Игорь Хрусталев - Делец включается в игру
– Не свисти, денег не будет, – произнес я, приближаясь к ней.
– Как не будет? – нахохлилась Соня. – Вы что, не принесли? Я так не играю.
– Да принес я, принес, – успокоил я ее, – просто примета такая.
Девчонка была явно не в своей тарелке, поминутно вертела головой и сучила ногами, как будто решила устроить на помойке дискотеку явочным порядком для себя одной. One girl show, так сказать.
– Давайте, – протянула она руку.
Я вынул свернутые купюры и показал их Соне.
– Видишь ли, когда я был молодой и глупый, то однажды дал денег мужику, который взялся вернуться через пять минут с бутылкой водки, – с улыбкой проговорил я. – Это было на одном грязном вонючем вокзале в таком же грязном и вонючем городке. Я прождал мужика с полчаса и остался без водки и без денег. С тех пор я плачу вперед только тем людям, в которых я уверен хотя бы на семьдесят пять процентов. Ты, солнышко, уж извини, к таковым покамест не относишься. Так что давай сначала выкладывай, что у тебя припасено такого, за что я могу заплатить указанную тобой сумму, а я прикину, стоит ли это того.
Соня немного помолчала. Девка продолжала пританцовывать на месте, прикусив добела нижнюю губу. Уходить просто так ей явно не хотелось.
– О, придумала! – прищелкнула она пальцами. – Давайте найдем компромисс.
Я на всякий случай посмотрел у себя под ногами. Компромисса не наблюдалось и я лишь пожал плечами – попробуй, мол.
– Вы даете мне половину суммы, а я говорю вам половину того, что хотела сказать, – предложила Соня. – Если это покажется вам интересным, вы добавляете остаток и я продолжаю. Идет?
– У меня бумажки по сто, – пошутил я, – пополам одну порвать, что ли?
Но увидев отчаянные глаза Сони, которая всерьез восприняла мои слова, протянул ей триста.
Та быстро пересчитала, для верности послюнявив палец и, удостоверившись, что все правильно, выпалила торопливой скороговоркой:
– Значит, так. Нам заплатили, то есть пообещали, что заплатят. А дали только часть. Когда пришли за остальным, говорят: получили по сто баксов и хватит, гуляйте, девочки. Какие подонки, правда ведь?
– Ужасно, просто кровь в жилах стынет, – поддакнул я. – И что дальше?
– Они торгуют наркотиками и ЛСД и она его не убивала. А мне они не доплатили, хотя и обещали. Иначе бы я не пришла. Должна же я как-то постоять за себя!
Я тяжело вздохнул и тихо попросил ее:
– Не надо волноваться. Не надо говорить «они», «она». Расскажи что ты хочешь и можешь рассказать и не канифоль мне мозги.
– Двести баксов! – непреклонным тоном потребовала Швыдкова.
Я швырнул ей две сотни, которые она умудрилась поймать чуть ли не на лету.
– Вы не знаете, чем я рисковала, придя на встречу с вами. Тут между прочим, опасно стоять, – озабоченно проговорила она, пряча деньги. – Извращенцы всякие толпами шляются…
– Маньяки опять же… – подхватил я ее фразу. – Ты будешь говорить или нет?
– В общем, я их всех видела! – загробным шепотом произнесла Швыдкова.
Тут я слегка выматерился себе под нос.
– Тебя в школе учили связно излагать свои мысли? – повысил я голос. – Кто кого не убивал? Кто торгует наркотиками? Кого ты видела?
– Нинка не убивала козла этого, сантехника, – с готовностью подтвердила Соня.
– Уже лучше, – похвалил я ее, – а кто торгует наркотиками, Нина или Завадский?
Тут Соня, и без того поминутно вертевшая головой из стороны в сторону, стала срываться на крик:
– Вы ничего не поняли! Как же вы – такой крутой, а такой тормоз?!
– Какой есть! – закричал я в ответ. – Ты будешь отвечать или нет?
Я достал еще одну сотенную купюру и предупредил:
– Эта последняя.
Девка решила посмотреть ее на свет, сначала убедилась в наличии вертикальной полосы и водяных знаков, но этого ей оказалось мало и Швыдкова стала проверять, играет ли черно-серо-зеленым клякса в правом нижнем углу.
– Ау, – окликнул я ее. – Я ведь жду, между прочим. Мы остановились на наркотиках.
– Ну да, – включилась в реальность Соня. – Значит, дело было так…
Выстрел отбросил ее к панцырной сетке в прогал между мусорными баками.
Девочка пролетела с полметра, широко раскинув руки. Ее растопыренные пальцы посшибали громоздящиеся на самом верху емкостей картонные коробки, которые с глухим стуком посыпались на землю. Коты мгновенно прыснули в разные стороны с недовольным мяуканьем.
Швыдкова ударилась спиной о загородку и стала медленно оседать вниз, сползая к земле с каждым выдохом. На ее лице застыла гримаса удивления, а рука, сжимавшая купюры с портретом Франклина, разжалась и зеленые бумажки посыпались на асфальт, угодив в кучу дерьма, оставленную какой-то собакой и лужицу блевотины.
$ 4
Я одним прыжком подскочил к умирающей и нагнулся над ней.
Бледные губы Сони отчаянно шевелились, словно она хотела что-то произнести.
– Деньги… дайте мне еще денег, – через силу прошептала она.
Я лихорадочно полез в задний карман и быстро достал оттуда банкноту.
Счастливая Соня, выхватив у меня стодолларовую, скомкала ее в кулаке и, поманив меня пальцем, чтобы я склонился еще ниже, смогла сказать еще два слова:
– Желтый… попугай…
– Вот черт! – выругался я, распрямляясь.
Вечно эти бабы тянут резину до последнего! А потом все равно найдут способ увильнуть от прямого и откровенного разговора!
Я был озлоблен до предела. Словно из чувства противоречия, во мне проснулся охотничий азарт.
«Паратов, – сказал я себе, а вернее, осознал в какое-то мгновение, – если уж ты ввязался в это дело, то будь добр, разберись в нем до конца и не бросай начатое на полдороге. Это же не в твоих правилах!».
Я завертел головой по сторонам, пытаясь хотя бы выяснить место, откуда был произведен выстрел. Ага, похоже, где-то здесь – между решеткой, отгораживающей здание от помойки, был небольшой проход и неизвестный вполне мог незаметно прокрасться сюда и засесть за каким-нибудь из квадратных баков.
«Господи, – сообразил я, – да он же до сих пор тут!»
Приближаясь к шеренге мусоросборников, я услышал мягкие прыжки.
Человек удалялся явно по направлению к окну, распахнутому на первом этаже здания. Сейчас он юркнет внутрь и тотчас же смешается с толпой.
Нет, черт побери, этого не будет! Я вконец разъярился и, расталкивая картонную тару, загромождавшую проход, устремился вслед за ним.
Не могу сказать, чтобы я хорошо бегал, но старая закалка боксера, футболиста и горнолыжника давала себя знать и я быстро преодолел разделяющее нас расстояния. Когда я уже подбегал к окну, этот тип еще только-только пролезал внутрь, я даже успел увидеть женский квадратный каблук, зацепившийся за шляпку гвоздя.
Ага, значит, это женщина.
«Ну и бабы пошли, прости Господи! – думал я на бегу. – Просто жуть берет: бегают, стреляют… В мое время такого не было…»
Когда я втискивался в оконный проем (карман пиджака зацепился за ту же шляпку и я услышал противный треск рвущейся ткани), то успел заметить мелькнувшую в полутьме коридора белую кофточку – довольно хороший ориентир при довольно плохом освещении.
Оказалось, что окно вело вовсе не в основную часть здания и, наскоро оглядевшись, я обнаружил, что нахожусь в хозяйственном отсеке Ледового дворца.
Запланированная дискотека шла уже полным ходом, но где-то там, в отдалении – сюда доносились только гулкие ритмичные звуки ударных и глухой топот сотен ног, отплясывающих нечто современное.
Я ринулся в направлении исчезнувшей кофточки как вратарь за летящим ему в верхний левым мячом. Разница, впрочем, была в том, что объект не летел в твою сторону а, наоборот, удалялся, а сходство – в страстном желании поймать эту гадость во что бы то ни стало.
Моя трасса пролегала через какие-то ветвящиеся коридоры и сквозные хозяйственные помещения.
По пути мне под ноги все время попадались какие-то дурацкие предметы, которые затрудняли и без того непривычный для меня темп погони.
То пустые ведра, целые и дырявые были разбросаны в произвольном порядке по диагонали пустого зала, то на полу громоздились горы спортивных матов, шибающих в нос запахом мокрой резины. Один раз мой каблук застрял в какой-то субстанции, очень напоминающей рисовый пудинг, но таковым, разумеется, не являвшейся – с какой стати, скажите на милость, неизвестные рабочие стали бы оставлять его на пороге, да еще и обмазывать им косяки?
«Дошутился, блин», – мелькнуло у меня в мозгу, когда я сшиб правым коленом стремянку, испачканную свежей краской, которая накренилась и, сложившись на лету пополам, с грохотом рухнула за моей спиной, разбив по мере падения пару-тройку круглых плафонов, которыми были утыканы стенки этого помещения.
Я вспомнил свое присловье, которое частенько употреблял к месту и не к месту – стометровку, мол, могу пробежать, но только за тысячу баксов.
Где же это было сказано, что за каждое пустое слово вам придется держать ответ?
