Последний Герой. Том 7 - Рафаэль Дамиров
Кирпич понял: его никто слушать не собирается. В другой раз он бы показательно наказал одного из них, чтоб другим неповадно было, но сейчас их и без того было мало… Лесная «нимфа» окончательно взбудоражила мозги оставшимся. Вожделение застило им глаза, и любое сопротивление с его стороны лишь озлобит их.
Он ощутил, как в груди поднимается злость. И вместе с ней — нехорошее предчувствие. Ещё чуть-чуть, и эти оборванцы поднимут бунт уже против него.
Рыжий подскочил к женщине, растянув рот в ухмылке, зубы блестели в лунном свете:
— Ля ты красивая… Ты что, вообще нас не понимаешь? — лепетал он, хватая её за плечи. Руки его тут же полезли дальше, уже мяли грудь, ягодицы. — Гля, пацаны! Ха! Как ты только не мёрзнешь… Тепленькая такая, вот красотка… А ну иди сюда! Я первый! Я первый!
Он подхватил Евгению на руки и, пошатываясь, потащил в заросли. Та не сопротивлялась — ни один мускул не дрогнул на лице. Будто её здесь и не было, только блеск глаз, в которых плескалась неуловимая тьма.
Рыжий понес ее в кусты, повалил её на землю, чуть ли не на ходу рвал пряжку на штанах, пыхтел.
— Погоди, погоди… — бормотал он, наваливаясь сверху. — Сейчас я тебя согрею… ух, *ля… какая ты… А чем это ты намазалась? Почему ты такая скользкая? Это для интересу так?
Он уставился в её глаза, криво ухмыльнулся, наклоняя морду ближе:
— Ну что, поцелуешь меня?
Губы, воняющие гнилью, тянулись к её лицу. Дыхание жгло, в нём было всё — похоть и радость.
Позади стояли двое — худой и железнозубый, они переглядывались, облизывались, дожидаясь своей очереди.
Кирпич же не отходил от входа в пещеру, сжимал ружьё, поводил стволом. Чуйка свербела: что-то здесь не так.
— Это одна из них! — крикнул он резко, голосом, в котором прорезалась тревога.
— Да нет, — откликнулся из зарослей железнозубый. — Нам же фотки показывали. Не она это. Там другая совсем тетка была, я бы на такую не…
— Ты там постой пока на стрёме, — усмехнулся худой, не отрывая взгляда от «сцены». — А мы тут немножко заняты…
Не то чтобы Кирпич подчинился их ухмылкам, но он понимал: оставлять вход в пещеру без прикрытия — глупость. Потому и остался там, с ружьём наготове, зорко оглядывая склон, пока его архаровцы уже теряли голову от похоти.
Рыжий наваливался сильнее, уже почти впился губами в её лицо, когда Евгения вдруг сомкнула руки на его шее и рывком притянула к себе.
— О, да ты горячая штучка! — выдохнул окончательно одурманенный парень, хрипло хохоча. — Ты тоже меня хочешь, да? Не терпится?
Но хватка крепчала. Она тянула его всё сильнее и сильнее, будто петля затягивалась.
— Да погоди ты, торопыга… не так быстро… — всё ещё пытался шутить Рыжий, но голос его сорвался на сип. — Эй… отпусти…
Он рванулся, попытался оттолкнуть её, но бесполезно. На вид девушка была хрупкая, но сил у неё оказалось столько, что его руки тряслись от напряжения, не в силах разжать её пальцы.
— Ах ты… сука… пусти! — хрипел он, глаза лезли из орбит. — Пацаны! Помогите!
Те всё слышали, но только прыснули громче.
— Совсем ты, Рыжий, ослабел! — фыркнул худой. — Девку оприходовать не можешь! С бабы снять просит! Ха-а-а!
Никто и не подумал двинуться к нему. Им казалось, это игра, какая-то странная прелюдия.
А Евгения уже душила его, вцепившись в шею, прижимала к себе, не давая ни шанса. Рыжий извивался, пытался ударить её, но замахнуться не мог — она держала его слишком близко. Выходили лишь неуклюжие тычки кулаками, которыми он бил её по голове и плечам. Но, казалось, ей было всё равно. Будто она и не человек вовсе. Будто кукла, ожившая машина.
И тут Рыжий взвыл, дико, как раненый зверь: Евгения вцепилась зубами ему в ухо.
— А-а-а, сука! — успел только выкрикнуть он, а в следующее мгновение Евгения рванула челюстями.
— Она мне ухо откусила! — захрипел он, завывая, и только тогда до зэков дошло: это не игры, не прелюдия, а нечто совсем другое. Не женщина перед ними, а что-то, что нельзя было назвать человеком.
Евгения отпустила Рыжего, выплюнула кусок уха, глаза её горели. Тут же она схватила с земли камень и со всей силой обрушила на висок Рыжему.
Тот дёрнулся, попытался отстраниться, держась за окровавленное ухо, между пальцами хлестала кровь. Но удар пришёлся точно, хрустнуло. Звук был мерзкий, будто кто-то раздавил переспелый плод.
Рыжий дернулся ещё раз, и крик его оборвался навсегда. От удара один глаз вытек наполовину из глазницы, со стороны того самого виска, куда пришёлся камень.
Зрелище было страшное, но зэки ничего не могли видеть — он был к ним спиной. Лишь увидели, как Рыжий завалился на бок, рухнул на землю со спущенными штанами и больше не поднялся.
* * *
Железнозубый и худой стояли несколько секунд, ошеломлённые, переваривая увиденное.
— Какого хера! — взревел Кирпич, глядя в сторону кустов. — Что у вас там происходит⁈
Он рвался броситься туда, где слышались вопли и возня, ещё раньше, но понимал: оставить вход без присмотра — значит, дать малахольным шанс. Он уже видел, как ветки, которые его люди натолкали в проход, кто-то изнутри тушит и затягивает внутрь, освобождая лаз. Вода шипела, пламя ослабевало.
«Сейчас освободят проход и полезут!» — мелькнуло в голове.
Бах! Он выстрелил в завал. Грохот ударил в скалы, но в ответ не донеслось ни стона, ни крика. Пустая трата патрона. А их оставалось катастрофически мало. Кирпич перезарядил, стиснул ружьё так, что побелели пальцы, и навёл ствол в тёмный лаз, следя, как одна за другой ветки исчезают в пещере.
И тут раздались крики с той стороны, где скрылись его люди. Хриплый, надтреснутый голос взвыл в агонии, потом прорезался визг:
— Кирпич! Помоги! — выскочил худой из кустов, спотыкаясь, глаза вытаращены. — Она ёб**тая! Она распорола Димона! Вскрыла брюхо его же ножом! А Рыжему башку проломила!
Кирпич только сильнее стиснул ружьё. У него по спине пробежал холодный пот.
— Стой
