Оруэлл: Новая жизнь - Дэвид Дж Тейлор
Важность этого письма невозможно переоценить, поскольку оно представляет собой сравнительно необычное зрелище: Оруэлл излагает историю своей жизни на собственных условиях, выделяет в ней ключевые эпизоды и решает, что он считает важным. Много внимания уделяется наследию. Его отец был индийским государственным служащим, пишет он, а мать происходила из англо-индийской семьи "со связями, особенно в Бирме". Хотя его собственная ранняя карьера также привела его в Бирму, "работа была совершенно неподходящей для меня, и я уволился, вернувшись домой в отпуск в 1927 году". Решив, что он хочет стать писателем, он прожил два года в Париже на свои сбережения. Вернувшись в Англию, он выполнял "ряд низкооплачиваемых работ, обычно в качестве учителя, с перерывами на безработицу и ужасную нищету". Желая обсудить связь между своими книгами и жизнью, которую он вел, Оруэлл добровольно сообщает, что "почти все происшествия", описанные в "Down and Out in Paris and London" (1933), "произошли на самом деле, но в разное время". С другой стороны, хотя он признает, что работал в книжном магазине в 1934-1935 годах и использовал свой опыт в качестве фона для "Полета аспидистры", "в целом мои книги были менее автобиографичны, чем предполагают люди". Между тем, "Аспидистра" - "одна из нескольких книг, которые меня не волнуют и которые я подавил".
Рассказав о своих ранних приключениях в мире книг, Оруэлл затем предлагает длинный и увлекательный параграф о развитии своих политических убеждений. Хотя он "лишь периодически интересовался этой темой примерно до 1935 года... думаю, я могу сказать, что всегда был более или менее "левым"". Впоследствии, в романе "Дорога на Уиган Пирс" (1937), "я впервые попытался изложить свои идеи":
Я чувствовал, как чувствую и сейчас, что во всей концепции социализма есть огромные недостатки, и я все еще задавался вопросом, есть ли другой выход. После того, как я достаточно хорошо рассмотрел британский индустриализм в его худшем проявлении, то есть в шахтерских районах, я пришел к выводу, что это долг - работать на социализм, даже если человек не испытывает к нему эмоциональной тяги, потому что продолжение нынешних условий просто нетерпимо, и никакое решение, кроме коллективизма, не является жизнеспособным, потому что именно этого хочет масса людей.
К этому времени, объясняет Оруэлл, он также заразился ужасом перед тоталитаризмом ("который, правда, уже был у меня в виде враждебности к католической церкви"). Воюя в Испании на стороне республиканцев, он имел "несчастье быть замешанным во внутренней борьбе на стороне правительства, что оставило во мне убеждение, что между коммунизмом и фашизмом выбирать особо не приходится, хотя по разным причинам я бы выбрал коммунизм, если бы не было другого выбора". Что касается его дальнейшей политической жизни, то "я был смутно связан с троцкистами и анархистами, и более тесно с левым крылом Лейбористской партии". Прежде всего, ему нужно пространство для маневра. Хотя он тесно связан с левым еженедельником Tribune, "я никогда не принадлежал к политической партии, и я считаю, что даже в политическом плане я более ценен, если я пишу то, что считаю правдой, и отказываюсь придерживаться партийной линии". Здесь летом 1947 года он усердно работает над романом, который надеется закончить к весне 1948 года. В этом году я собираюсь провести зиму в Юре, отчасти потому, что в Лондоне у меня никогда не получается постоянная работа, отчасти потому, что здесь будет немного легче согреться".
Надеюсь, эти заметки будут полезны", - подписал Оруэлл, и тут возникает вопрос: кому или для чего? Безусловно, эта апология жизни намного превосходит любые цели, которые Усборн мог бы преследовать. Возникает подозрение, что аудитория, на которую она непосредственно направлена, - это человек, который ее написал, что Оруэлл использует письмо от человека, которого он никогда не видел, как предлог для утверждения некоторых вещей, в которые он сам глубоко верит. Между тем, даже самый беглый знаток творчества Оруэлла заметит, что оно содержит ряд утверждений о его жизни, его отношении к политике, его взаимодействии с левыми и его ужасе перед тоталитаризмом. Правдивы ли они? Или они просто в той или иной степени соответствуют мнению Оруэлла об Оруэлле? Маггеридж, садясь изучать ворох газетных некрологов на сайте через несколько дней после преждевременной смерти своего друга, думал, что видит в них "как создается легенда о человеке". Оруэлл, кажется, справедливо утверждает, что большую часть этой легенды он создал сам. И поэтому, помимо того, что это биография, то, что следует далее, в конечном счете, является исследованием личного мифа Оруэлла, того, что можно назвать разницей между тем, каким человеком он был, и тем, каким он себя представлял.
Глава 2. Дела семейные
В Англии жизнь сдержанна и осторожна. Все регулируется семейными узами, социальным статусом и сложностью заработка.
Время и прилив, 23 мая 1936 года
У него была необычная наследственность, и уже с малых лет он проявлял признаки тех качеств, которые сделали его тем человеком, которым он стал.
Энтони Пауэлл, различные вердикты (1990)
Семьи в романах Оруэлла пользуются дурной славой. Почти без исключения они, как правило, неблагополучны, клаустрофобны и робки. В них редко бывает жизнь, а детям, которых они отправляют в мир, почти гарантирован плохой прием со стороны людей, которых они встречают на своем пути. Дороти Хэйр в романе "Дочь священника" (1935 г.) - единственный ребенок, брошенный в монастыре в Саффолке, где она вкалывает на своего требовательного пожилого отца. Клан Комстоков в романе Keep the Aspidistra Flying (1936) - "своеобразная скучная, дряхлая, мертво-живая, неэффективная
