Иван Козлов - Осколок ордена

— Нет, лучше в магазине. В толпе: мол, встретились случайно, привет, как жизнь...

— Панин в случайные встречи не верит. Я даже не исключаю, что он нас уже вычислил: мы же ехали за ним как привязанные.

— Нет, я за другие машины прятался... Знаешь, я все же пойду, присмотрю за ним. Что-то на сердце неспокойно.

Панин был уже у двери магазина, водитель вцепился взглядом в его темную ветровку и помчался следом. В людской толчее потерять нужного тебе человека можно запросто, потому водитель исхитрился сократить дистанцию между ними. Панин направился на второй этаж. Это к лучшему, там вроде покупателей меньше...

Кто-то попридержал водителя за рукав:

— Простите, вы кошелек уронили.

И юноша всовывает в его руку потрепанный толстый бумажник. Ни фига себе! Если б вытащили, то можно понять, но вручать, да чужой, да толстый — это что ж творится?!

Водитель машинально раскрыл его. Пачка каких-то бумажек, денег нет. Вместо них — фотография Альберта Эйнштейна, на которой он смеется, высунув язык.

Водитель потерянно вертит головой: темной ветровки нигде нет. Стоп, мелькнула у выхода...

Он мчится туда, но в похожей ветровке совсем другой мужик.

А Волин сидит в «Шкоде» и с горькой усмешкой видит, как к серебристому «мерсу», на котором приехал Панин, подходит молодой парень, спокойно садится за руль и отъезжает. Волин со зла бьет кулаком по коленке, потом поднимает большой палец: хорошо сработал, Панин!

Мишкина жена Ольга не просто шьет, а любит шить. Работает она обходчицей в Мосгазе, неинтересная и не денежная эта работа, а все свободное время — за машинкой. С деньгами тоже получается неважно, не умеет Ольга торговаться и рвать с клиентов, но хорошо хоть то, что эти клиенты есть, передают ее из рук в руки.

Сейчас Ольга выходит из подъезда дома с огромным и тяжелым баулом, чуть ли не волоком тащит его к машине, у которой стоит Валерий, водитель. Он спокойно курит и помочь женщине не пытается, даже тогда, когда та старается впихнуть этот баул на заднее сиденье. Впихнула, потирает уставшие руки, и лишь после этого Валерий бросает курить, выплевывает окурок и занимает место за баранкой. Ольга сама открывает дверцу, садится рядом.

— Ну и как? — спрашивает Валерий.

— Все подошло, тютелька в тютельку. Вот шубу еще дала укоротить и два плащика переделать.

Шофер криво усмехается:

— Да мне до фени, довольна она или нет. Мне надо, чтобы мы с тобой довольны были. Как, говорю, насчет моего предложения? Посидеть, то да се? За мой счет, естественно. И плюс сверху.

Он вытаскивает стодолларовую бумажку, небрежно бросает ее на колени Ольги и трогает машину с места.

— Кстати, девочка, я научу тебя, как с моей хозяйкой надо строить отношения, — вот тогда будешь получать! Договорились? А ресторанчик хороший, уютный, с номерами...

— Мне в ресторан не в чем идти.

Он хохочет и одной рукой пробует обнять Ольгу, но та отстраняется.

— Совсем не в чем? Ну и хрен с ним, с рестораном! У меня хата есть, там нам будет не хуже. А раз не в чем, то еще лучше, раздевать не надо...

Его рука теперь лезет к Ольгиной коленке, но она решительно отбивает ее.

— Направо сейчас.

— А то ж я не знаю!

Ехать к общежитию, где живет Ольга, недалеко, минут пятнадцать, и все это время Валера ведет разговор на одну и ту же тему:

— Ты пойми, милая, шефиня будет тебе платить, я платить буду — настанет малина, а не жизнь! И твой хромоножка ничего не узнает! Ну?

Вот и общага.

Ольга выходит из машины, открывает заднюю дверцу, пробует вытащить баул. Валера с переднего сиденья тянется к ней, хватает за запястье руки, пробует притянуть к себе:

— Завтра, договорились? Ой, красавица, ну дай я тебя чмокну...

Дверца с его стороны распахивается, Мишка одной рукой, как редиску из земли, выдергивает Валеру из салона, а другой тут же бьет в лоб так, что тот плашмя падает на капот. Говорит при этом жене:

— Оленька, сумка тяжелая, не возись, я вытащу. — И уже Валере: — Ты полежи малость, я сейчас вернусь и договорим. Насчет чмокнуть.

Мишка обегает машину сзади, забирает у жены баул, ставит его на тротуар, хочет вернуться к Валере, но тот уже за рулем и рвет с места.

— Ну вот, и не поговорили, — расстроенно сказал Гречихин.

Стас зашел в кабинет к Панину, когда тот укреплял на стене фотографию в тонкой металлической рамке. На переднем плане — бравый, с двумя орденами, капитан, рядом с ним девушка, а чуть позади группа офицеров, среди которых Стас узнал и Вадима.

— Почти семейное фото, — улыбнулся шеф. — Командир с женой и его верные бойцы. Так?

— Так, Станислав Викторович.

— Ты здесь еще старший лейтенант, значит, снимок сделан года три назад?

— И это верно.

— Как видишь, я тоже не лишен наблюдательности. Ныне ваш капитан как минимум в майорах...

— В капитанах Серега, Станислав Викторович.

— Что так? У тех, кто воюет, я слышал, карьерный рост идет быстро.

— По идее, да. У тех, кто остается в живых.

Шеф сразу стушевался, какое-то время молча рассматривал фотографию, потом спросил:

— А эти, которые рядом с тобой?

— Живы. Но в боевом порядке остался один. Вот он — майор.

— Так живем, — глухо сказал Станислав Викторович. И протянул Вадиму руку. — Я в Белый дом, сегодня здесь уже не появлюсь.

— У вас не найдется минут десять для разговора?

— Не больше десяти.

— Хорошо. За вами и Аланом действительно водились большие грехи?

— Тогда первоначальный капитал ни к кому не приходил честно. Ни к кому! — повторил Стас. — Потому давай обойдемся без подробностей. И вообще, будем считать тему прошлого закрытой.

— Не получится, Станислав Викторович. Я должен хотя бы представлять, насколько серьезны для вас бумаги, которые хранит Рассадин.

— Знать бы, что именно он имеет. Но я так понимаю, что у него есть документы, которые могут «выстрелить». И еще я вот что скажу, Вадим. Рассадин — дерьмо порядочное, к цели всегда шел напролом, не считался ни с чем. Захочет — подставит под удар любого, а сам выкрутится. Потому набирай команду, приглашай людей, сколько нужно и каких нужно.

— Каких — это от вас зависит, Станислав Викторович. От задачи, которая будет поставлена. Можно работать над тем, чтобы найти бумаги Рассадина и изъять их. Можно дать понять, что его шантаж вас нисколько не волнует, лично вы защищены прекрасно, и пусть он поступает как хочет. Можно тихо сидеть и ждать от него ошибки, чтоб потом перехватить инициативу. Можно заняться поиском компромата на вашего бывшего босса и потом устроить торг...

Станислав Викторович, стоявший до этого у двери и готовый выйти из кабинета, прошел к столу, сел на стул, ссутулился и вроде как постарел.

— Панин, — сказал он. — Я знаю одно. Я много лет тружусь честно, может быть, чересчур честно, и законов даже на йоту нарушать своей команде не позволяю. Найти и, как ты говоришь, изъять документы у Рассадина без этого невозможно. Сегодняшняя ситуация меня устраивает. У нас с ним оборваны все контакты, надеюсь, он перебесится и успокоится.

— Думаете, ему хватит того, что он выжмет из Алана?

Станислав Викторович выдержал очень большую паузу. Он, наверное, еще сидел бы молча, но вошла Юля, сказала, что Коленька с машиной уже у подъезда. Это она так тактично напомнила шефу, что в Белый дом опаздывать не надо.

Он встал. Красноречиво посмотрел на секретаршу, и та выпорхнула.

— На Алане Рассадин не остановится, — наконец сказал шеф. — Но мы военных действий против него открывать не будем. Может быть, торг... Как говорят, торг уместен...

Сам же Константин Евгеньевич в это время входил вместе с Абрамовым в ресторан. Уселись за столик в отдельном кабинете, Абрамов поправил ширму так, чтоб был виден вход. Улыбчивая официантка спросила:

— Вам, Анатолий Сергеевич, как всегда — рыбу?

— Рекомендую, — поднял палец Абрамов, обращаясь к собеседнику.

— Я всегда прислушиваюсь к советам умных людей.

— Значит, тогда две рыбы и белый соус.

Официантка ушла, и только после этого Рассадин взглянул в меню, увидел цены на заказанное блюдо и поднял брови:

— Однако неплохо живут военные пенсионеры! А везде пишут...

— Бывшие партийные и комсомольские работники тоже не прозябают, Константин Евгеньевич, иначе бы вы не обращались ко мне за очередным заказом. Я правильно понял, вы попросили встречи именно для этого?

Абрамов никак не давал ему взять инициативу разговора в свои руки. Рассадину приходилось постоянно отвечать на прямо поставленные вопросы.

— Да. Решил коллекционером стать. Огнестрельное оружие. Некоторые говорят, что это уже не модно, но у меня на этот счет свое мнение...

— Предлагаю мушкет времен Наполеона. Есть отечественная пищаль середины семнадцатого века.

Рассадин рассмеялся: