Прости. Забудь. Прощай - Алексей Коротяев
другому, подготавливает его к близким отношениям. Самому аж как-то неловко
стало. На что она продолжила меня расспрашивать:
— Это обязательно?
— Нет! Это не правило. Только если чувствуют желание. И обычно женщина закрывает при этом глаза.
— Зачем?
Я, помню, засмеялся тогда:
— От удовольствия и, наверно, чтобы не видеть, с каким дураком целу-ется! А София только пожала плечами. У нее, по-моему, совершенно отсут-ствовало чувство юмора.
Участковый, тепло попрощавшись, уехал, а мы еще долго говорили об
этой удивительной женщине и ее не менее удивительной судьбе.
Я думаю, что она, носящая в своей светлой и чистой душе Бога, каким-то неведомым образом знала, что моего мужа скоро не станет. Он умер через
год. Внезапно. От сердечного приступа. Мне кажется, что София хотела защитить меня от одиночества. Чтобы было, кому позаботиться обо мне в старости, чтобы была у меня опора в жизни. Навсегда так и останется загадкой, как женщина, никогда не знавшая мужчины, так много понимала в любви. Была ли это
ее неутоленная мечта и фантазия, воплощенная с моей помощью?
Однажды София показала мне в ночном небе свою любимую звездочку. Теперь, когда мне грустно, я всегда нахожу ее и мысленно беседую со своей
подруженькой. Делюсь, и становится легче.
А еще она говорила:
— Мы рядом, пока о нас помнят.
Может быть, и вы, прочитав эти строки, помянете добрым словом рабу
Божью Софию.
37
чудо
С любовью,
посвящается брату Владимиру
Маленькие домики с деревянными крышами неторопливо паслись в
зеленой долине.
В пять часов ночь сняла с поселка свою дырявую шапку, и он медленно, как поднимающееся тесто, стал наполняться светом. Зашевелился раз-буженный легким ветерком воздух, и все вокруг начало, потягиваясь, вылезать
из-под уходящих теней. Живи, в общем, и радуйся! Только не всем было хорошо этим утром.
Николай страдал…
Выпитый глоток воды из предусмотрительно оставленной на стуле
кружки ртутью наполнил его тело. Оно вжалось в постель, словно под воздей-ствием гигантской центрифуги в Центре подготовки космонавтов. Но в космо-навты Николай не собирался. А собирался он в магазин… Пока только мысленно. Закрыв глаза, виртуальный странник уверенно пробежался по хорошо
знакомому прилавку местного «Мыло-вина-гвозди», не задерживаясь на безли-ких дорогих напитках, пока не остановился на родной сестре выпитой им вчера
бутылки водки.
Желудок резко сжался от спазма до размеров яблока, и внимание
быстро переместилось к группе темных пивных посудин с веселыми синими
бушлатиками «Балтика».
Это придало сил, и Николай сел, упираясь в края покатого матраса.
С решимостью героя-летчика, пробующего протезы, и движением, напоминаю-щим прыгающего с трамплина лыжника, он встал на ноги. Окружающая среда
встретила его недружелюбно. Пройдя несколько шагов, Николай опустился на
стул, чтобы передохнуть.
День начинался скверно.
Жена должна была приехать от любимой тещи с «гуманитарной помощью» только через неделю, и вопрос финансирования приобретал гамлетов-ский оттенок. Соседок, натренированных женой за долгие годы, не стоило даже
брать в расчет. Бесправные коллеги по полу сами всегда блуждали в поисках.
Спасти могло только чудо.
Банкрот тяжело и глубоко вздохнул. Это сместило центр его тяжести
вперед, побуждая к действию, и он неуверенно встал. Сейчас Николай состоял
как бы из нескольких тел, вложенных одно в другое. Все они начинали дрожать, как желе на тарелке, от любого самого маленького движения, сливаясь в одно
маятниковое где-то в центре головы. Она тошнотворно кружилась, и, даже пол-38
39
ностью замерев, трудно было остановить этот изнуряющий ход. Сердце неожиданно выдало дробь и застыло стоп-кадром. Душа нерешительно выглянула из
темечка, отталкиваясь от немедленно вспотевших волос невидимыми ручками.
Под левой лопаткой резко и неприятно защипало, как если бы огромную новую
батарейку приставили контактами к мокрой спине. Казалось, что на голову на-бросили целлофановый пакет, внезапно и катастрофически прекративший до-ступ кислорода в легкие.
Страшно стало и темно.
Кто пил — тот знает!
Но тут какая-то неведомая сила взболтнула сердце в груди, заставляя
сотрясаться пульсациями все тело, а легкие резко и сипло всосать воздух. Душа
смущенно ушла в пятки, а рот немедленно наполнился кислой ватой. Николай
вцепился руками в стол, стараясь не упасть, но уже понимая, что отпускает. Он
часто задышал и вытер с облегчением пот со лба.
Надо было что-то срочно предпринимать. Ноги тряслись. Треники, повидавшие трудные и долгие годы, безжизненно висели на нем, как сбитые
меткими пулями стрелков аэростаты в хронике военных лет. Жена постоянно
выбрасывала легендарные портки (на тряпки порвать боялась), но Николай неизменно возвращал их в свой ящик. Новые вещи он не любил и назидательно
повторял жене, что его самый лучший и удобный костюм — это трусы и майка.
Упругость свежего воздуха, ворвавшегося в открытую Николаем дверь, на мгновение толкнула его обратно в дом, но потом, как вакуумом, вытянула
наружу, заставив сделать несколько шагов на середину крыльца.
Тарзан (его Николай подобрал в лесу) радостно метнулся к ногам, бешено виляя хвостом. Хозяина он любил. Тарзан был собакой полудикой, недо-верчивой и злой, но к Николаю ласкался самозабвенно. Каждый раз, падая на
спину, он как бы говорил: «Вот он, мой живот! Кусай, если хочешь! Ты вожак!».
Хозяин никогда не кусал его, и не знавший доселе много ласки Тарзан
помнил это и ценил.
Николай потрепал собаку по холке и направился к колодцу. Студеная
вода помогла договориться с нежелающим ему принадлежать телом. Оно стало
неохотно, но все же отвечать на путаные приказы головы, и вату мышц замени-ла приятная бодрящая дрожь.
Дорога до магазина, к которому Николай угрюмо направлялся со
слабой надеждой подзаняться, пролегала вдоль железнодорожного полотна.
Станции в деревне не было, и до ближайшей надо было тащиться «мало не
покажется». На электрички Николай не обращал внимания. Ну, бегают себе и
бегают. Хотя некоторая польза, конечно, была. Совсем уж точное время никому
40
не нужно в деревне, но и без часов тоже нельзя, а тут кукушка на колесах. Вот
первая пошла. А это двухчасовая, после перерыва, а вот и последняя…
Николай отвлекал себя на пути к станции такими вот разными мыслями. А до нее было еще… Дожить бы! Кстати! Николай притормозил на минутку, достал из-за пазухи крестик, сотворил быструю молитву любимому святому
Николаю Угоднику, как он это всегда делал в трудные минуты своей жизни, и
зашаркал вперед.
Воздух к полудню как будто загустел и остановился в дреме. Легкие на-полнялись неохотно, и даже пчелы, перелетая с цветка на цветок, недовольно
ворчали. Жжжжжжжара!
