Притворись моим другом
Руслан
Дни пролетают слишком быстро. Мама улыбается и дарит нам столько счастья, что мысли о скором прощании вылетают из моей головы. Я про них забываю. Виной тому Майорова и её сладкие губы. Для меня она стала новым видом удовольствия. Крайне затягивающим. Настолько, что его можно назвать зависимостью. Я летаю в пространстве. Забываю про гонки. С Серым, конечно, общаемся, и друг удивляется изменениям, которые якобы во мне произошли. Сам не выделяю ничего необычного в своем поведении. Просто проживаю каждый день по полной. Так, как хочется. Чтобы запомнить ощущения.
Все идёт ровно и гладко до той поры, пока я не прихожу домой. Уже на пороге сталкиваюсь с медсестрой. Она всегда приветлива, но сейчас смотрит так, словно случилось что-то плохое. Сглатываю слюну и направляюсь в комнату матери. Она лежит в постели. Рядом отец. Хмурый. Держит её за руку и что-то говорит. Как только замечает меня, замолкает, а мама выжимает из себя улыбку.
Её лицо подобно белым простыням. Смотрится неестественно, и я понимаю, что райские деньки остались позади. Стою в дверном проеме и смотрю на этих двоих, которые вознамерились скрыть правду. Чувствую это.
- Что случилось? – чеканю каждое слово, ощущая вибрацию органов внутри.
Случилось. Точно.
- Ничего, сынок. Все в порядке, - мама, как всегда, полна показного оптимизма.
Отец отворачивается. Показывать спину в его стиле. Рюкзак падает около ног. Делаю пару шагов вперед, скрывая, как на самом деле меня ломает.
- Тогда почему ты все еще в постели?
Мама облизывает сухие губы и пожимает плечами. Уродливая улыбка доброжелательности портит её лицо, а не украшает. Она настолько фальшива, что я готов снести стену кулаками.
- Хочется поваляться.
- Мам, - выжимаю из себя, - мы же договаривались не притворяться.
Плюю на то, что подумает отец. Мне хочется вернуть настоящую мать, а не храбрящуюся леди, в которой нет ни капли МОЕЙ матери.
- Руслан…
- Что случилось? – повторяю вопрос, но он застывает в воздухе.
Во взгляде мамы читается сожаление и боль. Видеть тяжело, а ощущать и вовсе смерти подобно.
- Вере стало плохо, - отец поднимается и берет со стула пиджак, - я вызвал Алису. На этом все.
В груди долбит сердце. Гулко. Мощно. Смотрю на то, как отец выходит из комнаты, и после некоторого замешательства следую за ним. Он ничего не говорит больше, скрывается на кухне и сразу открывает шкафчик с коллекционными бутылками. Откупоривает одну и даже стакан взять не удосуживается. Делает несколько глотков прямо с горла. На него это совсем не похоже. Никто из нас не начинает разговор, и напряжение свистит, как чайник на плите.
- Вера отказывается от госпитализации, - трет лицо руками и бросает на меня расфокусированный взгляд, - думаю, и ты не сможешь её переубедить.
Сглатываю противный шар, которые застрял в горле, сдавливая его настолько сильно, что процесс дыхания прервался.
- Каковы шансы, что ей станет лучше, если она будет в больнице? – хриплю, глядя на отца.
Как бы я к нему не относился, сейчас хочу, чтобы он сотворил чудо. Только Борис Власов не волшебник. Он тяжело выдыхает и упирается руками в край стола. В глазах нечитаемые эмоции. Я сжимаю кулаки, потому что тишина хуже тикающей бомбы.
- В прошлый раз нам сказали, что осталось два-три месяца, - произносит отец, впиваясь взглядом в окно, - это было летом, Руслан.
Он смотрит на меня. Не нужно быть великим математиком, чтобы понять, время вышло…
Холодею. Стены стремительно сужаются. Отступаю назад.
- Руслан…
- Мне нужно, - сиплю, продолжаю просачиваться в коридор, - одному побыть.
Не слышу, что отвечает предок. В ушах звон, будто кто-то неудачно провернул фокус с бокалами. Бреду к своему мотоциклу и на автомате завожу мотор. Еду заторможено. В спину несколько раз сигналят. В пору сменить транспорт, но я так сильно горю, что не замечаю холода. Лавирую между машинами и останавливаюсь около дома Серого. Долго сижу в одном положении и рассматриваю памятную запись. Прихожу в себя, когда друг трясет за плечо и кивает на дверь.
Идёт снег. Мокрый. Превращающий пейзаж в грязное месиво. В душе так же гадко.
- Тёть Вера? – спрашивает, стоит нам оказаться в квартире.
Киваю. Он без слов хлопает по плечу. Идём в гостиную, где я сажусь на диван. Мысли разбредаются, и я пытаюсь вернуться к источнику позитива. Майоровой, но она молчит. Не отвечает, когда я набираю ей со смартфона Серого. Свой гаджет я неосмотрительно забыл дома.
- Может, она на незнакомые номера не отвечает, - слышу голос друга через пелену и опускаю голову, с усердием потирая пальцами виски, - сейчас напишу, что это ты пытаешься дозвониться.
Лазаренко говорит еще что-то, но я не слышу. Два-три месяца…
Они прошли.
Слишком быстро. Время вышло. Гейм овер, Власов.
Как не договаривайся принимать реальность, это не так легко. Меня крошит изнутри. Сворачивает внутренности так, что я готов орать во все горло, но я сижу. Процессы разрушения не видимы другим. Скрыто убивают меня. Во второй раз.
- Рус, - Серый входит в комнату и останавливается на пороге, - тут это…
Поднимаю голову и смотрю на него. За окном уже сумерки. Сколько я так просидел?
- Что?
- Твой батя звонил.
По позвоночнику пробегает холод. Сглатываю, пытаясь держать себя в руках.
- И?
- Тёть Веру увезли в больницу, - подскакиваю на ноги, а Серый добивает, - стало хуже.
- Стоять! – рычит, загораживая мне выход. – В таком состоянии за руль не сядешь.
- Пусти, - пытаюсь его оттолкнуть, но он бьет мне ладонями в плечи, откидывая назад.
- Я брата уже потерял из-за тупой случайности, не хватало еще и друга на тот свет отпустить!
Сражаемся взглядами недолго. Поднимаю руки и сжимаю челюсти. Соображать ясно просто не способен.
Мы приезжаем в больницу через полчаса, и я сразу несусь к палате, в которой находится мама. Не пускают. С ней работают специалисты. Сижу в коридоре вместе с Серёгой. Запах медикаментов въедается в одежду и давит легкие. Отец стоит у окна. Видок у него не лучше, чем у меня.
