь. Вот почему я так обрадовалась знакомству с Родериком.
Можно представить, что любая бухгалтерша, не вызвавшая у матери симпатии, тут же заслуживала прозвище шустрилы, это еще в самом лучшем случае.
— Родерик — это его фамилия?
— Его звали Уорд, — сказала она.
— Почему звали?
— Да потому, что он умер, — вздохнув, ответила мать. — Попал в автокатастрофу. Примерно с полгода тому назад.
— Ты уверена? — спросил я.
— Что значит — уверена?
— Ты уверена, что он погиб, а не сбежал? — спросил я. — Уверена, что это не он теперь шантажирует вас?
— Послушай, Томас, не говори глупостей, — строго сказала она. — Статья об этом происшествии была напечатана в местной газете. Ну, разумеется, я точно знаю, что он умер.
Мне хотелось спросить ее, видела ли она мертвое тело Родерика Уорда. В Афганистане у талибов не подтверждали список убитых без предъявления трупа или, на худой случай, без головы в качестве доказательства.
— И как долго работал этот твой так называемый план? Когда ты перестала платить налоги?
— Примерно четыре года тому назад, — с несчастным видом ответила мать.
— А когда начала платить снова?
— О чем это ты? — спросила она.
— Теперь, надеюсь, ты платишь налоги как полагается? — спросил я, заранее страшась ответа.
— Ну, конечно, нет, — ответила она. — Как же я могу начать платить снова? Ведь они начнут задавать вопросы.
Однако, подумал я, ты решила не платить, не задавая им вопросов. И, разумеется, разоблачение — лишь вопрос времени. Четыре года неуплаты налогов — да тут набегает кругленькая сумма почти в миллион фунтов. Не напрасно мама так боится угодить в тюрьму.
— Кто сейчас ведет твою бухгалтерию? — спросил я. — С тех пор, как Родерик Уорд погиб?
— Никто, — ответила она. — Просто боюсь нанимать кого-то со стороны.
«И не напрасно», — подумал я.
— Ну а прямо сейчас ты можешь выплатить всю задолженность по налогам? — спросил я. — Если выплатишь все и объяснишь, что тебя ввел в заблуждение твой бухгалтер, тогда уж точно в тюрьму тебя не посадят.
Мать снова заплакала.
— У нас нет на это денег, — мрачно вставил Дерек.
— А что же произошло с накопленными за четыре года излишками? — спросил я.
— Денег почти не осталось, — ответил он.
— Но не могло же ничего не остаться, — удивился я. — Ведь набралось около миллиона фунтов.
— Больше, — буркнул он.
— Тогда куда они делись?
— Мы потратили большую часть, — ответил он. — В самом начале очень много тратили, на отдых, поездки там разные. Ну и Родерику, конечно, тоже кое-что перепадало.
«Да уж конечно, как же иначе».
— Сколько может стоить дом вместе с конюшнями? — спросил я.
Мать пришла в ужас.
— Мамочка, дорогая, — произнес я ласково, но твердо, — чтобы не попасть в тюрьму, мы должны найти способ рассчитаться с долгами. Выплатить все налоги.
— Но ты же обещал, что не пойдешь в полицию! — взвыла она.
— Не пойду, — ответил я. — Но если ты вообразила, что налоговики ни о чем не узнают, то глубоко заблуждаешься. В налоговых службах регулярно устраиваются проверки. И будет гораздо лучше, если ты пойдешь к ним сама и во всем сознаешься. Прежде чем они раскопают.
— О господи!..
Я промолчал, позволяя им свыкнуться с этой мыслью. Ей следовало бы знать, что инспекторы из налоговой и таможенной службы ее величества проявляют мало сострадания к человеку, обманывающему систему. Единственный способ хоть как-то наладить с ними отношения — это пойти и рассказать всю правду, расплатиться по долгам до того, как они потребуют.
— Нет, если я отойду от дел, — сказала она, — тогда налоговики ничего не узнают. Если я просто уйду.
— Но, Джозефин, — возразил отчим, — мы же тобой уже это обсуждали. Как мы будем платить ему, если ты бросишь бизнес?
Я же, со своей стороны, считал, что отход от дел станет в данной ситуации если не оптимальным, то разумным решением. Она перестанет обманывать и увеличивать долг перед государством, а продав собственность, можно будет набрать необходимую сумму. Впрочем, я не разделял уверенности матери в том, что отход от дел гарантирует прекращение преследования со стороны налоговиков. Мало того, подобный поступок может даже привлечь их внимание.
Иными словами, дела обстояли хуже некуда, и как распутывать этот клубок, я пока что не знал.
* * *Мать с отчимом улеглись спать в девять вечера, усталые, с измотанными нервами — излишек бренди тоже сказался. И с осознанием того, что теперь их тайна выплыла наружу и что впереди их ждут радикальные перемены, причем далеко не к лучшему.
Я тоже пошел к себе наверх, но спать не лег.
Осторожно вытащил культю из протеза. Было это нелегко, так как сегодня я много ходил, нога болела, а плоть под коленом распухла от притока жидкости. Следует быть осторожнее, иначе завтра с утра будет сложно нацепить эту чертову штуку.
Я взбил подушку, положил на нее культю, чтобы отек сошел, потом откинулся на спину и погрузился в размышления.
Не было ни малейших сомнений в том, что мать с отчимом влипли в жутко неприятную историю и с каждым днем будут погружаться в это болото все глубже и глубже.
Выход был прост, по крайней мере чисто теоретически: им надо собрать деньги, уплатить все налоги, сообщить о шантаже в полицию, ну а уж потом молиться, чтобы их простили.
Тогда шантажист не будет иметь над ними власти, возможно, полиция даже разыщет его, и удастся вернуть хотя бы часть денег. Но я сильно сомневался в таком исходе.
Итак, первым делом надо собрать миллион с лишним фунтов и передать эту сумму налоговой службе.
Легко сказать. А вот как сделать? Может, мне стоит ограбить банк?
Мать с отчимом нехотя признались в том, что дом вместе с конюшнями даже в условиях мирового финансового кризиса можно продать за два с половиной миллиона фунтов, это, конечно, если повезет. Но есть одна загвоздка. Дом заложен и перезаложен, а конюшни отданы под залоговое обеспечение банку, где они брали деньги в долг, чтобы продолжить бизнес.
Я вспоминал детали своего разговора с отчимом после того, как мать поднялась наверх, в спальню.
— Сколько всего у вас свободного капитала? — спросил я его.
— Около пятисот тысяч.
Я даже удивился — совсем немного.
— Но ведь тренерский бизнес на протяжении многих лет приносил очень хорошие деньги.
— Не такой уж он прибыльный, как тебе может показаться, к тому же прежде Джозефин норовила использовать любую прибыль для постройки новых стойл.
— Но почему тогда так мало свободных денег вложено в недвижимость?
