Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов
***
Заслышав позади себя скрип ступеней, Коннор дергается, но не поворачивает головы. Судно мерно качается на волнах, вводя туманящийся разум в подобие транса, а огонек стоящей на полу масляной лампы пляшет за стеклом, мягким желтым светом озаряет стены почти пустого трюма. Сквозь слои дерева доносится приглушенный шум воды, с которым она расступается перед идущим на всех парусах кораблем, а из накрепко заколоченных ящиков слышен звон стекла. Пришедший неторопливо спускается по трапу и останавливается, словно чего-то ждет, но Коннор с упрямством прижимается спиной к деревянной перегородке, отделяющей небольшой закуток с бочками и ящиками от остального трюма, даже не думая пошевелиться. Он отлично понимает, что найти его по свету лампы едва ли будет стоить хоть каких-то усилий, но сейчас это волнует его не достаточно, чтобы самому подняться с пола и принять цивильный вид.
— Если тебе интересно, — слышит он голос Блеза. — Мелкий говнюк поплыл к своему папаше.
— Угу.
— Надеюсь, по пути обратно он повстречает голодного кракена, — наемник делает шаг по скрипучим доскам. — Дрянная затея — оставлять жить всякого, от кого можно дождаться щедрой кучи дерьма.
Коннор не отвечает ему и прикладывается к почти наполовину опустевшей бутылке, найденной в ящике среди других таких же, и вслушивается в приближающиеся к нему хпюпающие шаги. Над их головами кто-то громко топочет по палубе, и пыль, посыпавшаяся с потолка, искрит в свете лампы.
— Сир с девчонкой у Тритона пристроились, а на меня он в обиде еще, хрен старый, — Блез переминается с ноги на ногу, остановившись у закутка, прежде чем заметить: — Хоть бы до порта дотерпел. Тогда б и я тебе помог его запасы разграбить.
— Что, весь ящик бы за пазухой протащил? — не выдерживает Коннор. — Ты в этом мастак, как я погляжу.
До него доносится короткий смешок, а сам наемник проходит мимо. Он уже стянул с себя верхнюю одежду, но капли воды все еще срываются с насквозь промокших рубашки, штанов и волос, влажными кляксами въедаются в доски пола, а сапоги тихо чавкают на каждом шагу. Но, невзирая на это, сам Блез выглядит уже куда более спокойным, без прежней дерганности в речи и движениях. На миг Коннору даже становится чуть лучше от мысли, что хоть что-то рядом с ним становится прежним, даже если это что-то — наглый наемник Триады.
— А я бы поглядел, — Блез меж тем пинает в его сторону пустой ящик и усаживается на него сверху, — чем бы вы отплатили за свое возвращение на сушу, не выковыряй я эту штуку, пока твой благородный дружок отвернулся. Но, — поправляется он, правильно истолковав взгляд Коннора, — не буду лукавить и убеждать тебя, будто делал все с этой целью.
Он замолкает и в задумчивости проводит рукой по волосам, глядя на пустую стену трюма, будто хочет что-то сказать, но никак не может подобрать нужных слов. Коннор отворачивается от него и вновь подносит к лампе бутылку, силясь прочесть незнакомые руны.
— Рандрамский ром, — услужливо подсказывает заметивший это наемник. — Темный, первого сорта.
— Знаешь еще и островные письмена? — Коннор поворачивается к нему, сидящему во все той же позе. — Да ты полон сюрпризов. И как тебя только в наемные убийцы-то занесло, умник?
— Остроты здесь — мое дело, рыжий. А этот ром Тритон держит для себя и гостей, которые ему самому по нраву. Знаю, что написано на бутылках, все шесть лет, что с ним знаком.
— Отличные у тебя друзья, ничего не скажешь, — Коннор ухмыляется и отпивает из горла. — Свезло б чуть меньше и пришлось бы тебе плавать научиться, чтобы не подохнуть.
— У всех свои недостатки — я и сам не подарок. А что до сюрпризов, — Блез резко оборачивается, и в его глазах отражается свет лампы, вздрогнувший вместе с держащей ее рукой Коннора, — Могу сказать то же и о тебе.
Коннор замирает, держа ром на языке, и сглатывает, лишь когда жжение становится нестерпимым. В ушах тяжелым молотом стучит кровь, а щеки укрывает жар, но из последних сил он не дает себе измениться в лице, даже предчувствуя худшее от поворота в разговоре.
— Ты, думаю, поймешь меня, — продолжает наемник, когда догадывается, что ответа не дождется. — Я многое видел сегодня и, вот какое дело, ненавижу чего-то не понимать и не знать до конца. Сделаем вот как: я честно поделюсь с тобой своими наблюдениями и домыслами на их счет, а ты уж ответишь, прав ли я.
Коннор поднимает голову и внимательно изучает его лицо — спокойное, холодное, не дающее прочесть ни единой мысли — прежде чем хрипло ответить:
— Ну попробуй.
— Чудно, — Блез устраивается удобнее и склоняется чуть вперед, сложив руки на коленях. Влажный ворот его рубашки, завязанный не до конца, чуть отлипает от кожи и приоткрывает прежде сокрытые под одеждой татуировки, голос же, стоит ему заговорить, звучит непривычно тихо, без тени обычной издевки, словно стремится одурманить. — Еще тогда, в Гренне, мне показалось, что что-то в тебе не так. Даже больше, чем в твоем дружке, пожалуй. Он — просто тепличное растение, выращенное на сказках о мнимой добродетели, чтобы жениться на такой же дворяночке, выбранной ему отцом, в темноте под одеялом заделать ей-пару тройку детишек и под конец спокойно помереть в теплой постели, усыпив выводок внучков сотым пересказом своих рыцарских похождений. Но ты, — несмотря на туманящий рассудок алкоголь, Коннор испытывает неприятное ощущение, будто даже в его глазах наемник уже видит ответы на все свои вопросы, по крупице извлекает самое сокровенное, — ты на него совсем не похож. Ты практичен и хорошо понимаешь, как устроен мир — настоящий мир, а не фантазия. У тебя нет глупых иллюзий о мнимой чести, ты знаешь, что нужно для выживания. Ты — тот, кто не побоялся сбежать из Ордена, хоть мы оба и знаем, что дезертиров они ищут пуще абаддонов — потому что их больше, чем боеспособных кассаторов. И больше того, ты украл стрелу. Учитывая все это, а так же город, куда тебя занесло первым делом, у меня есть лишь одно предположение, — он вместе с ящиком придвигается чуть ближе, а голос его становится еще тише. — Я живу в Гренне уже восемнадцать лет и отлично знаю, что, помимо рабов, она может похвастать разве что самым
