Николай Булганин. Рядом со Сталиным и Хрущевым - Евгений Васильевич Шишкин
Историк Юрий Рубцов, который явно неодобрительно относится к Булганину, считает: «…Вождь боялся назначать на ключевые должности прославленных полководцев, которые за время войны получили всенародную известность, почувствовали свою силу, стали более независимы. А вождю требовались беспрекословные исполнители и, как ни печально, «идолопоклонники».
Система серости и безынициативности могла существовать не только за счёт выдвижения посредственностей, но и при подавлении действительно честных и талантливых людей. А вот здесь-то «тишайшим» (Булганиным – прим. Е.Ш.) вполне доставало и напора, и агрессивности. Известно, что почти сразу после войны Г.К. Жуков был подвергнут опале. Сталинское окружение чутко уловило ревнивое раздражение диктатора по поводу невиданной популярности лучшего полководца Второй мировой войны. И тут же включилось в охоту на Маршала Победы. Не обошлось без участия Булганина».
Вряд ли Сталин боялся кого-то назначить: он назначал не боясь. Послевоенная политика страны и не предполагала большого влияния военных. Образно говоря, пожар потушен… Пожарные могут отправляться на базу… Теперь должны вступить в дело строители. Так и война. Она осталась позади. Сталину не нужны шеренги маршалов и генералов, которые почувствовали свою власть и относительную самостоятельность в принятии решений. Сталин щедро и заслуженно наградил победителей, в том числе маршала Жукова. Но главное – теперь Сталину надо поставить военных на место в гражданской жизни. А лучший способ – дать урок: отыграться на самом знаменитом «Георгии Победоносце», так кое-кто из окружения именовал Жукова (об этом вождю доносили).
Н.А. Булганин в послевоенный период нужен был вождю для реформы армии. Позднее Вооружённые Силы возглавлял Василевский. Даже вождь, обожающий лесть и славу, не смог бы управлять страной только благодаря «идолопоклонникам».
Опала на Г.К. Жукова должна была произойти, по моему мнению, непременно. Злопамятный, мстительный Сталин не мог простить самоуправство Г.К. Жукова в годы войны. Жуков нередко возражал Сталину, даже говорят, бывал с ним в разговорах груб, неуступчив. Такое не прощается. А добавить сюда – послевоенные интервью Жукова разным западным изданиям. Это явно для вождя посягательство на авторитет Верховного.
Булганин в «травле» Жукова, собственно говоря, дежурный голос в хоре громкоголосых обвинителей от Политбюро, таких как Берия и Молотов, и уж тем более Сталина. Да и главным аргументом для опалы выбрали сфабрикованное дело, или «выбитое» под давлением признание маршала авиации А.А. Новикова, который был арестован ещё в апреле 1946 года и давал показания следователям МГБ. О его «признаниях» бывший шеф СМЕРШа, а после войны министр МГБ генерал Абакумов постоянно докладывал Сталину.
Заседание Высшего военного совета в июне 1946 года вёл сам Сталин. Он принёс на совет папку, передал её секретарю Совета генерал-полковнику Штеменко, в то время начальнику Главного оперативного управления, и попросил зачитать материалы допроса Новикова. Когда в докладе Штеменко прозвучали слова не только о бонапартизме Жукова, но и о том, что тот якобы готовил военный заговор, маршалы Победы поняли, что это всё слишком серьёзно, вот куда завернул их вождь и наставник. Сегодня арестуют Жукова. Завтра следом пойдут они…
Кстати, о бонапартизме. Бонапарт, для нас привычнее – Наполеон, который удрал из России, бросив своё разбитое полчище, был не только командующим войск, но и императором. Выходит, термин «бонапартизм», который клеили Жукову, подразумевал и его якобы амбиции на «императорство», на высший государственный пост. Тут уже обвинение выглядело сверхсерьёзным.
После генерала Штеменко Сталин в своём выступлении сказал, что Жуков присваивает себе все победы Красной Армии, что, выступая в Берлине на пресс-конференции, давая интервью для советской и зарубежной печати. «Жуков неоднократно заявлял, что все главнейшие операции в Великой Отечественной войне успешно проводились благодаря тому, что основные идеи были заложены им. Сталин указал пальцем на бывших членов Ставки Верховного главнокомандования и членов ГКО, представлявших теперь Политбюро и Высший военный совет, и сказал:
– Так что, все мы были дураки? Только один товарищ Жуков был умным, гениальным в планировании всех стратегических операций во время Великой Отечественной войны?
Сталин закончил своё выступление этим полуриторическим вопросом, приглашая всех присутствующих, в том числе маршалов, высказаться по поводу Жукова, чтобы «решить, как с ним поступить».
Все присутствующие понимали, что придётся высказать свою позицию. Некий момент истины. И для маршала Жукова, которого, судя по настрою, Сталин хотел низвергнуть… И для всех остальных – маршалов. Выступления были разными по духу и смыслу. Некоторые заняли твёрдую позицию и, критикуя личные человеческие и деловые качества Жукова, всё же признавали его военные заслуги и верность партии, правительству и лично товарищу Сталину.
«В большинстве публикаций об этом заседании говорится, что, мол, военные не отдали Маршала Победы на растерзание и что якобы спасительное слово произнёс первый заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками маршал Рыбалко. Верно то, что Павел Семёнович Рыбалко решительно высказался за политическую честность Жукова, за признание многих его военных заслуг. Но тон задал всё же выступавший первым – маршал Конев. И тут надо быть исторически точным. А что значит на таком собрании молвить первое слово поперёк слова Хозяина, вряд ли нужно пояснять.
…Конев сказал, что характер у Жукова непростой, «неуживчивый, трудный». Назвал и недостатки в работе Жукова, а затем подытожил:
– Но если бы Жуков был человеком непорядочным, он вряд ли стал бы с такой настойчивостью, рискуя жизнью, выполнять приказы Ставки, выезжать на самые опасные участки фронта, ползать на брюхе по передовой, наблюдая за действия ми войск, чтобы на месте оценить обстановку и помочь командованию в принятии тех или иных решений. Нечестный человек, тем боле нечестный в политическом отношении, не будет себя так держать!
Сталин вдруг понял, что ситуация ускользает из его рук. Но выдержал и ждал конца выступлений, никого не перебивая. И только когда ответное покаянное слово дали Жукову, Сталин перебил его и сказал, указывая пальцем на Конева:
– Товарищ Конев, он присвоил даже авторство и вашей Корсунь-Шевченковской операции!
Бросая эту реплику, Сталин, конечно же, понимал, что сам многое отнял у него, чтобы отдать другому, и когда припекло, когда понял, что его расчёт на то, что обнесённые берлинским триумфом маршалы Рокоссовский и Конев оказались выше его надежд, по-кавказски взвился: «Он присвоил!..»
Но Сталин и на этот раз оказался мудрее своей врождённой ярости, он уступил военным. Уступил, хорошо понимая, что именно этой своей уступкой он окончательно пресёк вольницу маршалов, что они теперь у него в кулаке.
«…После всех выступлений выступал Сталин. Он опять говорил резко, но уже несколько по-другому. Видимо, поначалу у него был план ареста Жукова после этого Военного совета. Но, почувствовав наше внутреннее, да и
