Эльмира Нетесова - Закон Тайга

Прилег у костра на прогретую землю, вздремнул немного на солнышке по-стариковски. И вдруг словно кто толкнул в бок. Подскочил. Солнца не видно. Темно. Запах дыма застилал небо. Где-то в отдалении слышались крики людей.

—  Пожар в тайге! - это Митрич нутром понял.

Он услышал, как гудело в лесу пламя, набирая силу. Раска­лился воздух, трудно было дышать.

—  Прозевали. Не углядели. Не смогли! - сетовал старик, чуть не плача от страха.

Он оглядывался в сторону темнеющего горизонта. Беспоко­ился за палатки, продукты. Как теперь уберечь все это? Куда нести? Одному не одолеть. А тайга - вот она, рядом. Возьмет огонь в кольцо крохотную поляну.

Митрич испуганно топтался на полянке, ждал, чтобы хоть кто-нибудь из охранников появился, помог бы ему, старому, общее добро спасти. Вскоре услышал топот бегущих из тайги людей, крики. Старик побежал навстречу и услышал:

—  Куда? Старый, спасайся, пожар!

Мимо бежали условники, сучьи, фартовые, новички. Они словно ослепли. За ними следом неслась дымная, ревущая туча.

—  Люди! Мужики! Стойте! А как же добро? Ить сгинет! Нешто не жаль?! Ить наше! Побойтесь Бога, анчихристы! Еще успеем спасти! - Митрич хватал за рубахи, за руки бегущих людей. Но те не слышали. - Господи! Я с голоду околевал. Детва пухла не жрамши! Нешто такая прорва харчей сгинет?! Не допусти! - плакал старик, вытирая глаза тощим жестким кулаком.

—  Беги, Митрич! - крикнул кто-то в самое ухо обезумев­шему от горя старику.

Он хотел бежать и не мог. Ноги, как ватные, перестали слу­шаться, будто в землю вросли.

— Линяй, плесень! Не то вместо тебя бабке два яйца вкру­тую вышлют! - грохнул голос Шмеля совсем рядом.

— Люди! Побойтесь греха! - умолял старик. Он сам не знал, о чем просил перепуганных условников.

Внезапно один из них остановился перед Митричем. Услы­шал и заорал:

—  Мужики! Вертайсь!

Это был бульдозерист. Сграбастав последних бегущих, по­вернул к палаткам. Там он в секунду завел бульдозер, подцепил ржавевшие с зимы сани. Мужики спешно закидывали в них палатки, продукты, раскиданную одежду. Раскаленный воздух трещал от жара. Люди кашляли, но не уходили. Подбирали все. Мешки, ящики, котлы с обедом, мис­ки и ложки, топоры. Даже двуручную пилу не забыли и, затолкав вперед себя Митрича, влезли в кабину и сами.

—  Хиляй шустрей! - послышался голос Косого.

—                Господи! Спасибо тебе! - прошептал старик.

Бульдозер, рявкнув, рванул с места и через десяток минут въехал в реку. Там бульдозерист отцепил сани. Достал брезент из-под сиденья, накрыл им сани. Дал Митричу ведро в руки.

—                Коль огонь подступит, обливай сани. А мы - в обрат. Ты за нами не ходи. Тут береги харчи!

Митрич согласно кивнул головой. Огляделся. Сани стояли в воде далеко от берега.

Бульдозерист вскоре уехал. Митрич перекрестил людей вслед, попросил Бога уберечь их от погибели.

Четверо условников - бульдозерист Иваныч, Генка, Косой и Тарас поехали к пожарищу.

—  Трудовое стоило бы предупредить, - заметил Тарас мрачно.

—  Это без нас справят. Охрана на мотоциклете уже помча­лась. Мы их не обгоним. Да и толку с того? - буркнул Косой.

—                Встречный пал надо дать. Иного выхода нет. Тарас с Ко­сым это сделают. Я с пилой - отсеку ход огню к сопке. Иваныч от распадка прорежет пару полос. Там есть шанс, если не за­дохнется, - предложил Генка.

— Я со второй пилой. От сопки надо успеть отвести пожар. Пусть Косой встречный огонь даст от нашей поляны. Еще, мо­жет, успеем...

Когда бульдозер вернулся к поляне, там вовсю бушевал огонь. Ели вспыхивали, охваченные пламенем, как громадные свечи.

— Отсекай! - выскочил из кабины Генка и, ухватив пилу, завел ее, кинулся к сосне.

Тарас вторую пилу взял.

— К распадку! Мужики! Тут поздно! - кричал Косой пере­кошенным от страха ртом.

Иваныч поехал к сопке. Подцепил тяжелый нож. Закрыл двери в кабине. Перекрестился:

—  Помоги, Господи, горе осилить. Не то пришьют вреди­тельство, до смерти волю не увижу...

Иваныч въехал в полосу огня и дыма. И только по едва до носившемуся звуку мотора можно было сказать, что пока жив человек,-

Трое оставшихся на поляне валили лес, Косой сбивал пла­мя с кустов.

— Ты дурью не майся! Встречный дай пал! - перекрикивая гул огня и вой пил, орал Генка.

Косой мотнул лобастой башкой и, проверив направление ветра, побежал туда, где строевой лес был выработан и , вывезен еще месяц назад.

«Ух-х-х!» - грохнулась горящая пихта, чуть по пяткам не за­дела. Косой задыхался в дыму, кашлял. Бежал вслепую.

Обгоняя его, бежали от пожара олени, белки, бурундуки. Заяц мимо ноги шмыгнул. Ухо опалено.

—  Ой, братуха! И ты приморился! Линяй, кент! - переско­чил кочку Косой.

Вот и отработанная деляна. На ней кусты жасмина, шиповни­ка, аралии, молодые деревья. Косой рубил их, не щадя. Успеть бы сделать полосу. Пустую полосу, пошире, через которую огонь не сможет перекинуться на остальные деляны, на всю тайгу.

Топор к ладоням прикипел. Дышать больно, трудно. Но ог­лядеться некогда..Деревья падали одно за другим. Вот и готова полоса.

Косой поджигал кусты. Они шипели, не загораясь.

-=• Так это ты поджег тайгу! - схватил кто-то его за шиворот и сдавил рубахой горло. Не дав вглядеться в лицо, вымолвить слово, грохнул кулаком по голове. Больше Косой ничего не помнил.

Тарас и Генка двумя призраками сновали в огне. Дымились на плечах рубахи, загорались брюки, сапоги жгли ноги. Вспух­ли, покраснели лица. Даже пилы в руках задыхались от пере­напряжения. Но отдыхать некогда.

Падали деревья, огонь иль пила срезала - попробуй разбе­рись. Руки пек жар.

Воды бы глоток! Да где сыскать ее теперь? В круговерти пожара стонала, кричала, умирала тайга. И людям не легче.

Вон куропатка огненным мячом из гнезда выскочила. Птен­цы верещали. Еще опериться не успели. Их не спасти.

Лиса, обезумев от боли, крутилась. Шерсть на ней огнем Взялась. Больно. Нестерпимо. Кто виноват?

Генка остервенело вгрызался в громадную ель. Та тряслась. Не один век прожила. И если б не люди... Вон сколько бельчат в дупле сгорит. Тоже жизни. Свои. Родные, таежные.

Ель упала на горящую пихту, свалила, придавив тяжестью. Но вот и сама загорелась. Гулко, искристо. Брызги огня доста­ли условника. Тот, их сбивая, пилил березу. Руки немели от усталости.

Пожар взял в кольцо обоих условников. Не только деревья, кусты горят. Где ж этот Косой? Почему не дает встречный пал? Зачем медлит? Ведь и их пожар сожрет. Живьем. Обоих. И уже не выбраться из огня. Поздно.

— Тарас, линяем! - закричал Генка. Но условник не слышал.

Генка поставил бензопилу под рябину. Во рту пересохло.

Где Тарас? Его не видно.

— Дай сюда! - протянулась к бензопиле чья-то рука. Генка вздрогнул от неожиданности. - Иди передохни! - Он узнал голос Трофимыча.

Сколько времени теперь? Солнца и света не видно. Зато в тайге появились люди. С топорами, лопатами.

Генка почувствовал жуткую усталость. Ноги словно корня­ми в землю вросли. И вдруг услышал:

—  Мужики! Из Трудового подкрепление прибыло! Живем!

Генка встал с пня. Сидеть, когда другие вкалывают, не умел. Вон Шмель, паскуда редкая, а на огонь буром прет, что трак­тор. Фартовые, словно в деле, стенкой встали. Топоры, пилы хором взвыли в их руках.

Политические - рядом. Тоже не уступают. Нет лишь но­вичков. Дым, пепел, сажа, искры скрывали видимость. Где че­ловек, где дерево - попробуй разберись... Вон кого-то спилен­ным Деревом придавило. Тот заорал не своим голосом. Хоть бы жив остался. А там вспыхнувший куст можжевельника чуть не изжарил живьем Рябого, взвывшего медведем-подранком.

Там - сельский люд муравейником на огонь навалился: крик, ругань. Лопаты, кирки сдирали кожу с ладоней кровавы­ми полосами. Что там? Кто стонет? Харитон ногу подвернул на коряге. Неподалеку Костя рябину повалил, помог Харитону встать, выйти из ада.

Трудовчане уже целый клин у огня отвоевали. Рядом с ними охране веселей. Надоело с условниками общаться. Тут же - свободный люд. У них и дело веселей спорится.

Вон Дарья впереди всех баб. Жарко ей, кофта расстегнута - но попробуй глянь бесстыдными глазами! Не промедлит в ухо по-мужичьи въехать. Враз засомневаешься: бабье видел иль при­мерещилось. Рядом с нею Ольга управлялась. Эту вовсе не уз­нать. Была сутулой, злой, а вышла замуж - выровнялась снова. Стала как рябина по осени - глаз не отведешь.

Пекари и почтальоны, повара и портные, учителя и кузне­цы, строители и электрики, они тушили пожар остервенело, не делясь на группы, как условники.

Не было среди людей лишь Лаврова и условника по кличке Косой. Не было и новичков. Их всех увезла в Трудовое вахтовая машина. Косого, под стражей, впихнул в машину старший ох­раны. Сам в кабину сел.

К ночи вернулся бульдозерист. Рубаха на плечах выгорела. Грязный, в ожогах, он выпил залпом три кружки воды и, едва прилег на траву, тут же уснул тяжелым, усталым сном.