Новенькая не для меня

Снежана

– Бороди-и-и-и-ин, – пересохшими губами пытаюсь позвать так, чтобы услышал.

Яр дергается, и мы встречаемся взглядами.

Двигается ближе к кровати, а я пытаюсь поудобнее усесться. Морщусь от недолгого помутнения в глазах.

– Ты куда собралась? Тебе можно двигаться? – выстреливает вопросами, а я только хмыкаю.

– А что бы нельзя? – бросаю красноречивый взгляд на перевязанную ногу.

Яр прослеживает за моими глазами и напрягается.

– Как прошло все? – кивает на лодыжку.

– Вроде как хорошо, хотя мне могли присниться слова врача, – пожимаю плечами, и меня награждают возмущенным взглядом.

– В смысле присниться? То есть ты не знаешь точно?

Мне кажется или в его голос просачиваются нотки отчаяния?

– Ну я была под наркозом, могла что-то нафантазировать, – карие глаза в ужасе округляются, а я сдуваюсь.

А под глазами темные круги, при виде которых сердце болезненно сжимается.

– Выдыхай, Бородин, все прошло хорошо.

И он реально выдыхает. Упирается лбом в кровать рядом с моей рукой, лежащей вдоль тела.

– Почему ты не сказала про операцию? – голос приглушает то, что он говорит куда-то вниз.

Пальцы покалывает от дикого желания зарыться в его кудряшки. Стискиваю руку в кулак, чтобы не повестись на поводу у этой странной потребности, но сдаюсь.

Неуверенно прикасаюсь к пряди темных волос, и Яр вздрагивает. Поднимает глаза на меня, а я одергиваю руку, но он успевает поймать.

Прислоняет к щеке и снова ложится лбом на кровать.

– Почему?

Почти не соображаю и пытаюсь вспомнить, о чем именно он спросил.

А, точно! Про операцию. Почему не сказала.

– Я хотела, – откашливаюсь, потому что горло скребёт после сна, – но сначала ты узнал про папу, потом сообщение написал.

Яр передергивает плечами и хмыкает.

– Ага, тут мой косяк. Я думал, что это Глебас.

– Ну да, Глеб и Снежана — почти одно и то же.

– Снежинка, – выдыхает он и делает глубокий вдох.

– Что?

Непонимающе хмурюсь. Хочется видеть его лицо, но Ярослав не торопится отрывать его от кровати.

– Не Снежана, а Снежинка, – поправляет меня, – записана у меня.

– Неважно.

Поворачивается. Смотрит в глаза пристально.

– Важно. Все, что касается тебя, – важно.

От этих слов сердце совершает тройной кульбит, а уголки губ разъезжаются в стороны.

– Не подмазывайся. Ты меня отшил.

Ярослав глубоко вздыхает и переплетает наши пальцы.

– Прости. Я не собирался тебе грубить, просто… – осекается, а я напрягаюсь в ожидании продолжения фразы, – не бери в голову.

И в этот момент я словно ощущаю, как ему одиноко и больно. Сглатываю горечь и пытаюсь придумать, как бы его вывести на разговор. Но не до конца развеявшийся после наркоза туман в голове дает о себе знать.

– У тебя что-то случилось? – сжимаю его пальцы крепче и ловлю его удивленный взгляд на наших переплетенных руках.

– С чего ты взяла? – голос Яра садится и превращается в шепот.

– Не знаю, просто чувствую, – тоже перехожу на шепот и наклоняюсь ближе к Бородину.

В полумраке палаты наша близость кажется такой правильной и такой уместной. Я словно всю жизнь рядом с ним была.

– Снеж, – он сокрушенно качает головой, и его кадык дергается, – это как раз мои тараканы.

– Расскажешь? – кажется, я не замечаю, как мы становимся ещё ближе.

Но я не против, наоборот, сама неосознанно тянусь к нему.

– Испугаешься ведь, – горькая усмешка кривит красивую линию губ.

Мотаю головой, и Яр сдается. Его плечи опускаются, и сам он как-то весь расслабляется.

– Ну, смотри, я предупреждал.