Личная игрушка мажора
От взгляда мажора по спине пробегает холодок. Блеск в его глазах кажется азартным. Хотя с чего бы? Наверное, это просто так отражается подсветка бара.
По крайней мере, я пытаюсь себя убедить в этом, пока торопливо собираю оставшиеся осколки стакана с пола. Почему-то руки дрожат, а сердце по-прежнему готово выпрыгнуть из груди. Неужели он все еще смотрит?
Встаю и перед тем, как уйти, бросаю еще один беглый взгляд на мажора. Так и есть. Он продолжает рассматривать, только при этом еще и указывает на меня своему соседу. Сразу же отворачиваюсь и скрываюсь в толпе.
Выбрасываю стакан в мусорку и прислоняюсь спиной к стене, запрокидывая голову. Черт-черт-черт! Кто бы мог подумать, что он будет тут? Или это просто мне сегодня вот так вот не везет. Просто с самого утра…
— Ника, ты чего здесь? — пробегая мимо меня, спрашивает одна из напарниц. — Устала? Терпи, казак, атаманом станешь!
— А есть пластырь? Я стаканом порезалась, — наконец, рассмотрев глубокий порез на указательном пальце, хмурюсь я. — Не хочу тут кровью все запачкать.
А еще очень больно. И будет только больней, если туда попадет вода.
— Ох, — поджимает губы девушка. — Ты это к девчонкам в кабинет сходи, там сейчас Машка дежурит. У них вроде аптечка лежит.
Я стучусь в уже знакомый кабинет и приоткрываю дверь. Светы уже нет, зато за вторым столом сидит блондинка с темными яркими бровями и очень пухлыми красными губами.
Она поднимает на меня пренебрежительный взгляд и наклоняет набок голову.
— Новенькая? — немного растягивая слова, спрашивает она. — Какие-то проблемы с клиентом?
— Нет, — отвечаю я и собираюсь продолжить, как она прерывает меня.
— Тогда иди работай. Сегодня много посетителей.
Она переводит свой взгляд с меня на монитор и делает вид, как будто меня нет.
— Я порезалась, мне нужен пластырь.
Контраст со Светой, конечно, невероятный. Пока мы общались с ней, я впервые за долгое время почувствовала, что кто-то хочет мне помочь. Так тепло и уютно рядом было, даже когда я тряслась от волнения и страха. Она как будто окутывала своей заботой.
А тут меня будто ледяной водой окатили. И так хочется поскорее уйти. Но палец нужно заклеить, поэтому я выжидательно смотрю на Машу. Она недовольно поднимает взгляд и делает кислую мину из разряда “ходят тут всякие идиотки, а мне потом разбираться”.
Маша достает из шкафа небольшой контейнер и пытается его открыть. Длинные нарощенные ногти мешают подцепить защелку, поэтому девушка недовольно фыркает и резким движением отшвыривает в мою сторону контейнер.
— Сама давай, а потом работать, а то оштрафую, — выплевывает она.
Девушка вызывает непонятное отвращение. Вроде бы и симпатичная, и ухоженная, и платье на ней сидит, как на девушках в глянцевых журналах. Но после общения с ней мне внезапно захотелось помыться.
Я быстро нахожу пластырь, плотно заклеиваю порез и иду работать.
Всяческими способами стараюсь обходить ту часть зала, где сидит мажор, но периодически поглядываю туда. Не понимаю зачем. Меня раздирает от смеси чувств: я боюсь, что он будет выискивать меня в толпе, и я хочу снова встретиться с ним взглядом.
Но зал не настолько большой, чтобы я могла долго держаться вдалеке. Влюбленная пара за столиком недалеко от мажора оплачивает заказ и уходит. Я начинаю вытирать стол, когда снова ощущаю его обжигающий взгляд на себе.
Он смотрит. И не просто на меня! Он пристально рассматривает мою пятую точку! Я сама еще в раздевалке подумала, что штаны из униформы очень аппетитно обтягивают мои бедра. Как будто специально на меня шили. Но я и представить не могла, что кому-то кроме меня тоже придет в голову пялиться на мою задницу.
Чувствую, как от смущения кровь приливает к моим щекам. Блин блинский! Я поспешно сгребаю все на поднос и сбегаю на кухню.
Еще несколько раз за ночь я успеваю поймать на себе взгляд мажора. Пристальный, изучающий и, кажется, не обещающий ничего хорошего. Такой, от которого бегут мурашки и хочется спрататься.Но ближе к утру он с друзьями поднимается и уходит.
Я с облегчением выдыхаю. Какая-то часть меня все еще боялась, что он захочет отомстить. За то, что показала средний палец, за то, что долбанула его промеж ног. За то, что… Да что я такого сделала-то?! Ничего! Нафиг я ему вообще сдалась?
Эта мысль помогает выровнять дыхание, которое опять сбилось при мысли о мажоре. Мы с напарницами потихоньку прибираем опустевший бар. Девчонки делят между собой чаевые.
— Держи, это твоя доля, — протягивает мне пару банкнот та, что подсказала про аптечку.
Я смотрю на деньги и понимаю, что сейчас вот-вот расплачусь. Глаза щиплет, а к горлу подкатывает колючий комок.
— Ты чего? — напарница в замешательстве смотрит не меня. — Ну, это, конечно, не бог весть какие деньги.
Я вытираю тыльной стороной ладони нос и всхлипываю. Вот они какие, слезы облегчения. Не все плохо. Я смогу найти выход.
— Все хорошо, — отвечаю я. — Просто устала. Не привыкла по ночам работать.
Выхожу на улицу и проверяю телефон. Блин. Почти разрядился. Надо было спросить, может, у кого-то из девчонок нашлась бы зарядка.
Но больше всего беспокоит не это. От Мишки было только одно сообщение: “Все оки-доки. Ночью еще концерт. Обожаю мою заю”. И все? Обидно даже как-то. А еще в груди ворочается тревожный червячок.
Он будто бы нашептывает, что что-то не так. И от этого шепота хочется быстрее оказаться у Мишки, чтобы самой убедиться, что все хорошо. А лучше, чтобы он обнял и заставил поверить, что все хорошо.
Ладно. Отбрасываю все эти ненужные сомнения. Думаю, теперь-то он должен домой вернуться, не все же время тусить на вписках. Разбужу его ненадолго, а досыпать уже будем вместе.
Подставляю лицо утреннему солнцу, глубоко вдыхаю свежий воздух утреннего города, еще не успевший раскалиться и запылиться, и делаю всего пару шагов, едва успев завернуть за угол.
Там, прислонившись спиной к своей машине и сложив руки на груди, стоит мажор. Он смотрит на свои часы:
