Дмитрий Петров - Холодная ярость
– Кого-кого? – не понял Виталик, да и Марина тоже удивилась странному слову.
– Телевичка не знаете? – осклабился толстяк Иннокентий. – Эх вы, молодежь, одно слово. Что с вас взять? Это по телевизору в детских передачах такой персонаж был. Раньше все дети знали… Телевичок – он совсем как Виталик выглядел, ну точь-в-точь родные братья.
Глава вторая
Марина стала пятым сотрудником в отделе. То, что она была молодой женщиной, помогло ей на первых порах. В конце концов, кто же откажет единственной даме в совете или помощи? А помощь требовалась, потому что специфика работы «полиции нравов» оказалась Марине совсем незнакома.
А не успела она как следует войти в курс дела, Вербин позвал ее к себе в кабинет и показал видеокассеты с детской порнографией.
– Надо же с чего-то начинать, – сказал он. – Найди тех, кто эти кассеты снимает, найди тех, кто закупает. Вот, собственно, и все.
Он говорил намеренно легкомысленно, и Марина понимала это. Как понимала и то, что дело совсем не простое. Пойди найди в миллионном городе нескольких уродов – у них ведь на лбу ничего не написано, а теперь, когда они знают, что видеокассеты попали в руки милиции, вообще могут затаиться.
– С чего вы собираетесь начать? – спросил майор на следующее утро.
Хотя Вербин сам предложил с первого же дня общаться на ты и по имени, в случае с Мариной он постоянно сбивался на вы и имя-отчество. В эти минуты она терялась, не зная, как отвечать.
– Идти нужно двумя путями, – сказала Марина, для наглядности подняв кверху два пальца. – Первый путь – найти детей. Тех самых, которые использовались для съемки. Сделать это можно, обойдя все школы и детские учреждения. Учатся же они где-нибудь. Только нужно распечатать фотографии с видеопленки – предъявлять для опознания. И через детей выйти уже на самих преступников.
Она загнула первый палец и неуверенно посмотрела на Вербина. Говорила она бойко, потому что накануне весь вечер думала о порученном ей деле и пришла к каким-то выводам. Но что скажет начальник о ее криминалистических способностях?
Вербин кивнул. Вроде остался доволен. Ну, хорошо.
– Второй путь, – продолжила Марина, несколько успокоенная. – Найти пути распространения кассет и выйти таким образом на изготовителей.
Вербин крякнул и откашлялся.
– Мы знаем, – осторожно заметил он, – что кассеты преступник вез на вокзал. Значит, он собирался увезти их куда-то для продажи. Скорее всего, в Москву. Поезд отходил как раз московский, да и вообще известно, что в массовом количестве такие кассеты тиражируются если не в самой Москве, то где-то там поблизости. Рынок сбыта самый большой, – пояснил он.
Марина улыбнулась: накануне вечером она успела подумать и об этом.
Здорово!
– Рынок сбыта находится в Москве, – согласилась она. – Но не будем забывать, что и у нас в Унчанске больше миллиона жителей. Сколько среди них маньяков-педофилов?
От этого вопроса сидевший за соседним столом Виталик даже закашлялся от смеха, но Вербин метнул в его сторону зверский взгляд.
– А ты думаешь – сколько? – осведомился он у Марины, хотя и на его лице появилась тень улыбки.
– Да на нашей работе побудешь, – не выдержал все-таки смешливый Виталик, – так скоро вообще все вокруг будут казаться маньяками-извращенцами. Кто не проститутка, тот извращенец. Я даже на свою жену теперь с подозрением смотрю.
– Я думаю, что человек сто найдется, – не об-Ращая внимания на смешки Виталика, произнесла Марина, нахмурившись. – Человек сто. Я имею в виду тех, кто готов купить такие видеокассеты. А вообще педофилов гораздо больше. Просто не все способны покупать дорогие кассеты. Значит, рынок есть и у нас.
– А откуда ты это знаешь? – озадаченно почесал стриженый затылок Вербин. – Разве кто-то ведет такие подсчеты?
Но тут Марина уже была на своем профессиональном коне.
– Я по образованию педагог, если вы помните, – сказала она, – и работала в школе. А потом – в ИДН. Конечно, подсчетов никто не ведет, но практика показывает, что лиц, склонных к педо-филии, не так уж мало. Большинство из них способны держать себя в руках – это правда. Им нравятся дети, они мечтают о сексе с детьми, но знают, что это – преступление и годы тюрьмы, так что сдерживаются. Но они – покупатели таких вот кассет. Это точно. Именно потому что сдерживаются.
– Ну да, – засмеялся Виталик, – в жизни они этого лишены, так хоть посмотреть. Поня-я-ятно. Поня-я-ятно, товарищ капитан, куда на прошлой неделе с вашего стола журнальчик пропал.
Он хитро посмотрел в сторону мрачно сидевшего в углу Лукоморова и захохотал еще громче.
– Какой журнальчик? – насторожился Вербин.
– Да тут журнальчик изъяли в одном киоске, – охотно пояснил Виталик, наслаждаясь смущением Лукоморова и распаляясь от этого еще больше. – В журнальчике порнография, голые негритяночки и всякое такое. Черненькие, как шоколадки. На столе у товарища капитана лежал тот журнальчик, а потом пропал.
Ну ничего, Петя, мы теперь знаем, куда он пропал и почему. Вот Марина как педагог нам объяснила: кто хочет, но не имеет возможности, тому хоть посмотреть охота.
Все засмеялись, и смущению Лукоморова не было предела.
– Что за чушь несешь, – набросился он на Виталика, весьма довольного своей шуткой. – Какой журнальчик? Ну, посмотрели мы с тобой вместе, а больше я его не видел – пропал куда-то…
– Да ладно тебе, Петя, не скромничай, – не сдавался Виталик. – Мы же тоже люди, все понимаем про психологию и всякую там физиологию. В Унчанске у нас негритянок нету совсем – куда же тебе податься? Вот от безвыходности и журнальчик в ход пошел.
Для Марины эти постоянные шуточки и «приколы» были в диковинку. Ей никогда прежде не приходилось работать в мужском коллективе. Сначала был филфак института – известное бабье царство, потом средняя школа, где тоже одни женщины кругом, а совсем недавно ИДН, куда мужчины служить тоже не идут. В женском коллективе такие вот грубоватые шутки были бы невозможны: женщины общаются иначе.
Марина смеялась вместе со всеми, при этом искоса наблюдая за реакцией Вербина. Как начальник он должен был пресечь этот разговорчик, ведь Виталик помешал говорить о серьезном деле. Но Вербин молчал.
Когда потом Марина спросила майора, он строго взглянул на нее и ответил:
– В милиции люди должны смеяться. Понимаешь? Нет? Это оттого, что ты еще недавно работаешь. Поработаешь больше со всяким дерьмом – поймешь. Чем серьезнее отдел, чем страшнее и противнее задания – тем больше нужно смеяться.
Иначе мы все с ума посходим очень быстро.
План Марины он утвердил. Только поинтересовался, каким образом она собирается искать в Унанске потребителей подобных видеокассет.
– Объявление дашь, что ли? – спросил он. – Ау, извращенцы-педофилы, отзовитесь! Так, что ли?
Но у Марины уже имелась мысль и на этот счет. С нею она пришла к начальнику вечером следующего дня. Засиделась допоздна за бумагами, все уже ушли домой, а она спохватилась только в девятом часу. До этого сидела и листала материалы старых дел, которые провели до нее в отделе, – училась.
А в восемь часов вдруг вскинула глаза к часам на стене напротив и ужаснулась. Уже девятый час, Артемка дома один и наверняка готовит уроки. А как же без нее – ему ведь наверняка нужна помощь. Первый класс – дело серьезное, и если с буквами и слогами у ребенка все складывалось благополучно, то счет никак пока не удавался. Ну, не хотели противные палочки правильно складываться: каждый раз два плюс три получалось шесть…
– До пятого класса я еще смогу тебе помогать по математике, – не раз говорила Марина сыну. – А после пятого тебе придется уж самому справляться. Я же филолог, сама ничего в этих цифрах не понимаю. Так что лучше учись сам на всякий случай.
– А папа? – хитро улыбался в ответ Артем. – Папа знает математику, он сам говорил. Папа ведь инженер.
Ну да, папа иногда приходил к ним, навещал сына. Для Марины эти визиты всякий раз бывали испытанием, но она сама просила Вадима заходить – ребенок должен видеть отца, для него это радость.
Кстати, как же она могла забыть? Ведь Вадим звонил накануне и говорил, что должен сегодня прийти. Она набрала номер телефона и услышала в трубке веселый голос Артема.
– Мама, папа пришел, – затараторил он, – мы с ним делаем математику. А еще нам задали сочинить стихотворение про осень, и я сочинил, и папе очень понравилось. Правда, папа? У меня разорвался ремень на ранце, ты ведь починишь, а то ходить неудобно… А мы поедем за город в воскресенье?
Когда ребенок приятно возбужден, вопросы и всякие рассказы сыплются из него, как из рога изобилия, вперемешку и без остановки. Даже трудно отделить, когда заканчивается одно и начинается другое.
– Я скоро приду, – на всякий случай сообщила Марина, хотя знала: визиты папы редки, Артем бывает так прикован к нему, что вообще забывает о существовании мамы. Именно из-за этого, ради правильного эмоционального воспитания сына, Марина и терпела приходы Вадима.
