Виктор Мясников - Изумруд – камень смерти
Васильев спрятал камушек в карман и быстро пошел прочь.
– Девяносто! – настиг его последний вопль.
Капитан не обратил на крик никакого внимания. Через час он выяснил, что в городе имеется прекрасный геологический музей. Еще через час он вышел из музея. Вид его был задумчив. Не замечая девушек и прочих соблазнов горно-уральской столицы, капитан вернулся в лесной гарнизон, где поссорился с друзьями, поскольку в третий раз отказался поддержать компанию. Васильева разрыв старой дружбы не взволновал ничуть. Перед ним впервые в жизни замаячила перспектива: прозрачная, жизнерадостно-зеленого цвета – цвета надежды.
Штрафная траншея пошла в глубину, превращаясь в колодец. Каждый нарушитель воинской дисциплины знал, что наказание исчисляется ведрами каменных осколков, а профессия шахтера – самая почетная на земле, хоть и самая тяжелая. Командир радиолокационной роты лично вымерял количество добытой породы, а недовольный рудокоп лично волок ее в отвал за ближайшую горку. Там капитан занимался сортировкой, отсекая все лишнее, оставляя только куски, содержащие качественные изумруды. Он не чурался ручного труда, очищал кристаллы, заворачивал их в трансформаторную бумагу и складывал в большую железную флягу из-под краски. Целых три года длилась такая жизнь. Потом воинскую часть наконец-то расформировали, вооружение, оборудование и технику вывезли. Штрафники в этот период уже не копали, а наоборот, забрасывали шахту землей и гравием. Это было гораздо приятнее, чем долбить камень на глубине пятнадцать метров.
Васильев, говоря солдатским языком, дембельнулся, то есть уволился из армии. Кругом бушевала раскрепощенная экономика послешокового периода. Никто и не думал предоставлять бывшему офицеру какое-то жилье, работу, пособия. Да он и не просил – офицер ведь, а не шалупонь, чтобы сопли по роже размазывать и жалиться на жизнь. Нанялся ночным киоскером. После десяти лет суточных боевых дежурств это был приятный отдых. Экономический шок крепко встряхнул и, как ни странно, реанимировал издохшее было хозяйство России. Всего стало навалом, и даже инфляция однажды пошла на убыль. Васильев терпеливо ждал финансовой стабилизации и подготавливал почву.
В День защитника Отечества – бывший мужской день двадцать третьего февраля – он надраил ботинки, надел сохраненный парадный китель с четырьмя юбилейными медалями и отправился в ресторан на вечер для тех, кому за тридцать. Звон наград, бравая выправка и крепкий запах "Тройного" одеколона произвели должное впечатление. Четыре бизнесменши, одна другой накрашенней, бились за него не щадя животов – экзотические напитки и закуски не одолела бы и вся радиолокационная рота. Капитан отдался самой неказистой, и та быстро увезла дорогую добычу на длинной приплюснутой машине в свое четырехкомнатное логово.
Следующим вечером он собрался на работу в киоск. Подруга, прожившая целый день при отключенном телефоне и разобранной постели, удивилась и пояснила, что ему больше никогда не надо будет ходить на работу.
– Я офицер, а не альфонс, – гордо ответил капитан и, прозвенев бронзой медалей, оправил китель.
Она заплакала, смиряясь со своей бабьей долей, но от упреков не удержалась.
– Чего тогда поехал ко мне? Там, небось, покрасивше были.
– Были, – согласился капитан, натягивая белый армейский полушубок, – так для жены красота не главное. В девять утра приду, чтоб завтрак стоял.
И вышел, сукин сын.
У нее перехватило дыхание, и слезы снова навернулись на глаза. Но это были уже совсем другие слезы. На следующий день капитан, уже постигший азы уличной коммерции, включился в овощно-фруктовый бизнес своей подруги. Торговой сети из двадцати уличных лотков явно не хватало крепкого мужского руководства. Командирский зык и армейский лексикон значительно упрощали общение с грузчиками, экспедиторами, поставщиками и даже рэкетирами. Параллельно Васильев искал покупателей на оптовые партии изумрудов. Разговор со всеми огранщиками был один: только оптовая партия, деньги сразу, можно рублями, но цена в долларах. Образцы клиентам нравились – чистые, прозрачные, довольно крупные, почти без трещин, правда, окраска бледновата, хотелось бы погуще, потемней. В конце концов приходили к консенсусу, но капитан сделки оттягивал.
Благоприятный момент наступил в мае 1995 года. Доллар дрогнул, рубль пошел вверх. Покупатели изумрудов обрадовались и засуетились, готовя рубли. Дальше тянуть было нельзя. Капитан уселся в машину жены и лесными дорогами добрался до места своей бывшей дислокации, с ностальгической грустью окинул взглядом фундаменты разобранных бараков, взорванный вход в подземный бункер командного пункта, обрывки колючей проволоки, кое-где свисавшие с черных столбов ограждения. На месте заваленной шахтенки образовалась неглубокая воронка, поросшая редкой травкой. Капитан довольно усмехнулся и пошел откапывать железную флягу из-под краски.
В течение двух недель он реализовал весь запас изумрудов. Теперь двенадцатилитровая фляга была плотно набита деньгами. Доллар продолжал падать, цены на импортные фрукты понижались, прибыль от уличной торговли приближалась к нулю, подруга паниковала и с ужасом ждала банкротства.
Они прогорели на бананах. Товар шел хорошо, и подруга решила поставить на них. Взяли на базе огромную партию, по сути, все, что там имелось, и оставили там же на хранение. На следующий день пришла рефрижераторная секция из пяти вагонов. Все по самую крышу были забиты эквадорскими бананами, а ценой те бананы оказались чуть не вдвое дешевле вчерашних. Утром того же дня подруга убедилась, что беременна, и решила, что Васильев точно с ней не распишется, сбежит от проблем. Примерно к обеду она подъехала на базу, чтобы отправить лотошникам очередную партию товара, и, увидев очередь машин, в которые шустро кидали банановые коробки прямо из вагонов, рухнула в обморок. Васильев взял командование в свои руки, приказал весь товар немедленно развозить по торговым точкам и сбрасывать по самой низкой цене. Черт с ним, это еще не убытки. Убытки будут, когда бананы сгниют, и придется еще оплачивать их хранение в холодильнике и вывоз на свалку. В тот день город обожрался бананами. Васильев подождал, пока подруга оклемается, и сказал:
– Дура ты, но я к тебе привык. Опять же – ребенок. Завтра продаем все эти лотки, весы, гири и подаем заявление в ЗАГС.
– Ага-а… – заныла подруга, еще не понимая своего счастья, – продаем… А где покупателей на все это добро найти?
– А что их искать? – капитан в отставке искренне удивился. – Те же девки выкупят, которые твоими гирями покупателей обвешивают. Торговое место есть, только разрешение продлевай вовремя, а товар и договор на реализацию им в тот же день конкуренты подкинут, так что не переживай. Распишемся, квартиру с барахлом продадим, махнем в Кострому, купим "Универсам", они там раз в десять дешевле, да и мафии там, говорят, еще нет…
– А денег хватит? – загорелась подруга, утирая слезы. – "Универсам" все-таки.
– Не вздрагивай. Своих добавлю.
Осенью они уехали. Заложенная Васильевым изумрудная бомба продолжала тикать и взорвалась только зимой, когда гранильщики приступили к продаже готовых камней.
Было еще одно последствие. Светло-зеленые изумруды здорово отличались от привычных малышевских, липовских и черемшанских. Это любой специалист видел невооруженным глазом. Поэтому огранщику никакой суд не смог бы пришить хищение с действующих разработок. Зато возникал интерес к неизвестному месторождению. Васильев из этого военной тайны не делал и прямо указывал на территорию бывшего зенитно-ракетного подразделения. Первые разведчики кинулись туда еще летом и увидели там шустрых мужиков, грузивших на длинные полуприцепы остатки строений: бревна, доски, кирпичи, швеллер и уголок, – снимавших ржавую колючку и собиравших куски медного кабеля. А следующей весной, лишь только появились первые проталины, в район на поиски ринулась вся хита, связанная с огранщиками.
* * *В экспедицию собирались обстоятельно, не абы как. Клим всю тактику и стратегию расписал в блокноте, чуть ли не по минутам каждый шаг разложил. Вовец, понятно, консультировал. Запасные варианты тоже предусмотрели. Вычертили графики движения. По карте вымерили все расстояния, наметили места для стоянок и шурфовок. Подсчитали необходимое количество продуктов, снаряжения.
Вовец и Сержант-Серж отправились в Крутиху первыми, в пятницу днем. Этим рейсом еще можно было уехать из города без толкотни и даже найти в вагоне сидячие места. Вечером пятницы и субботним утром тысячи дачников и "садистов" – так, пожалуй, повсеместно называют владельцев садовых участков, – штурмуют состав, забивая все шестнадцать вагонов до самого потолка рюкзаками, сумками, тележками, коробками с рассадой, связками дощечек, лопатами и собственными потными телами. Вовец и Серж, кроме объемистых станкачей за спиной – это не станковый пулемет, а туристический рюкзак на металлическом каркасе, – еще волокли сорокакилограммовый тюк на тележке.
