Николай Булганин. Рядом со Сталиным и Хрущевым - Евгений Васильевич Шишкин
События вокруг роковой сталинской болезни в начале марта 1953 года развивались быстро. Верхушка была уже готова к такому исходу. Из воспоминаний Г.К. Жукова, в которых он колоритно обрисовывает обстановку тех дней: «Шёл март месяц 1953 года. Я только что вернулся в Свердловск с тактических учений войск округа. Начальник секретариата доложил мне: только что звонил по «ВЧ» Министр обороны Булганин и приказал ему позвонить (Н.А. Булганин в это время был заместителем председателя Совмина СССР – прим. Е.Ш.).
Я сейчас же соединился с Булганиным. Он сказал мне: «Завтра утром Вам нужно быть в Москве». Я попытался выяснить цель вызова, Булганин ответил: «Прилетишь – узнаешь». Что за спешка, думалось мне.
…Булганина я застал в его кабинете. Он был одет в шинель и разговаривал по кремлёвскому телефону.
Я представился, как положено военному человеку. Булганин сказал: «Сегодня состоится пленум ЦК. Вам нужно быть сегодня на пленуме. Я тороплюсь в Кремль». Протянув руку, он быстро вышел из кабинета на машину.
…В назначенный час участники пленума ЦК заняли места в Свердловском зале. Минут через пятнадцать-двадцать появился Президиум ЦК. Открывая пленум, Н.С. Хрущёв сказал: «Настоящий пленум созван в связи с тяжёлой болезнью товарища Сталина. По состоянию здоровья он, видимо, не сможет скоро вернуться к руководству партией и государством».
«Обсудив создавшееся положение, Президиум ЦК вносит на Ваше рассмотрение ряд неотложных вопросов по улучшению структуры министерств, центральных государственных учреждений и персональных назначений». Первым секретарем ЦК была предложена кандидатура Хрущёва. Председателем Совета Министров названа кандидатура Маленкова. Министерство Внутренних дел объединится с Министерством Государственной Безопасности. В связи с этим Министром Внутренних дел названа кандидатура Берия. Министром обороны оставался Булганин. Первым заместителем Министра обороны была рассмотрена и утверждена моя кандидатура.
Надо сказать, что назначение меня на должность первого заместителя Министра обороны для меня было полной неожиданностью, т. к. Булганин как Министр обороны для меня не был авторитетом и он это хорошо знал. Как потом мне рассказывали, Булганин был против моего назначения. Он говорил, что ему трудно будет работать с Жуковым. Жуков не признаёт меня как военного деятеля. Ему сказали, что интересы государства требуют назначения Жукова в качестве первого заместителя Министра обороны, что касается взаимоотношений с Жуковым, то это должно быть отрегулировано самим Булганиным.
Так или иначе, но я уже не вернулся в Свердловск и немедля вступил в исполнение новых обязанностей.
Перед вступлением на должность первого заместителя министра у меня состоялся большой разговор с Булганиным. Он начал с того, что «в прошлом между нами не всё было гладко», но в этом лично он якобы не был виноват. Над прошлым надо поставить крест и начать работу на здоровых дружеских началах, этого, мол, требуют интересы обороны страны, что якобы он первый предложил мою кандидатуру.
Я сказал Булганину, что «Вы, Николай Александрович, сделали много неприятностей для меня, подставляя под удары Сталина, но я в интересах дела всё это хочу предать забвению и, если Вы искренне хотите дружной работы, давайте забудем о прошлых неприятностях» (выделено Е.Ш.).
Когда Хрущёв докладывал пленуму предложения Президиума ЦК о мерах упрощения управления государством и о кандидатах на руководящие государственные посты, создавалось вполне определённое впечатление, что Сталина уже как будто не существует в живых, что он никогда больше не встанет во главе партии и государства.
В конце заседания пленума был объявлен бюллетень о состоянии здоровья Сталина, из которого было видно, что Сталин доживает последние дни своей жизни, он всё ещё не приходил в сознание.
Всматриваясь в лица членов Президиума ЦК, я делал следующие выводы о их теперешнем отношении к Сталину: Молотов – был серьёзно задумчив и, видимо, тревожно переживал события; Ворошилов – выглядел явно растерянным. По его внешнему виду было трудно понять был ли он в тревоге, опечален или вообще не имел своего определённого мнения. Таким его можно было и раньше наблюдать в процессе работы при Сталине, а может быть, он ещё и не верил в неизбежную смерть Сталина, а потому, на всякий случай, решил пока подождать и выждать; Маленков, Хрущёв, Берия и Булганин были в приподнятом настроении и, видимо, лучше других знали о скорой кончине Сталина. Их суждения и критика государственных порядков, существовавших при Сталине, говорили о том, что они на 100 % уверены в скорой смерти Сталина, а потому уже не боялись высказать своего мнения, как это бывало при Сталине.
Берия сидел рядом с Булганиным и заметно старался придать своему лицу доброжелательное выражение. При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты очками, всё же в них можно было рассмотреть хищность и холодную жестокость. Всем своим видом и развязностью он, видимо, старался подчеркнуть и дать понять: «хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при Сталине, теперь у нас всё будет по-иному».
Я хорошо знал Берия, видел его хитрое угодничество Сталину и готовность в любую минуту убрать с дороги Сталина всех тех, кто был неугоден Сталину, а теперь он корчил из себя настоящего большевика-ленинца. Противно было смотреть на этот маскарад.
Булганин, как всегда, был на высоте подхалимства и приспособленчества. То он подойдёт к одному, то к другому. Одному слащаво улыбается, другому крепко руку пожмёт. Хрущёву он то и дело бросал реплику: «Правильно, Никита Сергеевич, правильно. Это давно следовало провести в жизнь».
Остальные члены Президиума ЦК всем своим видом не выражали ничего. Сидели и молчали, как это было при Сталине. Среди большинства членов ЦК и кандидатов в члены ЦК было скорбное настроение. Большинство искренне было опечалено его предсмертным состоянием. Иного тогда и быть не могло. Сталин был общепризнанным авторитетом и вождём. Партия ценила заслуги Сталина и верила ему. Тогда ещё не знали о размерах того зла, которое причинил Сталин в 1937–38 годах советскому народу.
Несмотря на то, что Сталин поступал со мной недобросовестно после Великой Отечественной войны, лично я искренне жалел и ценил его за ту гигантскую работу, которую он провёл после Ленина и в годы Отечественной войны.
Похороны Сталина. 1953 г.
Во время похорон Сталина Булганин мне рассказывал о той ночи, во время
