Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

—   Вам никто еще не угрожал. Помолчите же...

«Раздаю лживые обещания!»

—   Я сяду поудобнее?

Она подтянула ноги под себя. Ее била дрожь. Палавек перекинул половину пледа в ее сторону. В салоне ощущалась сырость. Видимо, поднялись на плоскогорье и сделалось прохладнее.

—   Спасибо... Вы не похожи на бандита. Бандиты выглядят иначе. И ведут себя по-другому... Настоящий бандит меня бы уже придушил. Пледом, например. У меня был бы вид спя­щей. Вы бы вышли спокойно на остановке, вроде бы купить мне сладостей после примирения... А в вас есть сострадание... Я действительно не выдам. Хотя не представляю, как и по­чему должна вас выдать...

Обе руки с пледом она подняла к горлу.

—    Вы знаете... профессионала, настоящего, чем бы он ни занимался, замечаешь по первым движениям. Один мой знакомый разбирал случай... Артист кабаре, метатель ножей, узнал, что жена, выступающая в его номере, изменяет. Он горел желанием мести. Решил убить ее. Ошибись он на сан­тиметр во время представления, и кинжал вонзится в горло изменнице, стоящей у щита... Трагическая ошибка... За это разве что условное осуждение. Не больше. Ведь женщина шла на риск добровольно. Да и как обвинять человека в смерти любимой жены? А он действительно любил... Все знали. Ре­шив поступить, как надумал, он промучился полгода, а по­том явился с повинной...

Палавек молчал.

—   Артист явился в полицию... Сознался в том, что лишь задумал сделать, но не смог, хотя хочет и полон решимости... Понимаете, его рука не подчинилась... Он профессионал. И нож вонзался рядом. Вот какая история...

—    А почему этот случай разбирал ваш знакомый? Он — судья?

—   Нет, полицейский...

— А...

Световыми взрывами промелькнули прожекторы, на­правленные с вышек на военный объект.

Палавек не испытывал доверия к женщине. Но убить ее — он уже понял, что не сделает этого, — не мог по другой при­чине. В нем не осталось ненависти.

А к Пратит Туку была? Брезгливое равнодушие. Потому что он был противником Майкла Цзо, его партнером по политической игре, оперировавшим фразами, похожими на те, которыми жонглировал Кхой. Они грызлись из-за вла­сти, выпячивая собственное «я». Какая, в сущности, разница между коммунистом Кхоем и гангстером Цзо? Убить Тип­парат значило бы уподобиться им. Он и готов уподобиться. Но убить Цзо теперь, когда Типпарат видели с ним в автобу­се, с Типпарат, которая прикрыла его, значило бы бросить тень сообщничества в преступлении на девушку. Одно зло тянет другое...

Кажется, она задремала. Потому что встрепенулась, когда автобус, замедляя ход, зашипел тормозами и, покачнув­шись, остановился в Пхитсанулоке. Половина пути до Чиенгмая позади. Палавек вжался в тень, избегая света ламп, заливавших остановку и площадь перед бензоколонкой, за­ставленной машинами. Пассажиров, поднявшихся в авто­бус, набралось десятка полтора. Они рассаживались, перего­вариваясь вполголоса. В раскрытую дверь тянуло влажным холодком.

—    На место рядом с вами, госпожа, — прозвучал голос кондуктора, обращавшегося к Типпарат, — есть пассажир­ка... Вы слышите меня?

Палавек перевел под пледом парабеллум с предохраните­ля на бой. Сквозь очки кондуктор смотрел на него. Присталь­но.

—   Что такое?

Она сказала это капризным тоном.

—   Здесь есть пассажирка. Она должна занять свое место, рядом с вами... Вашему спутнику придется вернуться на свое место в третьем ряду.

Палавек сделал легкое движение, но Типпарат дернула подбородком и покачала головой.

—  Вы что, не можете это уладить? — сказала она. — Поса­дите пасссажирку на... Какое у тебя место в билете, дорогой?

Даже если убить ее, потом кондуктора, потом открыть окно и выстрелить в полицейского капрала, который болтал с водителем и, конечно, откроет огонь, если Палавек промах­нется, ему не скрыться. Он сказал:

—   Третий ряд, справа...

—   Я вас прошу, кондуктор, уладьте это дело.

Она наклонилась вперед, дуло «беретта-билити» зависло в пустоте. Достала из сумочки пятьдесят батов и протянула очкарику.

—   Прибавьте к тем пятистам, — сказал Палавек грубо, — и отсохните от нас. Разместите пассажирку в кресле третьего ряда... Если еще раз увижу вас рядом, сделаю все, чтобы вас выбросили за вымогательство!

Кондуктор пристально рассматривал его. Полицейский капрал у кабины будто ждал чего-то.

Очкарик нерешительно отошел. Палавек видел, как он с сомнением отрицательно покачал головой, смотря на ка­кую-то фотографию, протянутую капралом. Шофер автобу­са заглядывал, вытягивая шею, через плечо кондуктора.

Полицейский вышел из автобуса. Водитель закрыл две­ри, с хрустом включил заднюю скорость. Развернувшись вокруг фонаря, в свете которого остался стоять капрал, «Изузу» прибавлял скорость.

—   Почему вы так поступили? — шепотом спросил Пала­век. Он не знал, что делать с парабеллумом, рукоятку кото­рого, ставшую влажной и теплой, еще сжимал. Сунуть под рубашку незаметно не представлялось удобным.

—     Не знаю... Как-то неожиданно. Может, я не хотела ос­ложнений... Инстинктивно. Ведь вы бы подняли стрельбу? Мне показалось, когда вы нацелились на окно, что вы не знаете, как поступить... Площадь залита светом. Выпрыгнуть из окна? Тут же перехватят. И куда бы побежали? Мне пока­залось, что вам лучше остаться. Не знаю почему... Вы скры­ваетесь и кого-то ищете... Я начинаю догадываться кого. В моем кресле собирался ехать один человек. Он уступил мне свой билет. Любезность с его стороны. Внезапная. И вы о ней не знали. Вы его хотите убить?

—    Зачем вам знать об этом? — сказал Палавек. Он поло­жил «беретта-билити» рядом, между ними. Размял пальцы, снова взял оружие, поставил на предохранитель и положил. Его теперь больше устраивало, если разговор вела она.

—    Есть вечная истина. Чем меньше тайн тебе доверяют, тем дольше живешь, — добавил он.

Время шло. Она, кажется, задремала снова. Вдруг сказала:

—   Я ведь помешала вам... Его зовут Майкл Цзо, верно?

—    Ваш один хороший знакомый, кажется, работает в по­лиции, госпожа Типпарат? А другой хороший знакомый, подаривший билет на этот автобус, совсем наоборот?

—    Не иронизируйте. Вы не знаете полицейских... Знако­мый занимается розыском моего пропавшего без вести бра­та. Очень внимательный и добросовестный. И его началь­ник, лейтенант, тоже. С образованием, правда, у них плоховато, и поэтому повышения не часты. Но им присуще чувство справедливости, что бы там ни наговаривали. А про то, что у вас счеты с Майклом Цзо, нетрудно догадаться всякому на моем месте. Я догадалась, едва страх прошел... во второй раз за эти ужасные часы...

—   Второй раз?

Если связать ей руки полотенцем, можно полтора-два часа вздремнуть, подумал он.

—  Да, второй. Этот Цзо, приметив меня на демонстрации моделей в Бангкоке, воспылал... Управляющего из чиенгмайского «Шип-кафе», которого я едва уговорила показать свои модели, он хорошо знает. Этот Цзо в Чиенгмае знает всех. Управляющий разговаривал сквозь зубы, а тут на все согласился. Потом звонил еще раз и сказал прямо, что, если Цзо воспылал, минуя номер в гостинице или виллу, мне на севере успеха не видеть. Этот Цзо предупредил его, что при­дет на первый показ... Показ же состоится, если сразу после него я отправлюсь с этим Цзо. Управляющий — в общем ничего, но бесхарактерный. Он рассказал мне все, потому что мучается и боится... Показ он устроит, а потом я возьму и не поеду с Цзо... Вполне вероятно, что и кондуктор, и полицей­ский, и водитель узнали вас по фотографии, которую они вертели. Но проявили нерешительность, поскольку кондук­тор и водитель видели, что в Бангкоке меня усаживал в авто­бус человек или слуга Цзо. Может, решили, что вся эта история с ревнивцем просто связана с любовными приключениями Цзо. А с Цзо, которого знают все, лучше не связываться, держаться от его делишек подальше...

—    Но вы-то решились дать отпор? — сказал он. — Или надеетесь на выручку хорошего знакомого из полиции?

Негромкий мягкий смешок.

—  Небо послало заступника, который едва не пристрелил меня дважды уже, — сказала она.

Палавек сделал вид, что ищет задвижку, чтобы приотк­рыть окно.