Победа ускользает - Мошков Кирилл
Родом из Телемской Тюрингии, Петер Зайнеман вырос на ферме близ уездного города Урвальд. Шестнадцати лет он закончил местное строительное училище и четыре года проработал в Урвальде, в небольшой строительной компании. Потом он вступил в Союз Развития. Это, если можно так выразиться, унионистская партия, проводящая на Телеме интересы Империи. Более верного имперского подданного, чем молодой Зайнеман, было трудно себе представить! Он сделал быструю политическую карьеру: в двадцать пять лет стал секретарем уездной молодежной организации Союза Развития, в тридцать — секретарем урвальдского партийного комитета, в тридцать пять — возглавлял комитет Союза Развития в Тюрингии. Когда Зайнеману исполнилось тридцать семь, тогдашний вице-президент Телема (одновременно — председатель Союза Развития) пригласил его в Лисс градоначальником.
Зайнеман развернулся сразу и широко. В городе грянула кампания по борьбе с коррупцией, и дюжины две крупных муниципальных чиновников с треском сели в тюрьму. Градоначальник железной рукой навел порядок в городском хозяйстве — коммунальных службах, транспорте и городской связи, — навел так, что многомиллионное население Лисса было готово носить его на руках. За двенадцать лет градоначальничества Зайнемана Лисс из замусоренного, задыхающегося в транспортных пробках, опасного и дорогого для жизни мегаполиса превратился в пусть очень большой, но относительно чистый, опрятный и вполне безопасный город. Зайнеман даже умудрился победить уличную преступность, легализовав «гражданские отряды самозащиты» и решительно реформировав городскую полицию. Потом грянул сороковой год.
Зайнеман не встревал в «дело сорока», поскольку в его компетенцию оно не входило. Однако восстание очень даже вторгалось в сферу его компетенции. В первый день градоначальник метался из СБИ в штаб Корпуса, пытаясь остановить кровопролитие. На второй, когда озверевшие, с побелевшими глазами спецназовцы рубили саперными лопатками демонстрантов на авеню Меррагод, а университетский парк заволакивали дымы, прикрывая строительство баррикад между корпусами, побледневший и заметно поседевший Зайнеман явился в резиденцию генерал-губернатора Тоскалузы и заявил, что если кровопролитие не будет немедленно прекращено и виновные не будут немедленно наказаны, он тут же обесточит и лишит подачи воды все имперские учреждения и прикажет городской полиции стрелять в спецназовцев. Генерал-губернатор посмеялся над Зайнеманом и приказал его арестовать, но тот прямо из приемной по своему мультикому отдал приказы городским электрическим компаниям, водоснабжению и полиции. Большая часть полиции действительно принялась защищать демонстрантов и даже кое-где отбросила спецназ, дав возможность безоружным толпам разбежаться. Подача воды и энергии на объекты Службы и Корпуса действительно прекратилась, и далеко не все они смогли перейти на автономные источники. Зайнемана ждал военно-полевой суд, но тут прилетел Пантократор, принялся наводить порядок, схватился за Зайнемана, как за образец верности имперским ценностям Порядка и Справедливости, и впопыхах назначил его вице-президентом Телема. Президентом, напомним — Наследственным и Пожизненным — был он сам.
Вице-президентство Зайнемана продлилось год. За это время он успел провести в местном Федеральном Собрании новые экономические законы, построить на площади Ризом в Лиссе монумент погибшим в октябрьских событиях (официально это именовалось «беспорядки октября 40-го»), присвоить Лисскому университету имя Марка Лионзо и выделить миллиард марок на восстановление зданий и научной базы, а также выплатить родственникам всех погибших — в том числе и родственникам пяти тысяч погибших бойцов Специального Корпуса — по сто тысяч марок, причем не из местного бюджета, а из имперского, воспользовавшись для этого фондом свежесобранного имперского налога. Популярность Зайнемана взлетела до небес. И тут он сделал решающий шаг в своей карьере. В годовщину «беспорядков», в октябре 41-го, он выступил на траурном митинге и объявил, что выходит из «Союза развития» и, как вице-президент, уравнивает СР со всеми остальными общественными организациями, до общества филателистов включительно. Это означало — лишить проимперскую партию, куда из карьерных соображений вступали миллионы людей, всякой бюджетной поддержки.
Через неделю Зайнеман был снят, указ об уравнивании СР в правах во всеми общественными организациями отменен, но дело было сделано: почуяв, куда и откуда дует ветер, телемиты тысячами побежали из партии. Стало модным публично сжигать партийные карточки, заявляя о свей полной непричастности к кровавым преступлениям Империи на Телеме.
Зайнеман же уцелел. Время было не то, чтобы его посадить (хотя такая возможность, вероятно, не исключалась). Уже в декабре 41-го он предпринял следующий мощный шаг. На Телеме были объявлены выборы в Сенат Империи Галактика, представительный орган при Пантократоре: из трех телемских сенаторов двое (от Тюрингии и Тоскалузы) ушли в отставку по достижении 75-летнего возраста. Зайнеман выдвинул свою кандидатуру — и не от Тюрингии, где, как знаменитый земляк, имел бы преимущество, а от Тоскалузы. Новый вице-президент, Джек Шустер, в панике выдвинул против Зайнемана кандидатуру виднейшего телемского ученого — академика Симеро, но тот свою кандидатуру снял за день до голосования, и Зайнеман стал имперским сенатором от Телемской Тоскалузы при 69 % проголосовавших «за».
Ходили слухи, что, узнав об избрании Петера Зайнемана, Роберт XII топал ногами и всерьез заявлял, что не станет принимать у нового сенатора присягу. Однако принял и даже вежливо подал руку, хотя второго нового сенатора, Обершварца из Тюрингии, только что не целовал.
Обретя сенаторскую неприкосновенность, Зайнеман на первом же заседании Сената внес законопроект об объявлении на Телеме референдума о предоставлении независимости.
Сенат вернул законопроект на годичную — до следующей сессии — доработку.
Зайнеман не унывал, разъезжал по Тоскалузе и вел весьма грамотную и умелую агитацию за независимость.
Слово было сказано: независимость от Империи! Не только сам Пантократор, но и его министры, и сенаторы от метрополии и большинства планет прямого правления впали в неистовство, на всю Империю понося Зайнемана в частности и телемских сепаратистов в целом. Свежепереименованное Министерство Имперской Безопасности, со свойственной своим новациям неуклюжестью, сфабриковало два явно дутых дела, имевших целью доказать, что Зайнеман ведет планету не к независимости, а к вступлению в Конфедерацию. Дела оказались сфабрикованы настолько бездарно, что их не удалось довести даже до суда. Конфуз был очень смачный, особенно потому, что его с удовольствием подхватила и раздула ладно бы только телемская — космопортовская пресса, никогда не упускавшая случая пнуть Службу и быстренько отбежать подальше.
Законопроект Зайнемана в январе сорок третьего был принят. Референдум назначили на апрель сорок пятого, именно на тот самый день, двадцатого апреля, когда Ким прибыл на орбиту Телема…
Прикусив согнутый палец, Ким сидел в своей каюте и ругал себя на чем свет стоит. Ведь он мог бы почитать материалы по Телему, скажем, по дороге на Землю-Большую! Он мог бы въехать на Телем с другой легендой — скажем, просто как турист. А теперь — поздно. Конфедератский миллиардер на арендованном супердорогом джампере прибыл на Телем в день референдума — хуже быть не может! Теперь и впрямь придется сидеть на орбите до конца голосования. Иначе его появление может быть — и неминуемо будет — истолковано как попытка «определенных кругов Конфедерации» (неважно, каких именно, главное — «определенных») воздействовать на ход голосования.
Ким решительно раскрыл свой блокнот, подключил к нему веббер и вошел в телемский Интернет, воспользовавшись тем, что его новый гейт позволял неограниченное подключение к любому локальному провайдеру. Всего нескольких минут хватило ему, чтобы найти сервер Движения за независимость Телема и обнаружить, что на нем, помимо публично доступной зоны, есть еще ресурсы «только для членов», в том числе — канал прямой трансляции из штаб-квартиры Движения. Конечно, Ким не знал пароля, но зато обнаружил на входной странице закрытой зоны ссылку на канал Общалки, принадлежащий сисадмину штаб-квартиры. Что могло быть лучше? Бабочка Общалки светилась зеленым, значит, сисадмин был в сети. Ким вытащил из гнезда в торце своего блокнота тоненькую трубку видеокамеры и направил на свое лицо, потом включил видеоподдержку и вызвал сисадмина.