Иван Козлов - Осколок ордена
Самую классную массажистку звали Кисикис, или что-то в этом роде. Она заканчивает работать с поясницей Рассадина и говорит ему:
— Господин знает, что у него сегодня последний сеанс? А жаль, тут еще есть с чем работать.
— Ну почему же последний, — довольно отвечает Константин Евгеньевич. — К тому же, если надо, приду хоть завтра.
— У вас закончилась проплата. Мы в долг просто не имеет права работать.
— Деньги не проблема, — сразу поскучнел Рассадин.
— Буду рада, если так. Вы хороший клиент.
Едва выйдя из салона, он вынул сотовый, стал названивать в приемную Стаса. Юля долго не брала трубу, но наконец не выдержала.
— Девушка, как бы мне связаться с вашим шефом? Ах, в местной командировке... В сортир пошел, что ли? — Он отключился и зло, что с ним редко бывало, закончил: — Не хочет меня слышать. Ничего, услышит!
Тут же сделал второй звонок:
— Бислан? Исчезни на час. Мои ребята с Аланом говорить будут. Я тебе уже достаточно заплатил и еще дам, не волнуйся! Разве хоть раз обманул?
Уже закончив говорить с охранником Алана, Рассадин буркнул удовлетворенно:
— Это кто ж сказал, что гордый народ не продается? — И дал команду своим нукерам ехать к Алану. — Я там появлюсь через сорок минут, чтоб все было уже тихо и мирно.
И ровно через сорок минут Константин Евгеньевич входил в номер ресторатора. Увиденным он был удовлетворен: три охранника робко шевелились среди валявшихся стульев, вытирая с лица кровь и сопли, Хряк и водитель со скрещенными на груди руками стояли возле стола Алана. Сам он сидел, сжав ладонями виски.
— Ты, Алан, друзей встречаешь как-то не по-кавказски. Где твое гостеприимство? Где радость на лице, кофе на столе, а?
Алан даже не поднял на него глаз:
— Что вам нужно? Я же плачу, я регулярно плачу...
— Да брось ты об этих копейках! Я вообще их могу не брать! Не буду брать! Слово! Мы же в юности вместе — какие пиры закатывали, а?! Девчонки, ночевки, вино... Комсомольская юность — это ведь нельзя предать...
— Можно, оказывается. — Алан так и не убрал ладони с висков. — Чего вы в конце концов хотите? Ну есть же у вас разумное требование...
— Есть. — Теперь голос Константина Евгеньевича стал жестким, холодным. — Ни твоих людей, ни тебя с этой минуты не обижу. Но ресторан — мой. Неделю даю, чтоб все документы на этот счет оформил. Обещаю год кормить бесплатно. Столик свой иметь будешь.
— Не смешно, — сказал ресторатор.
— Не смешно будет, если через неделю «да» не скажешь. Тебя ведь пока не били, Алан. — Водитель, как бы демонстрируя, что имеет в виду Рассадин, бьет кулаком в лицо одного из притихших охранников, бедолага при этом еще ударяется затылком о стену. Кровь начинает литься из носа и губ. — Придет в себя, спросишь его об ощущениях. И потом, я ведь у тебя не жизнь отнимаю, дружок. Хватка у тебя есть, деньги есть или добудешь, откроешь новое дело, это у тебя получится, будут трудности — обращайся, помогу. Неделю даю, ровно неделю.
Рассадин со своими людьми убрался, а Алан все еще продолжал недвижимо сидеть. Зашевелились было охранники, стали оправдываться, расставлять мебель, но Алан приказал им убраться.
— Свободны. Совсем.
Те ушли.
Бислан появился минут через пятнадцать.
— Молокососы, — кричал он, имея в виду своих охранников. — Без меня ничего не могут! Не надо платить им ни копейки!
— Ты же, когда их представлял, говорил, что они лучшие из лучших.
— Э, все братья-племянники, как было отказать? Но теперь я возьму... У меня вправду на примете такие ребята...
— Нет, Бислан. — Только теперь ресторатор решительно встал со стула, подошел к шкафу, взял оттуда дорожный чемодан. — Рисковать я больше не могу. Собираю бумаги и сегодня же вечером вылетаю в Вену. Там отсижусь. Номер проплачен до конца года, так что живи здесь спокойно. Тебя трогать не будут, понимают, что эти проблемы ты не решаешь. Я буду время от времени тебе звонить и говорить, что надо делать.
Бислан озадаченно погладил чуб:
— Получается... Это получается... Это что получается?
— Если Рассадина не устраивают те суммы, которые я ему выплачиваю, то он и их потеряет. Ресторан ему я не отдам. Он уже на мели, он долго не продержится.
— А мне, значит...
— Ждать. Потом уже буду думать, что делать со службой охраны. В двадцать тридцать выезжаем, сопроводишь меня до аэропорта. А сейчас гуляй, мне надо переодеться и перебрать бумаги.
— Я поеду на второй машине, буду прикрывать сзади.
Времени Алану хватило лишь на то, чтоб уложить вещи и документы, принять душ. Он хотел немного поспать, но разве уснешь после всего, что произошло и что предстоит?
В двадцать тридцать его машина тронулась от ресторана. Бислан не пристроился сразу за ней, а пропустил пару машин. Так и ехали минут десять, пока не забеспокоился Алан:
— Почему отстаешь? Что за тактику ты выбрал?
Бислан посмотрел на часы:
— Сейчас, сейчас... — Отключил связь и еще сбавил скорость.
Алан, видно, что-то заподозрил, стал перестраиваться в правый ряд, но было уже поздно. Раздался сильнейший взрыв, и его машина превратилась в огненный шар.
...Минут десять спустя пробку, образованную развороченной иномаркой, милицейскими машинами, «Скорой», тихо объезжал водитель Рассадина вместе с хозяином.
— Что, Константин Евгеньевич, Бислан теперь ваш?
Тот покачал головой:
— Скорее, ваш. Единожды предавший...
— Он говорил, что деньги ему нужны, чтоб навсегда улететь в Турцию вместе со своей кралей.
— Я в Испанию тоже вроде как навсегда собирался. — И повторил: — Единожды предавший...
— Наш так наш, — легко согласился водитель. — Может, заодно и Стаса, а?
— Тяжело мы умнеем, дружок. Этот фейерверк — он для Стаса как раз и устроен. Авось теперь поймет, чем непослушание его закончиться может. Кстати, что с начальником его охраны?
— С Паниным? Ищем подходы. Никак не найдем!
3Панин вместе с шефом и подполковником Щербиной, ставшим почти своим в их офисе, решил провести время на стрелковом стенде. За их спинами стояла беседка с уже накрытым столом: вино, салаты, фрукты. Туда троица и отправилась, сдав ружья сотруднику стрельбища.
— Вадим, — спросил Щербина, — у тебя выходов на фээсбэшников никаких нет?
— Подумать надо, — неопределенно ответил Панин.
Валерий Иванович теперь уже повернулся к Стасу:
— По Алану эта контора все дела у нас забрала, сама копает. Я так кумекаю, кавказский след ищут. Бислан, оказывается, взорвал своего покровителя, почистил его сейф и куда-то исчез.
— С трудом в эту версию верится, — тихо сказал Станислав Викторович.
— Почему? Кому еще нужен бизнесмен средней руки? Хотя узнать бы что-нибудь не мешало, но — нет выходов.
На их огневой рубеж вышли другие стрелки. Узнали Стаса, вскинули в приветствии руки. Стас им ответил тем же, а Панину пояснил:
— Знаешь, кто это, в синей кепке? Заместитель ресторатора, где собираются столичные сливки общества. Актеры, певцы, депутаты... Если появится желание...
— Им в службу охраны человек не нужен?
У Стаса вытянулось лицо:
— Не понял. Ты что, торгуешься со мной таким образом? Место поденежней ищешь, а? Так и я же вроде не скупой...
— Тут другая проблема, Станислав Викторович. Друга надо пристроить. Чтоб подальше от мордобоев. Расчудесный парень, но все воюет и воюет...
Панин как в воду смотрел! Именно в это время Мишка просил своих соседей по книжным развалам:
— Посмотрите за моим столиком пять-десять минут, сбегаю пивка холодного хлебну.
— Так у нас же водочка есть...
— Нет, все, с ней буду завязывать...
Как раз подошла электричка, хлынул народ, и Мишке пришлось в толпе плыть к намеченной цели. Впереди него шла женщина лет пятидесяти, крестьянского вида, в вязаной кофте, из кармана которой торчал край кошелька. Руки женщины были заняты сумками, и если кто вздумал бы выхватить этот кошелек... Только Мишка об этом подумал, как его обогнал хлипкий мужичок, выхватил этот самый кошелек, сделал шаг в сторону... Мишка одной рукой схватил его за плечо, повернул как надо, а второй врезал от души по морде. Женщина обернулась, выронила сумки, закричала...
И вот все трое участников происшествия сидят в комнате милиции, знакомой Гречихину. Хлипкий мужичок держит у носа красный от крови платок, женщина поглаживает его по плечу, но смотрит на Мишку:
— Отпустите его, товарищ милиционер, парень же не знал, что это мой мужик, вот и дал в торец. Я ж так понимаю, добра хотел.
Сержант что-то пишет, а капитан Куропаткин поворачивается к пострадавшему:
— Вы что скажете? Претензии имеете?
— Имею, — просипел мужик. — Кто это придумал, что туалеты платные? Вот мне и пришлось за десяткой лезть...
— К нападавшей на вас стороне претензии есть? — уточнил сержант.
