Владимир Шитов - Собор без крестов - 2

—    Нет, должником я вас видеть не хочу, а вот своим товарищем — не возражал бы.

—  А как товарища, я могу вас с супругой пригласить к себе домой в гости, в один из ближайших вечеров?

—    Кто же своему товарищу будет отказывать в такой приятной просьбе? — улыбнувшись, ответил Лесник Голдобееву.

По дороге к себе домой Голдобеев держал на руках «бес­ценный груз», с улыбкой разглядывал его, но нет-нет, да и возвращался к размышлению о личности Лесника:

«Я думал, что все воры похожи на Туляка, умеют толь­ко грабить людей, ломать им кости, убивать. Удивлялся со­общениям журналистов в печати и по телевидению, что криминальные структуры рвутся в высшие эшелоны влас­ти. Куда им, тупоголовым, лезть, и зачем им власть? Ведь они — звери, которых надо уничтожать! И вот я случайно, благодаря подсказке Жигана, узнаю, что в нашем городе живет вор в законе по кличке Лесник, крупный промыш­ленник, с которым я с удовольствием хочу поддерживать дружеские отношения. Я его знаю всего лишь несколько дней, но уже могу о нем сказать много добрых и теплых слов, которые не смог бы произнести о бизнесменах, с которыми знаком много лет, хотя они ранее не были судимы и про­шлое у них не запятнано преступлениями. Но как они скользки и лживы были всегда в общении с ним! Нет, он им никогда не доверял.

Если среди воров есть люди с такими организаторски­ми способностями, как Лесник, то я, не удивляясь, вполне допускаю, что криминальные структуры могут добиться ус­пеха в борьбе за официальную власть в стране. Правда, по­могать им подниматься к такой власти и поддерживать я все же не буду. Каким бы расхорошим другом для меня ни был Лесник, но он, возможно, «белая ворона». Нет, из-за него одного я не могу доверять всем ворам», — определился Гол­добеев.

ГЛАВА 78. КАК ЛЮДЯМ МАЛО ИНОГДА ТРЕБУЕТСЯ ДЛЯ СЧАСТЬЯ

Подъехав к дому с внуком на руках, Голдобеев, не выхо­дя из машины, рассудил, что ему сейчас ни в коем случае не­льзя подниматься в гостиную, где собрались все род­ственники, ждущие его возвращения домой. Он им не гово­рил, что сегодня вечером привезет внука, помня предупреж­дение Лесника. Но и сейчас он опасался просто принести живого и невредимого Мишу, поскольку психическая трав­ма, нанесенная всем собравшимся неожиданным радостным сообщением, для некоторых могла стать непоправимо тра­гической, особенно для тех, у кого было слабое сердце.

Он был уверен, что никто из домочадцев до его возвра­щения домой не ляжет спать. То, что простительно и естес­твен но для уставшего и перенервничавшего ребенка в один­надцать часов вечера, было невозможно для взрослых. Как бы послав Юрия Андреевича в разведку, они сейчас ждали его возвращения с каким-то определенным результатом.

Положив спавшего внука на сиденье, Голдобеев вмес­те с водителем покинул машину, осторожно прикрыв за со­бой дверцу.

— Василий Филиппович, вы побудьте тут, а я подни­мусь к своим в дом, предупрежу их, успокою, попытаюсь удержать от истерик и других неприятных проявлений че­ловеческих слабостей.

Поднявшись в гостиную, он, как и предполагал, застал там в полном сборе вою свою родню. Увидев его входящим в комнату, они, как к солнышку, повернули в его сторону свои головы с одним вопросом, застывшим у всех на устах: «Ну как?»

Не дожидаясь, чтобы кто-нибудь произнес вслух, Гол­добеев, улыбнувшись, объявил:

—  Я вам принес радостную, добрую и приятную но­вость. Кто будет пытаться охать, ахать и падать в обморок, того я не хочу волновать и тог пускай выйдет, чтобы он не омрачил нам наш праздник.

Такое его вступление как-то подготовило собравших­ся к его главной новости. Антонина Алексеевна прижала к левой груди кулак. Анна-Мария, как перед иконой, сложи­ла руки на груди, Элизабет, поднявшись со стула, наклони­лась в сторону свекра, чтобы лучше его слышать, и вся пре­вратилась в слух. Только мужчины, повернувшись в сторо­ну Голдобеева, всего лишь широко распахнутыми глазами выдавали выражение своей крайней заинтересованности.

— Дорогие мои, можете успокоиться, наши волнения остались позади. Я Михаила привез домой. Он сейчас спит в машине. Он жив, здоров и, как я понял из разговора с ним, психически не травмирован, — разведя руки в стороны, препятствуя толпе броситься к машине и там своими глаза­ми убедиться в том, что они сейчас услышали от него, он добавил: — Всем нам во дворе делать нечего. Пускай Ген­надий с Элизабет тихонько и осторожно возьмут его из ма­шины и перенесут в спальню, разденут и уложат спать. Мы потом туда все придем и тихо, не тревожа его покой, пол­юбуемся им. Не забывайте, что он ребенок, устал и спит. Мы своим бурным выражением чувств и эмоций можем его напугать...

Голдобеев постарался подольше выражать свою основ­ную мысль, так как, слушая ее, собравшиеся в гостиной постепенно осваивались с реальным фактом присутствия Михаила дома, здорового и невредимого. В конце концов, если он уже здесь, то действительно можно еще немного потерпеть, сдержать свои эмоции в интересах его здоровья, чтобы потом в спокойной как для него, так и для себя, об­становке, излить свои чувства к нему.

Под гробовую тишину Геннадий с сыном на руках в сопровождении Элизабет вошел в гостиную, прошелся по ней и только после этого отнес его в спальню.

Как только за Геннадием и Элизабет закрылась дверь, на Юрия Андреевича посыпалась масса вопросов: «Как? Где? За какую сумму? У кого ты его выкупил?»

Теперь Голдобеев уже не считал нужным и дальше со­хранять свою тайну, тем более, что на разглашение ее после операции запрета не было, а поэтому он подробно расска­зал собравшимся отой роли, которую Лесник сыграл в вы­зволении Михаила из рук похитителей. Он не упустил рас­сказать, как им с Лесником пришлось убегать от работни­ков милиции, которые установили за ними слежку.

Все они по нескольку раз,, под разными предлогами, заходили в спальню Михаила, чтобы поправить ему одея­ло, или прикоснуться к нему, чтобы воочию убедиться, что кошмар бессонных ночей кончился и вновь наступила прежняя спокойная жизнь.

По случаю возвращения в родные пенаты Михаила, было решено устроить праздничный ужин. Все были так взвинчены, что о сне никто не помышлял. Нужна была раз­рядка со спиртным и беседой.

Пришлось Люсьену вместе с помогавшей ему Регитой в полночь готовить закуску, и разные блюда на празднич­ный стол. Только выпив спиртного, покушав и вдоволь на­говорившись, собравшиеся посчитали для себя возможным пойти спать.

Перед тем, как последовать примеру большинства, Эд­вин Даниэль, сидя рядом со сватом Юрием Андреевичем на диване, дружески обнимая его, продолжал его «пытать»:

— То, что ты нам говорил, я слышал, но так и не понял. Бандитам удалось очень удачно для себя украсть нашего внука. Они знали, у кого его воровали. Знали, что могли у нас за него получить огромную сумму денег. Так почему же они послушались какого-то семидесятилетнего старика, который уже не занимается преступлениями и у него нет банды, которая могла бы воздействовать физически на по­хитителей, если бы они проявили бы к нему неповинове­ние?

—   Я тебе, сват, рассказал, как было дело, а вот почему похитители его послушались и бесплатно вернули Михаи­ла, мне самому не совсем понятно.

—   Если вы, русские, сами не понимаете, почему у вас одними и теми же руками творится и добро и зло, то мне во всем этом кроссворде и подавно не разобраться. Пойду-ка я лучше спать.

ГЛАВА 79. БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

После обеда, в третьем часу дня, едва Голдобеев при­ступил к работе в своем кабинете, ему позвонил следова­тель прокуратуры:

—  Здравствуйте, Юрий Андреевич. Вас беспокоит сле­дователь Фуфачев.

Голдобееву ранее приходилось многократно встречать­ся и беседовать с этим юристом, поэтому он его легко узнал по голосу.

—   Здравствуйте, Валентин Степанович, слушаю вас. Зачем я вам понадобился?

— Как мне стало известно, прошедшей ночью ваш внук Михаил нашелся?

—  Именно так, с божьей помощью.

—  Мне нужно вас по этому моменту допросить.

— Я к вашим услугам. Если вас не затруднит, Валентин Степанович, чтобы мне не ехать к вам в прокуратуру, до­просите меня в моем кабинете. Я за вами пошлю свою «чай­ку». Очень много работы накопилось, не сделанной из-за беготни в поисках внука, — объяснил он причину своей просьбы следователю.

— Я не возражаю. К какому времени ждать машину?

— Я ее сейчас к вам подошлю. Вы по-прежнему в восем­надцатом кабинете?

— Да!

—  Считайте, что машина за вами уже вышла.

Фуфачев был низкого роста, худощавым блондином под тридцать лет. По своему внешнему виду он никак не тянул на следователя прокуратуры, разве только по одежде — всегда современной, дорогой, со вкусом подобранной.