Иван Козлов - Осколок ордена

— К нападавшей на вас стороне претензии есть? — уточнил сержант.

— А чего, бьет как бьет.

Комната Андрея на базе выглядит как фотогалерея. На стенах ее висят распечатки кадров, которые он снимал на кинокамеру. Сергей Иванович с женой, Мишка, Вадим, Настя...

Снимков Насти много. Но только ими дело не ограничивается. Картонные листы с нарисованной студенткой лежат на тумбочке, кровати, подоконнике. Они выполнены с юмором — Настя почти везде в роли стриптизерши. Вот у шеста на сцене, вот держит кончиками пальцев бюстгальтер — и зрители тянут к ней руки, вот с охапкой травы, скрывающей самое-самое. А вот — в роли Венеры, выходящей из морской пены. Именно этот рисунок, эту обнаженную Настю Андрей сейчас одевает: рисует на ней блузку, сапоги, макси-юбку...

— Вот так-то лучше, — говорит, отбрасывая карандаш. — Это мы сейчас ей и преподнесем!

Он сворачивает тонкий картон в трубку и выходит из дома. На соседней веранде сидит Сергей Иванович, перебирает блесны.

— Андрюха, представляешь, на любимой «вертушке» тройник сломан.

— На желтой?

— На ней.

— У меня есть такие же. Вам сейчас принести?

— Зачем? Мы же после обеда вместе за окунем поплывем, не передумал?

— Поплывем.

— Я легкий спиннинг для Насти оборудую. Ты ее возьмешь?

— Предложу. А там уже ее дело.

Андрей идет по знакомой тропе, минует куст, возле которого он порвал Настин пакет, и останавливается. Там, где стояли палатки студентов, теперь ничего нет, и между кустов бродит лишь лодочник, который привозил в гости Вадима и Мишку. Моторка его причалена у поваленного на берегу дерева.

— А где биологи? — спросил Андрей.

— Отработали. Я их сегодня за два приема к электричке отвез. Вернулся сюда, да, видать, напрасно. Чудные они какие-то. Все облазил, а пустых бутылок после них нету. Может, прикопали где? Посмотри свежим глазом.

— Вы когда домой возвращаетесь?

— Часок тут еще поброжу. Грибов на супчик наберу.

— Меня захватите?

Водитель и Волин нашли хорошее место для парковки. Отсюда хорошо видна Москва-река и ее другой берег. Плюс к этому у них еще есть мощный бинокль. Им вооружился сейчас Волин, держит в окулярах Бислана. Тот бродит по дикому, заросшему бурьяном участку. Вот обходит ржавую, давно брошенную бортовую машину с порванным тентом. Кабина ее раскурочена, дверца держится на честном слове. Бислан с силой дергает ее, обрывает, и теперь кабина просматривается насквозь.

После этого бывший охранник Алана идет к реке. Здесь берег укреплен бетонным бруствером.

— Нас бы это место устроило, — говорит Волин. — В воде камни, арматура, на земле битое стекло, так что рыбаков, собачников и отдыхающих не будет, никто не помешает.

— Бислану бы твою логику. — Водитель набирает номер по сотовому. — Здравствуй, дорогой. Звоню тебе в восемнадцать ноль-ноль, как и договаривались. Товар у нас, готовы передать.

Водитель держит трубку так, чтоб и Волин слышал ответ кавказца:

— Я завтра утром скажу, куда подъехать.

— Утро — понятие растяжимое, могут быть пробки... Или в метро?

— Нет, не хочу, чтоб рядом кто-то был. Найдем тихое место, я один, ваш человек один — никого больше. Пусть привезет кейс на катере. И пробок еще не будет. В четыре утра позвоню.

— Твоя воля. Билеты на Турцию взял?

— Взял. Но если вы хотите номер рейса узнать...

— Что ты, Бислан! Просто хочу тебе счастья пожелать.

Бислан позвонил ровно в четыре. В это раннее время Волин и водитель устроились уже под порванным тентом ржавой машины. Звонка этого они ждали с опаской: вдруг у кавказца есть совсем иной вариант места встречи? Но нет, он озвучил то, о чем люди Рассадина и мечтали. Будет ждать катер на берегу Москвы-реки в районе Марьино в пять утра, то есть через час, ориентир — брошенный грузовик.

Ближайшая дорога проходила метрах в двухстах параллельно реке, именно с этого направления и стоило ждать Бислана.

Через пять минут после звонка, в еще сером предрассветном воздухе, они увидели, как замедлили ход, а потом застыли фары легковушки.

— Неужели он не один? — встревоженно спросил Волин.

Легковушка высадила пассажира и тут же уехала.

— Один, — сказал водитель. — И что, если подойдет сюда, сразу стреляешь?

Волин похлопал ладонью ствол снайперской винтовки с глушителем:

— Мы с ней это сами решим. Пока очень плохая видимость, оптика не поможет.

Бислан, как поначалу показалось, шел напрямую к ним, но замедлил шаг, остановился и поменял маршрут. Спустился вниз, к воде, но шел не берегом, а посреди уклона, то и дело на секунду-две появляясь вверху, чтоб оглядеть местность. Уклон переходил в бетонный, хорошо просматриваемый берег метрах в ста от места засады. Волин без всякого риска мог бы с этой дистанции послать пулю туда, куда надо, но Бислан на чистое место не вышел. Катер он стал ждать, оставаясь невидимым для снайпера.

Шепотом выругался водитель, на что Волин сказал тихо:

— А ты бы поступил иначе?

С реки послышался шум катера.

Волин поймал в оптику лодочника: ничем не примечательное лицо, чуть одутловатое, мешки под глазами.

— Кто он?

— Старый знакомый Рассадина. Был торгашом, отсидел, шеф дал ему шанс немного подзаработать... А вообще, это не наше дело. Наше дело — Бислана не упустить. Стреляй до того, как он возьмет кейс. Чтоб не вырывать его потом из рук.

— Денег жалко?

— Не думаю, что там все настоящие, но все же... Так, хорошо лодочник остановился, да?

Катер причалил к бетонному берегу, ибо в другом месте, там, где ждал его кавказец, была отмель. Лодочник, не выходя из катера и не глуша мотор, поднял кейс на уровень лица и, заметив, что Бислан держит одну руку в кармане, спросил:

— Ты, вижу, с оружием?

— Береженого Бог бережет.

— Ну зачем же нам идти на подлянку? Рассадин сказал, что мы вроде как все свои.

— Я своих как раз и боюсь.

— Это тоже понять можно. Деньги смотреть будешь? А то, может, тебе туфту подсунуть хотят?

Бислан наконец выходит из-за укрытия и идет к катеру. Уже протягивает руку к кейсу, и Волин готов спустить курок...

Но тут случилось неожиданное.

Непонятно откуда на воде появился летящий к этим двоим мощный армейский катер. Из бурьянов выскочили трое человек и тоже побежали туда же. Лодочник выругался, швырнул кейс под ноги Бислану, дал мотору полные обороты и на встречном курсе к появившемуся катеру помчался к другому берегу реки.

— Бей, — просипел водитель, — обоих бей!

Бислан успел схватить кейс, но так с ним и свалился на бетонную плиту. Лодочника выцедить оказалось немного сложнее: военный катер развернулся и полетел за ним, перекрывая обзор. И все же Волин изловчился выстрелить.

— Попал? — спросил водитель.

— Не знаю, — честно признался снайпер. — Но надо срочно линять, пока им не до нас. Что с винтовкой делать?

— Ты дурак, что ли? Без нее бы хоть уйти. Бежим!

А катер лодочника благополучно добирается до берега реки и выскакивает на песок. Только здесь мотор глохнет. Тут же рядом с ним оказываются и преследователи. Молодой рослый мужчина, видно, старший из них, первым подбегает к лодочнику и видит, что тот мертв, затылок его залит кровью.

— Ну как же мы... — обреченно говорит он, а кто-то тут же дает ему пояснение:

— Это не наша пуля, Павел Романович. Никто из наших стрелять не мог.

ГЛАВА 5

Мишка занес в подсобку мешок с луком, поставил его в ряд с другими и сказал завмагу:

— Все, Клара Павловна?

— Нет, Мишенька. Еще шесть мешков картошки. И — расчет!

— Так насчет картошки вроде уговора не было.

— За отдельную плату. Спасай, выручалочка ты наш! А то мои оглоеды глаза уже позаливали... Картошку отсюда пересыпать в контейнеры.

Мишка берет мешок с картошкой и под конвоем заведующей идет в торговый зал. Магазин уже закрыт для посетителей, и продавщицы возятся у стола: тут бутылка, закуска, рюмки.

— Без нас не начинать, — бросает им Клара Павловна и предлагает Гречихину: — Иди ко мне на оклад, а? Будут и деньги, и продукты, и... Посмотри, какие у меня красавицы работают! Да все разведенные.

— Я однолюб, Клара Павловна.

— Тем более иди! Знаешь, как наш женский коллектив тебя за это ценить будет?!

Ссыпав последний мешок в контейнер, Мишка моет в подсобке руки, направляется к столу, возле которого уже крутится заведующая.

— Я пойду, пожалуй. Пить чего-то не хочу.

— У нас так не принято. Как же ты свой конверт возьмешь?

Конверт с деньгами стоит под наполненной уже рюмкой. Гречихин вздыхает:

— Ну, разве что одну...

Где одна, там и три.

Домой он идет при ранних звездах, когда над аллейкой с разбитым асфальтом загорелись уцелевшие фонари. Впрочем, их, уцелевших, здесь мало, колдобин много, да еще разросшийся по краям неухоженный кустарник цепляет за одежду и пугает своей чернотой.