Сергей Анисимов - Дойти и рассказать
В подвале они сидели ещё часа три, постепенно успокаиваясь. Может быть, это звучало диковато, но ощущения были похожими. Воспоминания об оскаленных лицах, стрельбе в разные стороны, убийстве Руслана – все отошло на задний план. Дурацкая попытка побитого бригадира направить разговор и мысли из уровня "Ой, мама, мамочка!" на что-то, пусть и глупое, но более нормальное, оказалась всё же полезной.
Несколько человек, помявшись, отошли в тёмный угол подвала. Там зажурчало, и в воздухе повис запах концентрированной мочи. Возможности сходить в туалет не было с самой ночи, когда они ещё считали, что всё в порядке. На единственной остановке, которую бандюки позволили себе в дороге, их из салона не выпустили. Пока Семён в одиночку заправлял баки автобуса из огромных квадратных канистр, южане держали их всех под прицелом – лишь пару раз сменившись, чтобы по-быстрому отлить под колесо. Церемониями они себя не утруждали.
Когда наверху снова затопали шаги и люк с треньканьем и скрежетом приподнялся, все еще было утро. Приблизив запястье с часами к лицу, Николай, напрягая глаза, с трудом разглядел стрелки. В такое время в «строяке» бригада ещё только подъезжала к объекту. С песнями…
Пришедший за ними спускаться внутрь не стал, а заорал, перемежая одно-два членораздельных слова бессвязным матом и непонятной местной лексикой. Общая идея обращения заключалась в том, чтобы они, русские свиньи, немедленно вылезали наверх и строились, а то он сейчас начнёт всех убивать. Большого смысла в протестах или возмущении не было, поэтому пленники сделали именно то, что местный сказал – то есть вылезли по одному из подвала и выстроились вдоль стены под прицелом трёх автоматов. Николай тоже вылез, чего сам от себя не ожидал. Боль оказалась, в итоге, «внешняя». Двигаться она, конечно, мешала, но только за счёт дёрганья в мышцах и костях, через раз добирающегося до сетчатки глаза. Ходить было можно.
– Разобрать инструменты! – коротко скомандовал один из конвоиров. Ну что ж, выходит, что русский здесь знают почти все – хотя сначала показалось, что говорить с ними может только Усам.
Бойцы вяло нагнулись за сваленными в углу носилками, шпателями и прочим инструментом. Николай остался с пустыми руками, но вопреки его ожиданиям, охранники отнеслись к этому равнодушно, хотя могли и придраться. Начали бы бить, добавили бы ещё… Хотя моменты у них ещё будут, и один такой момент приближается неотвратимо. Вечер. А может даже и раньше. Зависит от того, насколько у них будет игривое настроение. Ирочка стояла в ряду бойцов, чуть закрытая плечами пары крепких ребят, сжимавших в руках рейки. Против автоматов – безнадёга. Ощущения стояния у стены под направленными на тебя стволами было в высшей степени неуютным. Хотелось произнести что-нибудь заискивающее, чтобы хотя бы сбросить, отвести от себя висящее в воздухе напряжение – но, к чести ребят, этого не сделал ни один.
Подержав их минуту в таком молчании, конвоиры погнали всех из дома, а затем – к воротам, где стояли все те же двое – овчарка, спокойная и деловитая, как эсминец на бочке, и нагло ухмыляющийся сопляк – её поводырь.
– Шевели ногами, сука!
Дёрнувшись, Николай обернулся – решив, что это предназначается ему, но даже не успел сфокусировать зрение, как шлепок и стук упавшего тела подсказали, что окрик всё-таки был обращен к кому-то другому. Замыкающий цепочку автоматчик молодецким пинком в подвздошье опрокинул уже поднимающегося с карачек парня, уронившего в пыль лом, и ещё раз заорал – «Шевелись, мать твою!»
Сгорбившись, парень подобрал лом, и стараясь избежать очередного пинка, так же пригнувшись, побежал вперёд, стремясь смешаться с остальными. Ударивший его моджахед занёс было на него приклад автомата, но всё же не ударил, – опустил, ещё раз невнятно выругавшись. Ломы, значит, им оставили… Любопытно. И бесполезно. Шедший сбоку конвоир, обратив, видимо, внимание на его постоянное оглядывание назад, поднял автомат на уровень лица, плавно разворачивая его на их строй. Николай застыл на месте, похолодев, но Шалва ухватив за руку, потащил его вперёд, что-то нашёптывая. Сморщившись, бандит опустил ствол, и снова пошёл рядом, шевеля губами – то ли неслышно пел, то ли ругался про себя.
– Колян, Колян, ты держись, не останавливайся… – Шалва вцепился в Николая слева, пытаясь принять на себя часть его веса. – Ты держись давай…
– Держусь… Ничего.
– Я вот что думаю… – стоматолог говорил лихорадочным шёпотом, торопясь, видимо, высказать свою мысль. – Мне главное с этим, Усамом, поговорить с глазу на глаз. Любые деньги пообещать, про отца рассказать, про дядю. Пусть нас отпустят, пусть какие угодно деньги возьмут…
– А остальные как? Тебя отпустят, а…
– Торговаться надо. Только чтобы они поняли, что выгодно можно обменять нас всех. Отец всю родню поднимет, дядю Реваза попросит, они всё сделают. Нас вытащат отсюда, надо только договориться с одним человеком, хоть с кем-нибудь…
Ну что ж, логика в этом какая-то и была. Даже если Шалва слишком хорошего мнения о благородстве своих родственников, и они не возьмутся выкупать кого-то ещё, это всё равно может быть неплохо. Тогда их, во всяком случае, начнут искать сразу, а не через пятнадцать дней. И в более определённой области суши. Может появиться шанс.
– Пашёл! – снова заорал сзади, и снова раздался звук удара. Эк этого автоматчика корёжит, всё время ему хочется кого-нибудь бить. Стимул не становиться последним в строю. А может быть и наоборот… Размахнётся такой со злобным криком, и тут можно попытаться ткнуть его ломом в брюхо. Ломы в бригаде были для этого дела хреновые, слишком тяжёлые, приспособленные больше для ковыряния застывших бетонных соплей – но против лома, как известно, приёмов пока не создано. Кроме давления расширяющихся пороховых газов. Нужно, чтобы охранник был один. А их пока трое. Ждать, пока они расслабятся и, скажем, через недельку уменьшат число конвоиров. В идеале – до одного, и тогда с чистым и искренним чувством долбануть того по кумполу. М-да… План хреновейший. Но ему можно теперь присвоить официальный индекс «Один» и удовлетворённо переходить к следующему, более реалистичному.
До сих пор Николай видел лишь одного человека, свободно крутившего вокруг себя тяжёлый строительный лом будто какой-то шест. И мгновенными его взмахами забивавшего в землю плоские деревянные колышки опалубки. Причём не намного был товарищ мускулистее его, но вот был у него такой талант. Сам Николай предпочёл бы простую металлическую арматурину – вещь в ближнем бою чудовищную, особенно в умелых руках. Хотя стоит ли теперь относить свои руки к таковым, вот вопрос. Это тебе не «множественная атака» на упругом татами в опоясанном зеркалами зале, тут всё по-настоящему. Промахнёшься с движением, не сумеешь чисто провести вроде бы до автоматизма отработанный моторикой приём – и тебе конец. Совсем. Второй попытки не будет, тебя просто убьют. Это только герои книг Головачёва на решение подобных мелких проблем тратят секунды. И самое в данный момент печальное, что смеяться над этим глупо – такие люди действительно есть. Пытавшимся тренировать Николая профессионалам хватило бы считанных мгновений для того, чтобы насовсем уложить всех троих конвоиров, причём те и не поняли бы ничего. Просто видишь смазанное, естественное движение, пытаешься что-то сделать, и – всё. В следующее мгновение ты упираешься носом в пол, и если при этом тебе не выкрутили руку в какое-нибудь «санкио», то только потому, что сэнсей уже закручивает вокруг себя следующего клиента с цветным поясом, тоже секунду назад уверенного в себе…
Так, пришли, оказывается. Отдельно стоящий дом, возведённый чуть выше перекрытия первого этажа. Кирпич – красный огнеупор поверх метрового цоколя из серого бетона с настоящими вертикальными бойницами, сантиметров по тридцать в высоту. Ещё один этаж, выходит, полуподвальный. Немного усечённый в размерах рыцарский замок в зачаточной стадии постройки.
– Так! Здесь вы будете работать! Это дом брата хозяина, и он вам не спустит ничего! Пока светло, будете работать! Когда стемнеет – получите жрать и пойдёте в свой подвал. Кто, блин, работать не станет, того я своими руками прирежу!
Вот раскричался, надо же… Серьёзный мужчина, крепкий. И болеет за своё дело, видимо…
– Ты что!? Ты, свинья русская!
Кричавший, оказывается, был старшим в конвое. Он быстрым шагом подошёл к скучковавшимся студентам и выдернул одного из середины, властно оттолкнув свободной рукой тех, кто ему мешал. Оттащив парня за во́рот метра на три, моджахед швырнул его перед собой на колени и, откинув за плечо мешавший автомат, выхватил из ножен жуткого вида кинжал. Выдернутым оказался Груздь – как раз тот студент-лечебник, который заменил отказавшегося по каким-то причинам ехать бойца бригады. Увидев над собой уже заносимое лезвие, Груздь попытался вскочить на ноги, но бандит ударил его левой рукой в горло, опрокинув на спину, и начал медленно надвигаться, отводя руку с кинжалом и поворачивая двадцатисантиметровое лезвие остриём вперёд. Два других автоматчика явно изготовились к стрельбе, расположившись так, что могли облить огнём не только всех сбившихся в кучу «спартанцев», но и тех, кто вдруг решился бы рвануться в сторону. Да, это, похоже, настоящие бойцы.
