Геннадий Прашкевич - Бык в западне
Это хорошо, одобрительно подумал он, что я наткнулся на мертвяка сейчас, а не к вечеру. В сумерках с мертвяками вообще возиться противно. Не дай Бог, могут потом присниться. Известное дело. «Где мой платок, сука? Где расческа?» Зачем мне такие сны?
Осторожно оттянув лацкан черного модного пиджака, немного испачканного глиной, Груня полез во внутренний левый карман.
Предчувствие Груню не обмануло. Его пальцы сразу наткнулись на кожу тугого бумажника Вот она, пруха! Настоящая.
Ловко переложив тугой увесистый бумажник во внутренний карман своей обшарпанной телогрейки, Груня нервно и боязливо оглянулся.
Если он прямо сейчас уберется отсюда, подумал он, если он прямо сейчас выйдет к автобусной остановке и зайцем за час доберется до центра, считай, что можно начинать новую жизнь. Абсолютно новую, абсолютно не похожую на прежнюю. Ну, совсем не похожую! Груня еще не знал, что лежит в бумажнике, он даже не стал заглядывать в бумажник, но чувствовал, что сколько бы в таком бумажнике ни оказалось денег, на хлеб, на бормотуху, на «Приму» и вообще на новую жизнь их вполне хватит. Может, даже не на один раз. А не на один раз — это уже не мало
Груня по собственному опыту знал, что, имея немного хлеба, «Приму» и бутылочку бормотухи, такой непритязательный человек, как он, может жить неопределенно долго.
Осторожно, чтобы не дай Бог не дотронуться пальцами до холодного мертвяка, Груня оттянул на себя аккуратный лацкан пиджака и полез в правый внутренний карман. И отшатнулся. Не поднимая тяжелой, окровавленной на затылке головы, мертвяк слабо вздрогнул. От легкого прикосновения Груни по телу мертвяка как бы прошел ток Или невнятная судорога. Не поднимая головы, мертвяк неразборчиво, чуть ли не по слогам, пробормотал:
— Раз… вя… жи…
— Ты чё?.. Ты чё?.. — испугался Груня. Ему страшно не хотелось возвращать мертвяку тугой бумажник. —Как это я тебя развяжу?.. Ты чё?.. Я, что ль, тебя привязывал?.. — И сказал негромко, стараясь, чтобы прозвучало как можно убедительнее: — Ты же умер! — И повторил с неким скрытым, но особенным значением: — Ты же не живой!
— Жи… вой… — еле слышно возразил мертвяк.
Судорога на мгновение всколыхнула тяжелое, обвисшее на капроновом фале тело мертвяка.
— Ишь ты, паскудник! Живой!.. — рассердился Груня, лихорадочно прикидывая, притворяется мужик или все-таки правда потихоньку приходит в себя от его прикосновений. Но было видно, что в любом случае мертвяк с веревки не сорвется. — Я тебя не привязывал!.. Ишь какой!.. Известное дело!.. Я тебя развяжу, а ты сразу в драку!..
— Раз… вя… жи… — еще раз по слогам выговорил мертвяк.
Сил у него не было. Он даже головы не поднял.
Груня огляделся. Ну, дела!.. Теплое утро. Зеленая трава. Тугой бумажник в кармане. Если действительно развязать такого упрямого мертвяка, он на этом не остановится. Сперва его развяжи, потом ему отдай бумажник! А на кой мертвяку бумажник? Это ему, Груне,некуда податься без бумажника. Без такого тугого бумажника Груне и сегодня придется ночевать в каком-нибудь сквере или в подвале. Без бумажника ему никто и пожрать не даст. С Колькой Недопыркой он, например, подрался И возле «Альтернативных напитков»бомжи на Груню обозлены. Точно, никто не даст ему сегодня пожрать. Он даже выпить не сможет без такого тугого бумажника. А ему надо выпить. Ему сегодня обязательно надо выпить. Хотя бы настойки пустырника Или вредной «луковки». У него же потрясение! Как не выпить после такого потрясения?
— Раз… вя...и…
Еще раз оглянувшись, Груня нерешительно отступил. Он уже понял, что во внутреннем правом кармане лжемертвяка ничего ценного нет… Скорее всего, нет… Груня вдруг как-то сразу смирился с этой обидной мыслью
— Стрелять не будешь? — спросил он строго.
— Не… бу… ду…
— Тогда, значит, так… — проговорил Груня, чувствуя свою ответственность за судьбу тугого бумажника. — Ты, значит, давай не шуми… Я таких, как ты, знаю… Зачем тебе шуметь?.. Ты начнешь шуметь, тебя люди услышат… А люди, они разные… Сам, наверное, знаешь… Набегут… То да се… Начнут разбираться… Не без этого… Точно, набегут… Так что ты не шуми…
— До… ве… ди…
— Кого доведи? — не понял Груня.
— До… ро… ги…
— Вот выдумал!.. — испугался Груня. — «До дороги…» Сам доползешь. Разболтался!… Тут недалеко до дороги. Я тебя не потащу… Вон на тебе кровь, я телогрейку испорчу… Зачем мне тебя тащить? Тебе-то хорошо. Тебя-то просто отправят куда-нибудь в чистенькую больницу, доктора будут тебя лечить, а меня… Сам подумай, куда отправят меня?.. На нары! Вот!.. Ишь, паскудник, чего захотел!.. Я же не ты. Мне сразу скажут, что это я довел тебя до такой смерти. Понял?.. Обязательно скажут… Мне мотать надо отсюда, ноги делать. И поскорей… Правильно я говорю?.. Эй, слышь! Правильно я говорю? Чего молчишь? Чего замолчал? Помер, что ли?
Человек не ответил.
— Эй, — еще раз негромко окликнул Груня.
Он даже пригнулся и снизу заглянул в бледное лицо человека.
Не было в нем жизни.
— Ты это… Ты отдохни. У меня же нет ничего… Даже ножа. Как тебя развяжу?.. Ногтями, что ли?.. Я теперь это… Мне теперь развязывать тебя время нет… Ты давай отдохни пока… А я, значит, сбегаю…
И вдруг обиделся.
Ну что за жизнь? То червонец отнимут, то мертвяк- паскуда не вовремя встретится.
— Ты это… — уже более твердо, как бы успокаиваясь от неожиданной обиды, проговорил Груня. — Богтерпел и нам велел… Ты терпел, еще потерпи… Не я тебя привязал… Потерпи… Найдут тебя… Скоро найдут… Тут люди ходят. Часто ходят. А я чего?.. Я уйду,тебя и найдут… Тепло, не простудишься… Вон как тепло… Лето… Если и не сразу найдут, ты потерпи…
Человек не ответил.
— Ну, вот и хорошо… — кивнул Груня. — Ну, вот и правильно… А то в самом деле… Разболтался, как не знаю кто… — И повторил для убедительности: — Сейчас тепло… Не простудишься…
И подумал про себя: это, конечно, нехорошо, что паскуда-мертвяк с ним, с Груней, заговорил. Плохая примета. Можно даже сказать, нехорошая. Люди вот набегут заинтересуются, а рядом с мертвяком я… Нет,ну его! Уходить надо отсюда. Плохая примета.
Озираясь, матерясь, сплевывая, отсмаркиваясь, правда, пользуясь теперь при этом платком, Груня обходным путем по самому краю грязного сырого болотца выбрался к дороге. Увесистый бумажник во внутреннем кармане телогрейки приятно давил на грудь.
Никаких машин на дороге. Придется полкилометра пилить пешком, сплюнул Груня. Где-то там автобусная остановка. И покачал головой: не повезло мертвяку… Место тут глухое, тухлое… Даже грибники сюда не ходят… Если и найдут мертвяка, подумал Груня, не жилец он. Пролом свода черепа…
Других терминов на эту тему Груня не знал. Но пруха! — задохнулся Груня. Настоящая пруха!
Всей своей тощей грудью он чувствовал под телогрейкой тугой бумажник. Деньги он, понятно, выщиплет, а бумажник выбросит. Не нужен ему такой богатый бумажник. Не привык он к чужим богатым вещам. С таким богатым чужим бумажником запросто могут замести. Первым делом надо избавиться от бумажника! Но не здесь. В городе. Груня задохнулся от радостных предчувствий.
Было время, когда у Груни была семья и квартира. Было время, когда у него было нормальное имя. Мужское, кстати. Совсем не Груня. Было время, когда у него была работа. Сидел спокойненько в ЖЭУ, забивал козла с такими же мастерами, как сам, собирал вызовы, а потом так же спокойненько обслуживал жильцов. У него хорошая работа была. Чистая. Не сантехника где приходится возиться с ржавым железом, а электроприборы. Не хухры-мухры!
Но жена ушла. Квартира исчезла. Все растаяло в прошлом. Как не было… Да и не вспоминалось. И кореша никогда ни о чем таком не напоминали. Святое дело у бомжей — не напоминать ни о чем таком. Если вспомнится что-то человеку, он сам расскажет, а специально напоминать зачем? Пусть жизнь для человека будет как дивная книжка с картинками. На одной картинке жена, на другой домик и огород… Может, еще что-нибудь. Лежи, вспоминай… Но сам… Напоминать об этом не надо…
