Владимир Михановский - По острию ножа

— Всякое бывает.

— Но если милиция их знает, почему не арестует?

— У внутренних органов есть на подозрении ряд лиц. Если нам удается обнаружить бесспорные доказательства в их противоправной деятельности, мы их арестовываем, можешь не волноваться. Но дело это тонкое. Нужны неоспоримые доказательства, чтобы не наломать дров.

— Послушай, Иван Иванович, но ведь в каждом крупном городе имеются чеченские диаспоры. А в Москве она вообще огромная и очень мощная, я Москву, слава богу, хорошо знаю, как и Московскую область.

— Есть такие диаспоры, это верно. Они существуют легально, и мы знаем их лидеров. Но ведь это еще ничего не доказывает. Нельзя огульно обвинять всех чеченцев, входящих в диаспору, в пособничестве бандитам и террористам. Это было бы неправильно. Более того, многие из них осуждают действия боевиков, и хотят только одного: мирно жить и зарабатывать на хлеб.

— Откуда эти сведения?

— Я сам много разговаривал с представителями чеченских диаспор многих крупных городов России.

— Видимо, так и есть, — подумав, согласился Дубов. — С другой же стороны, и среди представителей других национальностей, в том числе и русских, наверняка есть пособники боевиков.

— Все диктуется только общими интересами. Сам знаешь: преступность не имеет национальности.

— Старая как мир истина.

— Пособники террористов есть, к сожалению, и в высших эшелонах нашей власти, — сказал Матейченков. — Поэтому и получается так, что самые секретные документы Генерального штаба оказываются в руках чеченцев раньше, чем они попадут к тем, для кого предназначены. Отсюда и чрезмерные наши боевые потери, и вечная неразбериха…

— Заговорил ты, Иван Иванович, о неразберихе, а я тут же вспомнил Афганистан… Знаешь, он в последнее время мне часто снится. Там тоже все происходило, как ты сегодня выразился, по Францу Кафке. Но в Афгане было столкновение совсем другого порядка. Столкнулись два как бы потока времени, две разные эпохи: современность и Средневековье, что ли. Нет, лучше сказать два века: железный и каменный…

— Мы там нарушили жизнь чужих племен, вторглись в чужой монастырь со своим уставом, — добавил Матейченков.

— Они до сих пор не могут прийти в себя после нашего вторжения, до сих пор воюют племена и льется кровь.

— Но и нами заплачено полной мерой. Я уж не говорю об афганском синдроме, о потерянном поколении, о тысячах и тысячах исковерканных жизней. Разбужен зверь, маятник качнулся в противоположную, то есть нашу, сторону.

Матейченков помолчал и продолжил:

— Теперь Афганистан грозит поглотить бывшие наши среднеазиатские республики: возьми страшную судьбу того же Таджикистана. Но, может быть, самое неприятное и неотвратимое — это массированный поток наркотиков, который хлынул к нам из Афганистана.

— Я думаю, есть некое историческое возмездие.

— Это тот самый случай, — подтвердил Матейченков. — Афганские наркотики текут через Чечню, как ручьи воды сквозь прохудившуюся плотину. Боремся, боремся мы с ними — ничего не помогает. С одной стороны, они несут наркокурьерам бешеную прибыль, а выше власти денег ничего нет. А с другой — чеченский народ в массе своей обнищал, его заела безработица, войны последних лет, дикая разруха, почти полное отсутствие социальной помощи. Перевозка и продажа наркотиков — часто единственная возможность не помереть с голоду.

— Да, теперь в Афганистане наловчились изготавливать практически все наркотики, включая самые новомодные. Мне рассказывали ребята, хорошо знающие нынешнее положение дел там, — произнес Дубов.

— Борис Сергеевич, я слежу за твоими выступлениями в газетах, слушал тебя несколько раз по телевидению. Особенно в части, касающейся Чечни. Ты часто повторяешь, что проблема с Чечней должна быть решена исключительно путем переговоров, экономическими, социальными и политическими мерами. Скажи, это серьезно?

— Вполне.

— Да как же такое возможно, если боевики проливают невинную кровь, взрывают жилые дома, устраивают массовый террор, похищают людей, торгуют рабами?..

— Здесь я обязан внести необходимую ясность, — сказал Дубов. — Поставим вопрос так: кто нам противостоит в чеченской войне, если называть вещи своими именами? — Он посмотрел на собеседника и сам же ответил: — Отпетые бандиты, для которых нет ничего святого. Которые ради наживы готовы на все. Для которых человеческая жизнь — ничто. Для которых знамя ислама — только фиговый листок, прикрывающий их бандитскую сущность. С такими разговор может быть только один: окончательный разгром бандитских международных формирований и суд над ними.

— Ты сам себе противоречишь.

— Ничуть. Дело в том, что разгром чеченских бандфрмирований — еще не решение вопроса, а только первый шаг.

— А какой второй?

— Политические решения, в самом широком смысле этого вопроса. Сюда входят в обязательном порядке и экономика, и социалка, и так далее.

— Согласен, нельзя путать бандитов с мирными гражданами.

— В этом гвоздь вопроса! — воскликнул Дубов. — Потому что именно за ними — будущее Чечни, и я в него верю.

— Последнее, что я хотел у тебя спросить. Понимаешь, Борис, я болею душой за каждого солдата нашего, погибшего на этой проклятой войне. Присылают молоденьких, необученных… Зеленых новобранцев, которые саперной лопатки в руках не держали и не знают, как с ней обращаться… И гибнут они пачками — от пуль снайперов, от собственной неопытности и необстрелянности…

Дубов нахмурился:

— Я слышал об этом. И виновных в таком головотяпстве или вредительстве, не раздумывая, отдал бы под военный трибунал. Но не представляю, чья это работа.

— Вот и я не представляю, — признался Матейченков. — И в этот свой приезд в Москву пытаюсь докопаться до сути, но не могу найти концов. А молодые ребята, почти пацаны, продолжают гибнуть… Когда этому придет конец?

— А что я могу сделать? Генштаб мне не подчиняется. Конечно, будь у нас профессиональная армия…

— Вот к этому я и веду разговор, — подхватил Матейченков. — Помнишь указ Ельцина о переводе армии и флота на профессиональные рельсы?

— Еще бы не помнить…

— Там речь шла о том, что перевод наших Вооруженных Сил на профессиональную основу должен быть завершен к двухтысячному году.

— Было такое.

— Указ был издан Ельциным в 1996 году, накануне выборов. Видимо, тогдашний президент рассуждал по принципу Ходжи Насреддина: к тому времени либо ишак сдохнет, либо эмир помрет, — произнес Матейченков.

— С чего ты взял?

— Двухтысячный год миновал, а воз и ныне там. Никто ничего не делает, профессиональной армией и не пахнет, а необстрелянные новобранцы продолжают гибнуть, — вздохнул Матейченков.

— Что же должен сделать я?

— Высказать свое мнение: будет ли когда-нибудь указ Ельцина реализован, и если да, то когда?

— Я что тебе, пророк? — невесело рассмеялся Дубов.

— Для меня — да.

— Видишь ли, какая штука, Иван Иванович… Не может армия процветать, когда государство находится в столь тяжелом положении.

— Понимаю. Но разве дело только в этом?

— Ты прав, не только. Я помню что разговоры о профессионализации армии начались еще в 1992 м. Продолжаются они, как ты знаешь, и по сей день. Но… «Слишком часто разговоры принять мы рады за дела».

— Так доколе?

— Видишь ли, кое-какие преобразования в армии делаются, — произнес Дубов. — Но по мне, уж лучше бы они и не делались. По-моему, это не реформы, а форменное вредительство, если вспомнить этот старый термин, прежде такой популярный, а ныне вышедший из употребления. Посуди сам. Армию сокращают, но чисто механически. Режут, что называется, по живому. Выпихивают буквально силком на гражданку кадровых военных, которые отдали армии лучшие годы своей жизни.

— Да, я знаю такие случаи.

— Выбрасывают хороших военных специалистов, которые оказываются без работы, без средств к существованию, без крыши над головой. А ведь у каждого семья, дети.

— Я думаю, самое страшное то, что опоздали мы с военной реформой, — сказал Матейченков.

— Причем лет на восемь, не меньше.

— И вот результат, — грустно произнес Матейченков. — По прежнему два раза в год — весной и осенью — молодые ребята, не имеющие отсрочки, призываются в армию. По прежнему, кто только может, старается откосить от нее.

— И по прежнему военкомы во главе призывных комиссий продолжают гоняться за ними по всем уголках нашей необъятной родины, — дополнил Дубов.

Матейченков заключил:

— А молодые новобранцы, цвет нации, самое ценное, что есть у нас — генофонд, основа будущего России, — продолжают гибнуть в «горячих точках». Какой только идиот придумал это название?..

Глава 8. Об одной неудачной попытке